Мой чужой король (СИ) - Вознесенская Дарья. Страница 53

Злится. Пусть злится — злость есть порождение жизни.

— Они бы выстрелили мне в спину, если бы хотели убить. На стене со мной ничего не случится, так что хватит спорить. И отзовите этих несчастных созданий, что взяли в свои руки луки и мечи — впервые в жизни ведь, да? Они бесполезны. И, даже переодевшись в доспехи, не имеют устрашающий вид.

Я поднимаюсь на стену одна.

Щербатая каменная лестница то и дело осыпается под моими ногами, но я не смотрю под ноги — только вперед.

Выдыхаю.

Это даже красиво… Закат, скорая смерть и несколько темных всадников на фоне багрового неба. И почему я никогда не смотрела на закаты?

В них жизни не меньше, чем в рассветах.

— Я жду от тебя приятных мне вестей, Эсме, — кричит мой брат снизу.

Надо отдать ему должное — с непокрытой головой. Сидит на коне. И воины без щитов и вскинутых луков. Убить их сейчас — не по воле богов. Но не это меня останавливает…

С Оддом у меня есть маленький, но шанс договориться.

Со сбившейся в темную тучу озлобленной толпой там, позади — нет.

— Мне нечем тебя порадовать. Никто не будет ждать тебя с распростертыми объятиями.

Я допускаю в голосе сожаление, а сама думаю.

Думаю на протяжении всего этого дня… но именно сейчас начинает вырисовываться что-то совершенно безумное. Идея, которая способна воплотиться разве что с помощью колдовста…

Но я колдунья или нет?

— Не впустят в свой дом? — рычит Одд.

Ни в дом, ни в свои тела, ни в свои души, братец.

Да, я не задала им ни одного вопроса. И вовсе не потому, что была уверена — так и ответят гордо. Не бывать ногам врагов в их крепости с их разрешения. Кто ответит?

Малые дети, цепляющиеся за юбки матерей?

Изможденные женщины?

Воины без сил и крови?

Но я знала точно — как только долинные попадут в крепость как победители, даже благородные превратятся в чудовищ. Такова уж человеческая натура. У меня только один шанс спасти жизни…

Вывести их прочь.

— Не впустят, — говорю звонко, — но они готовы оставить его добровольно.

— Трусы!

— Я говорю про женщин и детей, Одд, — с каждым мгновением моя мысль обретает все больше жизни, — Про тех невинных, ради кого я рискую собственной головой. Позволь уйти отсюда женщинам и детям…

— Они не хотят видеть смерть своих мужей? — хохочет братец.

Знал бы ты Одд… знал бы, сколько “мужей” здесь осталось…

— Они хотят жить, — говорю просто и хрипло от нахлынувших чувств, — Мы выйдем на рассвете… и ты пропустишь. А дальше поступай по своему разумению. Но наша дорога будет длинная и ненастная… позволь хоть что-то взять с собой нужное.

— Ты будто не дочь короля, а дочь торговца. Ой, да пусть берут что захотят, — машет рукой, неожиданно развеселившись, Одд, — Это будет даже любопытно — посмотреть на северянок в каменьях. Я-то знаю, чем всё закончится… Вы, бабы, и дня не сможете прожить без мужской защиты. И сами попроситесь в услужение моим самым последним воинам. О да… — хохочет еще громче, уже предвкушая унижение каждой из жен ярлов, — Но не вздумайте обмануть. Переодеть кого или повозки взять… только то, что в руках вынесут.

— Твое благородство подобно богам, — говорю пресекшимся на середине фразы голосом.

— До рассвета, Рассветная, — в его голосе и торжество, и улыбка.

Я не улыбаюсь, когда спускаюсь во двор.

Я только собираю всех, кто способен мыслить, и даю четкие указания. Не имеющие двойного толкования… Женщины напуганы. Мужчины — из тех, кто еще способен слышать и воспринимать — хмурятся. Дети не понимают ничего.

На нескольких лицах я вижу надежду, на чьих-то — негодование. Пусть…

И даже глупость одной из богатых торговок, которая заявляет, что ей не по нраву будет взять на себя простого и давно немытого слугу, встречаю лишь взглядом. Но таким, что она замолкает и делает шаг назад.

Я же вернулась к Ворону…

К рассвету Эгилю становится хуже.

