Мой чужой король (СИ) - Вознесенская Дарья. Страница 9

Хозяйка самого крупного дома не отказалась от таких постояльцев, уж тем более мы платили серебром.

В деревушке все выглядело мирно. На самом деле, какие бы ни бушевали войны и сколько бы ни творилось непотребств, простых людей, способных обеспечить любое воинство едой, питьем и теплыми домами, старались не трогать. Сжигать деревянные поселения, а вместе с ними и скот, и зерно, насиловать скотниц и крестьянок, которые смогут потом позаботиться о твоем пропитании могли только гнусы. И пусть именно так и говорили о короле-вороне, этих он не тронул.

Верный своей роли, ярл Торрад «приткнул» меня в углу комнаты, приказав усесться на грязные тряпки. Я там и села, вытянув ноги и закрыв глаза. Было уже совсем поздно и черным-черно на улице, но, несмотря на усталость, сразу заснуть не удалось. В голову полезли воспоминания об одном из последних разговоров с Нья.

Она совсем сдала к тому времени и большую часть дня проводила в своей комнатке, так что мы мало виделись. Но каждый вечер я приходила к ней, садилась на лежанку, и пока Нья расчесывала мои длинные волосы и заплетала косу, рассказывала, что видела сегодня и о чем думала.

Мне было десять наверное, когда я поделилась восторгами по поводу брачного обряда и тут же — печалью, что совсем не уверена, что у меня в жизни все будет так же искренне.

— Отец не единожды говорил, что выберет мне и сестрам мужей сам, да так, чтобы мы принесли пользу, а не только приплод. А вдруг он выдаст меня старому Грюну? У него кривые зубы и пальцы, он когда смотрит на меня — ужас охватывает. Или вообще отправит в дальние земли, и мне нельзя будет ни вернуться, ни пожаловаться на дурное обращение? Видела бы ты сегодня жениха с невестой…они с такой любовью и радостью друг на друга смотрели.

Нья посмеялась тихонько. А потом шепнула:

— Если ты проявишь себя столь же безмозглой, что и сестры, останется лишь за тебя выбор сделать. Но ты другая, моя Эсме. Ты из тех, кто сам принимает решение и творит собственную судьбу. Будь всегда тверда в своих словах и поступках — и тогда никто, даже король, не посмеет тебя заставить. Я вижу… я вижу, что у тебя собственный путь. И на нем все станет именно так, как ты захочешь…

Захочу?

Собственный путь, приведший меня в эту дождливую ночь в капкан, который я сама и создала. Путь, в котором у меня нет ни доброго жениха, ни семьи, ни любви.

На меня накатила волна опустошенности и смятения, но я выдохнула эту боль прочь. И крепко зажмурилась, чтобы не пролилась ни одна слезинка…

И сама не заметила, как уснула.

А проснулась от громких возгласов и хлопающих дверей.

— Эй, торговцы! Выходите! Давненько мы никого не встречали с хорошим товаром…

Я даже не дернулась, а вот Торрад и его воины, которые спрятали подальше и оружие, и ненависть, кряхтя и притворяясь вышли в соседнюю дверь и повели там свой, степенный разговор, рассказывая и о товаре, и о «новостях с юга».

Вскоре в комнатку заглянул один из воронья.

Я постаралась не проявлять излишнего любопытства, но не глянуть не могла.

Воин с севера не был бледнолиц, вопреки ожиданиям — наверное потому, что немало лунных месяцев провел за Перевалом, — да и его косы были столь же длинны, что у наших, а шкуры и перевязи, накинутые поверх грубой кольчуги, выглядели столь же грязными и мокрыми, что и у любого в походе.

Пожалуй единственным отличием была незнакомая вязь татуировки, начинающаяся от выбритой макушки и уходящая в ворот — острые узоры, похожие на переплетенные молнии, и означали они то, что мне было неведомо.

Я понимала, что, если рассудить отстраненно, он ничем не был хуже или лучше тех, кого я знала. В нашем мире завоеватели оказывались завоеванными с той же легкостью, что и мертвыми, господа могли превратиться в рабов, а самые забитые слуги — в героев. И ты никогда не знал, окажешься ли по сторону победы или поражения. И сражаться за свою честь и за то, во что веришь, так и оставалось единственной возможностью пировать среди асов после смерти, единственным способом не плеваться от самого себя.

