Один в поле (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 42

После довольно продолжительных целенаправленных поисков, мне все-таки удалось обнаружить приличную россыпь алмазов. Ни за что бы не обратил внимание на невзрачные с виду поблескивающие в солнечном свете камушки, если бы не подсказка нейросети. Поднял кристаллик, провел экспресс анализ. Результат дал вполне однозначный результат — этот минерал, кубическая аллотропная форма углерода.

Набрал несколько горстей стекляшек покрупнее без внутренних и внешних изъянов. При этом не испытал ни малейшего пиетета. Знамо дело, природный алмаз и ограненный бриллиант — две абсолютно разные вещи. Все равно, как-то это неправильно, даже в душе ничуть не ёкнуло, из-за того, что по меркам родной планеты держу в руках огромное состояние, да еще в котомке всякого разного не на один миллион соларов. Не отрицаю, что при других обстоятельствах, возможно и сплясал бы нечто зажигательное от радости, но сейчас тупо пялюсь на камни, ценность которых на этой планете крайне сомнительна, и всего лишь радуюсь, что озвученная Дедом геологическая гипотеза получила полное свое подтверждение. Теперь мне точно известно, что на здешнем Урале есть где-то кимберлитовые трубки, а это означает, возможность организовать промышленную добычу природных алмазов.

В очередной раз передо мной стал вопрос о безалаберности аборигенов, не пытающихся проникнуть в эти места. Как бы там ни было, но на Земле драгоценные камни даже в изолированных от основной цивилизации анклавах всегда были предметом повышенного интереса. А тут помимо камней есть многое из того, что должно заинтересовать местных обитателей. Впрочем, существует вероятность, что цивилизация Дальней пошла не по технологическому пути, а по какому-нибудь иному, и рудные месторождения аборигенам не интересны. Ладно руды, но драгоценные, полудрагоценные и поделочные камни всяко должны заинтересовать. Почему же здесь до сих пор нет народного столпотворения? М-да, загадка.

— Возможно, существует какой-то фактор, не позволяющий аборигенам начать активное заселение этого материка, — выдвинул предположение Дед.

Ха! Америку он открыл! Тут и ежу понятно, что не просто так данный континент не осваивается местными.

— Согласен, Дед, фактор несомненно существует, возможно, не один. Погибший Пепелац тому верное доказательство. Вряд ли орбитальная группировка является угрозой для местных — это, скорее, защита от стороннего проникновения на планету. Поскольку мы с тобой еще живы, значит, нам не стоит опасаться удара из космоса. Вполне вероятно, именно на этом материке присутствует еще что-то крайне опасное. И нам бы не проворонить момент, когда это «еще что-то» начнет убивать нас.

— Ну ты шутник, Лёд, — заливисто расхохотался Дед, — «мы живы» — это же надо так рассмешить. Ты, наверное, забыл, что твой любимый дедушка на данный момент существует лишь в форме энергоинформационной псевдоличности, и живым меня назвать можно лишь с великого бодуна.

— Ладно, Дед, давай без комплексов обойдемся. Сейчас ты для меня живее всех живых, как когда-то для тебя был тот мужик, что сотню лет пролежал в Мавзолее на Красной площади.

Неожиданно Дед затянул густым сочным басом:

— Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, в надежде и радости.

Ленин в твоей весне,

В каждом счастливом дне,

Ленин в тебе и во мне!

— Что это сейчас было? — Я недоуменно посмотрел на умолкшего старика. Бывало, мой опекун напевал при жизни, но обычно что-то невнятное себе под нос, изредка во хмелю с приятелями исполняли «Стеньки Разина челны», «Хасбулат удалой», «По диким степям Забайкалья», «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк», ну и еще что-то в том же духе.

— Не боись Внук, — усмехнулся тот, — у твоего дедушки крыша не поехала. Просто подобная хрень в свое время лилась из каждого утюга. Используя беззастенчиво имя Ленина и партийные лозунги, откровенные бездари-жополизы позиционировались как сливки творческой интеллигенции, забирались на вершину власти и оттуда всячески гнобили всё действительно талантливое. В результате, книжные магазины ломятся от литературы, а читать нечего, музыки полно, а слушали то, что всякими окольными путями привозилось из-за границы, одежды обуви пруд пруди, но носить западло даже в глухой деревне — буренки засмеют. А потом просрали великую страну… Ладно, не буду больше конопатить тебе мозги своими страданиями.

