Мама - это Ты (СИ) - "CtraNik". Страница 4
Во мне ж живого весу было почти под сотню кило. А тут, если верить собственным глазам, от силы сорок, если наберётся. Ручонки тонюсенькие, ладошки маленькие, пальцы длинные и… тоже не мужские. Кожа, во всяком случае там, где успел разглядеть, почти прозрачная. Венки насквозь светятся. Мало того, что баба, так ещё и дистрофичка! Тогда-то я и начал вспоминать тот диалог, который спервоначала, после того как пришёл в себя, посчитал за бред воображения.
А это был, оказывается, далеко не бред. Похоже, я действительно умер. ТАМ умер. Потом попал куда-то, чему названия нет. Чистилище? Преддверие? Междумирье? Хрен знает, в общем. Но там мне является некто, заявляющий, что требуется моя помощь и, по сути, вынуждает сделать выбор в пользу своего предложения. А что оставалось делать? Остаться во мраке навечно, даже в том очень странном состоянии, меня не прельщало. Плюс, разговор шёл не о ком-нибудь, а о Валентине и дочери. И пусть они не мои… Однако же, люди и им нужна помощь. А кроме того, тот хмырь непонятный, даже до просьбы снизошёл. Хоть и завуалировано, но просил. Видимо, действительно, припекло. В общем-то, наверное, именно потому, согласие своё всё-таки дал. А едва получив его, этот змей подколодный, пуляет мной…
Далее странности. То ли он промахнулся, попав не в того, то ли заранее так планировал и тогда, его заявление на прощание о том, что, мол, мне ПОНРАВИТСЯ, выглядит, как неприкрытая насмешка. Глумился? А кто его знает? Открутить бы шутнику голову за это, так я даже не в курсе, есть ли она у него.
В общем, после осознания абсурдной действительности, я впал в оцепенение. Моё состояние снова напоминало время, проведённое во мраке. Мне ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни мыслить, ни жить. НИ-ЧЕ-ГО! А какой смысл? Он говорил, что моей дочери в этой реальности требуется помощь и на вопрос, есть ли тут Валентина, ответил однозначно утвердительно. И именно это пробило скорлупу безразличия на свою судьбу. Предложи он что-то иное и угроза остаться во мраке, уже б не возымела действия. Я и так почти что им стал. Мраком, в смысле. Но теперь выходит, что выбор был сделан зря? Ведь, в нынешнем виде, моя жена Валентина и дочь Анастасия, для меня, что есть, что нет, суть, одно и тоже.
Пусть это другие люди, живущие в иной реальности, но, как я догадался, точные копии моих. А теперь, если я заявлюсь к жене в этом вот… И скажу, что я тот самый Сашка, её муж, она спустит с лестницы и будет права. Сам бы, скорее всего, так поступил. Кто поверит? Хорошо, если только с лестницы спустит. А то ведь вызовет компетентные органы и прощай, свобода, здравствуй, психушка, со всеми своими Наполеонами и прочими Бонапартами. А если ещё подумать, то получается, что дело даже не в бабьем обличье, коим меня наградил тот псих. Она в любом случае меня пошлёт, ибо, однажды умершие, обратно не возвращаются. На что я, вообще, надеялся? Зачем пошёл на поводу?
В таком оцепенении я провалялся долго. Потом выяснилось, что две недели. Ко мне ходили какие-то люди, задавали какие-то вопросы. Я безразлично, вроде бы, даже отвечал, а чаще просто молчал. Какие вопросы были? Да я особо и не помню. Не слушал, ведь. Если уж сильно начинали донимать, спрашивая слышу ли я, отвечал утвердительно чтобы отстали и снова уходил в себя. Сказал бы, что уходил в свои мысли, так и мыслей особых не было. Было только осознание того, что ВСЁ! Я, действительно, умер. И если б не Марина, это, как выяснилось, подруга той девушки, чьё место под солнцем я занял, так бы и утух. Жить не хотелось ни грамма. Уж лучше вечное НИЧТО, чем такая жизнь.
Но эта Марина, упорно продолжала приходить и разговаривать со мной. Правда, при этом она думала, что говорит со своей подругой, но суть дела-то не меняет. Именно она, заставила вспомнить, кто я есть и кем был раньше. А также, что слишком заигрался в нытьё, жалеючи себя на все лады. Плохо? Допустим. Вот только, кого это интересует и как, конкретно меня, оправдывает? Если бы, при той жизни, кто-то сказал, что моей дочери нужна помощь… Да, будучи даже безногим, побежал бы! На руках, а не будь и их, катился бы! Так, чего ж теперь разнюнился? Тут не моя дочь? А как определил, что не моя? Я ж её даже не видел. Тот «товарищ» сверху, говорил о другой реальности. Может, это, что-то типа, параллельного мира? Если догадка верна, то тут должен быть мой двойник. А если его теперь нет и именно поэтому двойнику дочери нужна помощь? Так, кто я такой, чтобы отказать в этом?