А значит, сколь нормальным не выглядел бы воин, он оставался моим врагом, который пришел, чтобы уничтожить мой дом. И которому я не хотела этого позволять.

— А это что у вас? — сказал мужчина достаточно громко, чтобы привлечь внимание «торговцев».

— Хорошая девка, — нарочито нехотя ответил появившийся в дверях Торрад, — дальше везем.

Пригляд короля — ворона заинтересовался и сделал несколько шагов ко мне, а потом грубо взял за подбородок и поднял мое лицо.

— Ого…

— Не твой товар — не тебе трогать, — резко бросил ярл.

— Сколько хочешь за нее? — на лице черноволосого мелькнула явственная похоть.

— Сказал же, дальше везем, — Торрад подступился к воину, — заказана она нам, понятно? «Девственна, прекрасная и не из наших краев», как и потребовал король Скафти…

— Скафти? — рассмеялся подобно грому воин, — Ты и верно давно не был в этих местах, торговец. Уже три лунных месяца, как этого короля больше не существует.

Торрад сделал вид, что растерялся. Замахал руками, забормотал ругательства пополам со стенаниями о тяжкой судьбе торгового люда, а потом вздохнул.

— Новости доходят до нас с опозданием. Что ж, придется везти назад — я слишком ценю свой труд и время, чтобы отдать её абы кому.

— И мне не отдашь? — нахмурился воин и еще раз на меня посмотрел. А потом вдруг прищурился, — Красива и девственна… Что скажешь на счет моего короля, а, торговец? Он как раз и уничтожил того, кому рабыня предназначалась. Намотал кишки Скафти на меч и раздал куски воронью…

Я почувствовала тошноту.

Слышала об этом мерзком ритуале — издеваться над трупами своих достойных врагов — и каждый раз испытывала одно лишь отвращение. Бесчестно так с воинами поступать, даже если они против тебя бились.

Особенно, если бились против тебя…

А воин продолжил тем временем:

— Достойный подарок для короля Севера и всех земель. И его сделаю я!

Едва подавила злую усмешку. Всех земель? Да Ворон не только жесток и нечестен, но еще и пытается лететь вперед Фрейи. Не видать ему этих земель! А идиоту, что приведет убийцу к своему повелителю, не видать награды.

— Значит, королевский подарок… — огладил Торрад бороду, не скрывая удовлетворения. А от чего он его испытывал… не имело значения, — Что ж, пошли и цену обговорим. А ты, — обратился ко мне, — тряпье свое собери и будь готова выехать немедля.

Я кивнула с должным смирением.

ГЛАВА 10

Ехать с кем-то на одной лошади показалось мне странным действом.

Маленькой девочкой меня может и катали… но с тех пор, как мне исполнилось лет семь, появился собственный жеребец. Потому скакать, прижимаясь к чужому большому телу, оказалось одновременно и страшно, и неприятно, и… на удивление уютно. Воин согревал меня, как очаг, а его широкие плечи и грудь, к которой пришлось прислониться, чтобы не мешать, закрывали от ветра и дождя.

Ненадолго я даже притворилась, что мне и самой этого хочется. Оказаться почти в объятиях чуждого мужика.

Если до этого момента я обдумывала происходящее и, порой, отчаянно жалела себя, то сейчас все мысли улетучились, оставив лишь звенящую пустоту и готовность идти до конца, не взирая ни на что. Пути назад не было, и я была готова сыграть свою роль до конца, и это, неожиданно, успокоило.

Меня даже не вязали — толку-то бежать от конных. А может я достаточно хорошо притворялась покорной рабыней, чтобы не беспокоиться по поводу того, что могу натворить. Я не была уверена, как именно ведут себя рабыни — в нашей крепости их не держали, отец считал, что от вольных жителей больше толку — просто старалась выполнять быстро и четко все указания, а также молчать и прятать лицо и волосы под пологом. Меня беспокоило, что стекшая с волос краска или проблеск ненависти могут выдать меня раньше времени.

Сам путь до лагеря почти не запомнился, хоть ехали мы не быстро, стараясь не терять из виду телегу с продуктами. По картам я знала, где именно находится Сварра и какие пути идут оттуда, к тому же, мы с воинами четко обговорили, каким образом я попытаюсь уйти, когда убью короля.