Таверна "Перекрёсток" (СИ) - Сойтту Анна. Страница 8

Тогда из-за проклятых аммилисы оказались народом на грани исчезновения. Загнанные в угол, разбросанные по всему миру до самых его краёв. Почти утратившие своё наследие и традиции, забывшие о церемониях на грани выживания, теперь они по крупицам восстанавливали всё то, что знали их предки, рьяно охраняя свои знания. Если бы не их плодовитость, когда в одной семье за раз могло родиться сразу трое щенят, так они называли своих детей, сейчас аммилис встретить было бы невозможно. Слишком добрые и доверчивые тогда, такими же они остались и сейчас.

Амрэль видел душу старика-огра по его мудрым глазам и с лёгкостью оставил их наедине, но держался неподалёку на случай, если ошибся. А заслышав их разговор, не удержался от того, чтобы подойти поближе. Сбежать из-под венца в чужие земли! Если то, что он знал об этом народе правда, побег ей не простят и она навсегда останется безродной.

Глядя на спящую Ветту, Амрэль словно впервые видел её. Такую обычную и по-домашнему уютную представительницу таинственного народа. Может, и нет в них никакого секрета? Просто хотят, чтобы их не тревожили…

Сняв закипевшие второй раз в сладкой патоке шишки с очага, мастер животных поставил их на стол, сверился со звёздами о времени и осторожно отнёс так и не проснувшуюся аммилису в её постель. Подушки и одеяла он разнёс по комнатам пока стая Аки деловито сновала из кухни к воде, чтобы вымыть шишки: им неожиданно понравилось это действие, играючи, ночные странники носились туда-сюда то наперегонки, то вынуждая Ветту быть судьёй, выбирая, кто пролетел красивее всех, то разбрызгивая водяные капли на дальность. Даже суровые летучие мыши неожиданно прониклись юной лирой, будто знали её всю жизнь, хотя у Амрэля ушёл не один месяц, чтобы заручиться их дружбой.

— Наверное, таверна «Перекрёсток» ждала именно тебя с момента её закладки, только такая душа может удержать мир и преувеличить его, — поправив одеяло на спящей, эльф вернулся к варенью: инструкции были простыми и очень полными, лира не стремилась единолично владеть удивительным рецептом.

Спасённой на тракте человеческой девушке утром стало лучше. Она уже не кашляла так надрывно, разметавшись в забытьи. Укутанная в плед и тёплое одеяло, Эймера лежала на кровати с трудом силясь открыть глаза, в них словно насыпали песка, а голова раскалывалась от боли до тех пор, пока снова не зазвучало странное пение, которое она слышала сквозь лихорадку. Словно она очутилась дома, а тёплые материнские руки баюкают её больную и дарят исцеление. С каждым пропетым словом становилось легче дышать, хотелось жить, устремившись к радости и счастью, но у сироты Эймеры давно не было этих желаний. Поэтому она всё трепетнее вслушивалась в напев, уже различая, что звонкий, будто хрустальный голос, с низкими нотками, принадлежит мужчине.

Постепенно воспоминания возвращались к ней: болото, в которое она провалилась, пытаясь добыть осот; огр, спасший её и доставивший в тепло и уют; удивительная аммилиса, такая светлая и серебристая, словно заблудившийся в тёмной воде солнечный луч; и эльфы… Мечта её детства — взглянуть хоть одним глазком. Гибкие, темноволосые, с мудрыми, но смеющимися глазами, особенно красив был тот, что помоложе.

С трудом открыв глаза, Эймера снова увидела его: тёмный, как штормовое море, синий взгляд, светлая, словно фарфоровая, кожа и лёгкая улыбка, затерявшаяся в уголках губ.

— Теперь ты пойдёшь на поправку, — прошептал лесной эльф, убирая с лица Эймеры непослушную прядку.

Глава 11. До края мира и обратно

Лира Ветта Норе будто растворилась в воздухе, исчезнув в неизвестном направлении и не оставив ни следа, ни намёка, где её искать. Кейден искал ту, что была его наречённой, бросив все свои дела и заботы, оставив одну цель. Иногда он казался себе одержимым. В моменты, когда мерещилось, что вот рядом мелькнул серебристый мех её хвоста или такого же цвета волосы, он замирал: на портрете в медальоне пряди спускались до самой талии, прикрывая грудь, она мило улыбалась, широко распахнув глаза. Но то были лишь солнечные лучи, заблудившиеся в листве, или отблеск речных вод на прибрежных камнях. А Ветты не было.