— Да ладно тебе Дед, стенать. Посмотри на американцев или европейцев. Эти до сих пор группы для заселения планет формируют на расовой и гендерной основе. Ну чтобы непременно присутствовали негры, азиаты, педерасты, транссексуалы и прочие половые перевертыши, и так далее в четко определенном процентном соотношении. Недаром многие белые европейцы нормальной половой ориентации все чаще и чаще бегут в Россию, чтобы отправиться на освоение экзопланет в приемлемой компании.

Вот такие разговоры с внедренной в мой мозг квазисущностью у нас возникали регулярно на самые различные темы. Можно подумать — пустой трёп, но для меня они были некоторой эмоциональной отдушиной и средством не впасть в паническое отчаяние от осознания полнейшей безнадеги, в которой оказался по воле обстоятельств.

В то, что мне удастся найти взаимопонимание с аборигенами, не очень верилось. Представьте в какой-нибудь земной городок заявится чудо-юдо невиданное. Представили? В лучшем случае его прогонят самыми отборными матюгами. В худшем — забьют до смерти камнями и палками. В еще более худшем — продадут в качестве домашней зверюшки какому-нибудь олигарху, чтобы тот во время пирушек демонстрировал диковинку гостям, или, что совсем плохо, передадут ученым на опыты.

Можно придумать еще кучу разнообразных вариантов развития моих будущих взаимоотношений с местным населением, но вероятность направить их во взаимовыгодное русло зависит целиком и полностью от степени нашего внешнего сходства. Мысль, что я смогу затеряться в толпе аборигенов, даже в голову не приходит. Так что участь забавного чудища заморского мне будет обеспечена уж точно. Это на Земле человек — царь природы, вершина процесса эволюционного развития. Здесь иной царь, поскольку, при всей сходности местных биологических видов с земными, разумное существо вряд ли похоже на человека, ну если только весьма и весьма отдаленно.

«Ну, все, Лёд, хватит страдать, — приказал сам себе, — проблемы будем решать по мере их поступления. Пока не добрался до цивилизованных мест и не вступил в контакт с разумными хозяевами планеты, решать особо и нечего».

Однажды я остановился на ночлег на поросшим невысокими деревцами и колючим кустарником берегу небольшой речушки с относительно спокойным течением у подножия крутой скальной стены.

Судя по карте мое путешествие по Уралу должно было закончиться где-то через неделю-две. Горы постепенно начали сглаживаться. Былого огромного количества рек, речек, речушек и ручьев здесь не наблюдалось. Явственно ощущалось влияние пустыни. Днем горячий воздух обжигал тело. Ночью было заметно прохладнее. Благодаря нанобиотам мой организм легко переносит и жару, и холод. Поэтому запасаться дополнительной одеждой, кроме имеющейся на мне кожаной юбки я не собирался. Как-нибудь пересеку пустыню и так.

Как обычно собрал кучу хвороста для костра, оборудовал спальное место и занялся приготовлением ужина. Когда содержимое кастрюли начало исходить источающим одуряющий аромат паром, решил искупаться перед приемом пищи. Подошел к берегу, выбрал место, где течение было относительно спокойным. Скинул юбку, пояс с ножнами, положил рядом копье, с которым теперь не расстаюсь вообще. Хотел было прыгнуть в воду, но тут буквально взвыло моё внутреннее ощущение опасности.

На этот раз чуйка отреагировала весьма остро. Мне хватило мгновения, чтобы оценить угрозу. На противоположном берегу реки стояла и смотрела на меня гигантская тварь, по внешнему виду из породы кошачьих. Красивый, грациозный зверь, превосходящий размерами даже Птицу Рух и лишь немного не дотягивавший до плезиозавра. Киска длиной пять метров без учета хвоста и высотой два с половиной метра. Шерсть темного дымчатого окраса. Два огромных клыка выступали из верхней челюсти сантиметров на сорок каждый. Так вот, это чудище расслабленно сидело на пятой точке и оценивающе рассматривало меня своими красновато-золотистыми в свете закатного солнца глазищами.