Извиняет меня лишь то, что я был напуган. Я не знал, что делать и с чего начать. Я не женщина, какой бы женской на сегодняшний день, моя тушка не являлась. Я не умею быть женщиной и не хочу. Однако же, нельзя, будучи бабой, выглядеть, как мужик. Могут возникнуть коммуникативные трудности. А мне, чтобы выполнить свою задачу, придётся взаимодействовать с людьми. Отсюда делаем вывод, что придётся играть роль. То есть, по сути, научиться быть женщиной. Не во всём, понятное дело. А хотя бы, с виду. Продолжая осознавать себя мужчиной, мне придётся избегать мужского внимания и это понятно. А женское… А женское мне не грозит… Надеюсь. Не грозит, потому что, слава Богу, лесбиянки в России (а судя по тому, что вокруг говорят именно по-русски, мы в ней и находимся) не шастают толпами и их ещё надо постараться найти. Во всяком случае, надеюсь на это. Потому что, я по натуре натурал и однополые связи, меня не интересуют. Впрочем, о каких связях речь? Не про то думаю. В этом мире я по делу. Мне семью не заводить.
Но главная проблема даже не в нынешней половой принадлежности… Вернее, именно в ней, но кроме того, в дополнение к этому, мне досталось вот это некондиционное недоразумение. Хорошо, хоть, урод тот время не лимитировал. То есть, прямо на больничной каталке мне не нужно нестись, сломя голову, на выручку, отталкиваясь от пола костылём. Тем более, что и костыля, собственно, нет, да и сил его в руках держать тоже. Значит, у меня есть время на восстановление и подготовку. Хорошо, хоть Марину продолжают пускать ко мне. А то бы совсем свихнулся от тоски. В общем, когда смог начать разговаривать, начал осторожно расспрашивать девушку о себе. Ну, нужно же было узнать о той, кем мне теперь предстоит быть. Вернее, играть роль. Как бы не хотелось это делать, но тут уж, как говорится, «нравится, не нравится, ложись, моя красавица». Хм… Кто там сказал про «весь мир театр»? Шекспир? Так и есть! И я в нём теперь актёр или даже «прима-балерина», блин!
Ну, да ладно, это всё лирика, а мне нужно возвращаться в реальность. Итак, кем бы не была эта девчонка, чьё тело мне досталось по наследству, никогда им толком не занималась. Кожа дряблая, мышц всё равно что нет, внешность… Внешность пока не видел. Ну, кроме некоторых явных подробностей, связанных с первичными половыми признаками, которые не заметил бы только слепой. В остальном же, по стечению обстоятельств, девушка являлась моей полной тёзкой. То есть, её звали, и это подтверждают данные паспорта, Александрой, по батюшке Владимировной и фамилия ей – Лебедева. Один в один как у меня, разве только, в женском варианте. Отсюда следует, что попадание конкретно в этот носитель, далеко не случайно. Продолжаю расспросы. От звучания собственного голоса в дрожь бросает. Всё время хочется прокашляться, чтобы вернуть ему былую силу. Ну, ей Богу, ничего другого не нашлось? Что за детский сад? Вроде, не девушка двадцати семи лет от роду, а семилетняя пигалица блеет.
В общем, выясняется, что Саня была сиротой и воспитывалась в детском доме. Какой-либо родни, никогда не объявлялось. От государства, по закону, досталась комната в коммуналке. Это уже неплохо. Какой-никакой актив на старте. Вот только, проживает она в городе N-ске, что находится в километрах пятистах от того места, где жил я сам и куда мне теперь надо как-то попасть, ибо местный аналог моей семьи, должен проживать там же. Кроме того, не стыковка по времени произошла. Во-первых, на дворе ныне две тысячи третий год, а не восемнадцатый, как было в моей реальности, на момент аварии. Это значит, что Валентине, если она тут и вправду живёт, сейчас тридцать пять лет. А этому телу, двадцать семь. Восемь лет разницы. Не хило так омолодился! А если считать от реального возраста в момент аварии, то аж двадцать три года с гаком небольшим сбросил. Выходит, дочери сейчас одиннадцать лет. Ибо было двадцать шесть. Сейчас я, если сравнивать с дочерью, что осталась в родной реальности, почти что ровесник ей. Блин, могли бы стать подружками, мать его! Ну, в смысле, мать того, кто учудил этот водевиль с масками… Однако, чудны дела твои… Да, пошёл ты, сволочь! Это ж надо было так надругаться…