Чем дальше он удалялся от норных жилищ, тем гостеприимней становились встречные. Слишком редко в дальних землях видели аммилис, все спешили хоть глазком взглянуть на лира Кейдена Села, ему давали лучшие комнаты на постоялых дворах, готовили отменные продукты для трапезы, развлекали занятнейшими историями пока он вкушал свои блюда. Но никто и не слышал о серебристой аммилисе по имени Ветта Норе.

Он петлял по тропинкам и трактам, спускался с холмов и поднимался в горы, переезжал реки по мостам и штурмовал туманные переправы, сменив не одного коня на постоялых дворах, своего решив оставить на ближайших к дому пастбищах — слишком непривычен был тот к пересечённой местности, в какую забросили его поиски.

В конце третьей седмицы Кейден Сел дошёл до края мира. Покрытый яркими цветами луг упирался в радужное сияние, освещающее небо сочными переливами оттенков и днём, и ночью. Лишь Великий Водопад пересекал эту черту, свергая свои воды вниз с натужным гулом и плеском, чтобы позже они, обогнув мир снизу, вернулись в него дождями или снегами.

По древним легендам Кейден знал, что творцы считали их мир незавершённым, бросив, когда созданные ими народы схватились друг с другом за клочки лучших земель. Лишь со временем мир успокоился, а народы не стали смешиваться, утвердившись каждый в своих землях. В небесах жили проклятые, но теперь там была лишь тень их былого величия, манившая запретной тайной и недостижимая — летать мог лишь забытый народ. В скалах после войны осели огры, вытесненные из более пригодных земель за ошибки своего прошлого, смирившиеся с этим, и спокойно осваивающие неуютные владения. Холмы стали приютом для аммилис — норные жилища торчали над ними причудливыми башенками своих дымоходов и сверкали цветной мозаикой окон. Леса облюбовали эльфы, мудрейший и старейший из народов, охраняя природу и собирая знания в удивительных местах, вместивших в себя огромное количество свитков с легендами и хрониками — они называли эти места «библиотеками». Кейден мечтал однажды там побывать, возможно, обнаружится что-то, стёртое из их памяти в дни забвения и смуты. А в степях жили люди, укрывшись за каменными стенами и железными воротами, всегда готовые защищаться, будто на их и без того краткую жизнь кто-то, кроме их же соплеменников, желал покуситься. В их городах чаще вспыхивали стычки между собой, или они провоцировали другие народы, умудряясь даже эльфов вывести из себя, но в открытые столкновения, которые могли привести к сражению, никогда не вступали, хоть на это им хватало мудрости.

И вот лир Кейден Сел стоит у самого края, вглядываясь в переливы цвета на тёмном звёздном небе, скрывающемся за пологом, который отделил их от покинувших своё создание творцов. Он не знал, что пригнало его сюда, просто думал, что, если Ветта хотела тишины и покоя, она могла бы добраться до самого края. Наверное, он даже желал обнаружить её здесь, одну, погружённую в покой и размышления. Но лира Ветта Норе оказалась более рисковой, чем он о ней думал — затерявшись, видимо, в более опасном месте, где-то на границе с людьми. Кейден гнал от себя эти мысли, в глубине души понимая, что только так она и могла поступить — это было в характере сбежавшей из дома аммилисы, рисковавшей всем, лишь бы избежать союза по расчёту, навязанного ей.

Спустя седмицу лир Сел покидал скалы, задержавшись лишь для смены коренастого некрупного коня — идеального для поездки по плато и горным тропам, — на более быстроходного рысака. Наблюдая, как взнуздывают длинноногую каурую лошадку, Кейден думал о том сколько времени потерял: нужно было сразу думать о том, что Ветта не просто знатная аммилиса, но и выросшая с интересом к домовой челяди и их быту. Да, она не отправилась в города в поиски развлечений, но и на крае мира подобной лире делать нечего. А он просто остолоп, раз не сразу это понял! Когда вернёт домой и завоюет её симпатию, то позволит ей жить собственными интересами и не будет давить, чтобы та стала примерной супругой сына влиятельного торговца. Эта жизнь не для её характера, а ломать свободолюбивую аммилису лир не желал.