Я отдала ему всё — все свои знания, мысли, и тепло тела. Но этого оказалось недостаточно. Он продолжал уходить.

Для меня каждый его вдох становился лучом солнца, что никак не могло пробиться сквозь закрытые ставни. Для него — болезненным напоминанием, что ослабевшее тело вынуждено тяготиться своим присутствием на Земле.

Те, кому многое дано, всегда теряют больше других.

Напитанный чужой силой, колдовской мощью, что корнями вросла в его тело и сердце, превратила кровь в ледяной горный ручей, пальцы — в перья, а мысли — в кристаллы памяти совсем других существ, он годами менялся. И изменился так, что, потеряв связь с иными, исчез больше чем наполовину.

Он бы выпростал свои собственные крылья, будь у него время.

Не успел.

И почти не успела я.

Но до самого последнего вдоха — и своего, и его — я собираюсь быть с ним и держать его рядом. Не смиряться, пусть боги и зовут его пировать. Пусть это против природы… Но то на Юге и в долинах принимали злую составляющую природы и судьбы как должное, оставляли за ней право делать то, что ей угодно — ведь она мудрая.

А я … похоже, дух Севера окончательно поселился в моем сердце.

И я видела теперь естественность и судьбу лишь как столб мудрости, залепленный грязью злых проявлений. А разве не следует нам добраться до основы, очистив грязь? И разве не сам Тор указал нам путь, первым бросаясь на борьбу с великанами — воплощениями злых сил этой природы?

Вот и я борюсь. За еще один его вдох… И еще одно мгновение нашей жизни, которую я держу в своих ослабевших пальцах…

Рассвет я почувствовала до того, как в дверь тихонько постучали.

Переоделась в подготовленное для меня платье и накидку, навесила на шею и голову тяжелые украшения. Мне было неведомо, кому они принадлежат… мне не было до этого дела. Я наряжалась не для того, чтобы быть красивой — или вправду вынести на шее сокровищницу Торгара, удавкой обвивающую мою шею.

Но Одд ценит внешнее. А боги… всегда любили представления, обставленные как можно более богато. И если это всё даст на одно мгновение больше, еще одну сребрушку, перетягивающую меру весов в мою пользу — оно того стоит.

— Помогите нам, асы, — шепчу едва ли не в бреду, — и ты, Один, великий мудрец, колдун и воин, чьи пиры мечтает посетить каждый. И ты, Фригг, жена его, что покровительствует нам, людям. И хитрый Локи, и защитник Тор. Дай мне ярости, Моди, дай мне мощи, Магни. И дай мне, Видар, поддержки — той самой, что ты оказывал Ворону, просящему твоего покровительства. Убереги нас, Хлин, от опасности, и помоги мне, Снотра, сдержанностью, ибо видите вы — я едва не полыхаю. И встань под мои знамена, Фрейя, хоть на одно сегодняшнее утро встань — потому что если ты не поможешь, с Севера уйдет любовь…

Ворона помогли вынести и положили на ворох почти истлевшего сена.

А я оглядела живых в серых рассветных сумерках. Сколько их здесь? Даже сотни нет вместе с детьми. Наряженные в самые лучшие и теплые наряды. И мужчины в повязках, кто-то, как и Ворон, в беспамятстве.

Только несколько воинов на своих ногах в отдалении. Не далеко — просто отдельно от нас всех. В том числе ярл Клепп.

Я хмурюсь и смотрю на них вопросительно, уже понимая его упорство и задумку, что откликаются во мне лишь раздражением. Не уважением, увы. Ведь ясно дала понять…

Он ловит мой взгляд и вздергивает подбородок. На меч руку укладывает и смотрит и с укоризной, и с вызовом одновременно.

— Меня не понесут!

И решительные кивки стоящих рядом… Кого? Мальчишек! На которых тоскливо смотрят их матери.

— На всех одно указание, — стараюсь говорить спокойно.

Но Клепп перебивает:

— Я не собираюсь туда выходить. Сдаться? Лучше сдохнуть. Я не истекаю кровью, у меня не отнялись ноги и…

Он не договаривает.

Не знаю, действовала ли я когда-нибудь так быстро?

Но, помогите мне боги и все мои матери-колдуньи, я не собиралась кого-то уговаривать. И тратить на это время — оно и так по капле вытекает из каждого из нас вместе с жизнями.