Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 16

— В окно только. До дня рождения ни-ни, не хочу портить сюрприз…

Сказала я больше для отмазки, чтобы не вдаваться в подробности, почему меня не представили самому маленькому члену семьи. Валера, наверное, не хотел лишних косых взглядов со стороны слишком посвящённых в семейные будни, но все же посторонних людей.

— Правда же папина копия? И повадки все Валеркины. Не в мать!

Как хорошо брат с сестрой держат тайны. Даже природа им подыгрывает.

— Да, конечно. Удивительно. У Никиты же только папины глаза… — начала подыгрывать и я, нарочно забыв добавить про папин характер у старшего.

Вот два барана и сошлись на тонком мосточке. Но, думаю, это понимают тут и без меня.

— Ещё изменится. Валерка вон тоже на мать в детстве был похож, а теперь от отца, царство ему небесное, не отличишь.

— Отличишь, — играла я как по нотам.

— Ну тебе, видать, виднее, — ляпнула тетя Таня и спешно отошла к плите, на которой ничего не требовало ее внимания. — Иди за стол, — сказала, на секунду все же взглянув в мою сторону. — А то Валера собаку придушит. А я вам кофе сейчас сварю и принесу.

— Спасибо, — ответила я ровно, хотя настроение переместилось по шкале с плюс одного градуса на минус один.

Что я не то сказала? Пошла вон и даже там меня облаяли. Не признали при свете. Или наоборот в темноте с кем-то перепутали. Какая, впрочем, разница…

— Я к тете Тане зашла поздороваться, — как бы извинилась я, садясь на отодвинутый заранее стул.

Это не мое привычное место, а Валеркино. Он обычно сидел по правую руку от отца, а сейчас занимал его стул пусть за новым, но таким же длинным столом.

— Она мне тобой все уши прожужжала. Точнее вопросами о тебе, а мне и сказать в ответ нечего. Марьянка, наверное, злая была от недосыпа, вот и перевела на меня все стрелки.

— А я не люблю, когда меня за спиной обсуждают, — забрала я от него банку варенья. — Есть вопросы, я готова ответить честно, ничего не скрывая. У меня настолько все прозаично в жизни, что и скрывать нечего.

— Разве ж это плохо?

— В какой-то мере да… Все сразу думают, что я чего-то не договариваю. Моя мать, например. Впрочем, моя мать — это отдельная песня. Не для завтрака. Дать ей блин?

Это я смотрела на морду, лежащую у меня на коленях. Слюни из нее аж фонтаном били.

— Если тебе ее не жалко, давай. Пусть уж побыстрее сдохнет, а то что за жизнь в вечном обжорстве. Говорю ж, в этом доме не умеют любить. Здесь только калечат.

Я выдержала взгляд — очень долгий.

— Так подай пример. Никто не хочет быть первым. Плыть по течению легче и говорить, как все плохо и задолбало.

— А раздавать советы ещё проще, верно? Ну давайте, девушка, продолжайте! Вы же у нас дипломированный спец по детям. Ну, что я должен сделать, чтобы здесь все вдруг стали счастливыми? Я сделаю все, что ты скажешь. Хуже уже не будет, потому что хуже просто некуда!

Он бросил мне крышку от банки. Пришлось ее поймать и испачкаться. А потом, жалея салфетку, взять и облизать ладонь. Да прекратит он следить за каждым моим движением или нет?

— Я — продукт этой семьи, — щелкал он языком. — Ты требуешь от меня невозможного.

— Я ничего от тебя не требую. Пока во всяком случае. Я же твоих детей, можно сказать, в глаза не видела, как, впрочем, и сестру. Но знаешь, я устрою для Арсения сказочную эстафету. Ну, знаешь, что такое эстафета? Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас. Ну, посмотри на других родителей и стань лучше них…

Валера молчал, вынуждая меня распинаться, хотя мне, как и собаке, хотелось сожрать блин. Вот ни больше, ни меньше — блин, блинский. С вареньем. Клубничным. Домашним. И почему, спрашивается, в этой семье мне было хорошо, если у них все так плохо?

— Кстати, гости смогут припарковаться на улице? Мне будет нужна лужайка перед домом, потому что рядом с качелями и горками я могу хоть до посинения орать, дети сделают вид, что меня не существует. Победить качели — это высший пилотаж. Я этого пока не умею, но я стараюсь стать лучше. Чего и тебе желаю. Ну, можно будет убрать машины с глаз долой? Включая твой Мерс.

— Странные вопросы ты мне задаёшь, Александра, — соизволил открыть рот непутёвый заказчик. — Я понятия не имею, что за гостей вы ждёте. Марианна сказала что-то конкретное?

— Сказала, что пригласит соседей, — ответила я и на глазах возмущенной собаки отправила блин в рот не ей, а себе. За что тут же была оглушена лаем.

— Дай ей по морде! — проговорил Валера и съехал под стол, чтобы пнуть Баронессу.

Та недовольно вылезла из-под стола и уселась по другую сторону моего стула, подальше от воспитателя.

— Вот ведь зараза! — выпрямился на своем стуле ее хозяин. — Сколько жрать-то можно?

— Как ты с девушкой разговариваешь?

Это в столовой появилась тетя Таня с обещанным кофе на подносе. Валера даже вздрогнул и повернулся к вошедшей всем корпусом.

— Я с собакой вообще-то разговариваю.

— А я уж испугалась, что ты совсем башкой тронулся. Ты, Аля, осаживай его, а то он быстро борзеть начинает со слабым полом. И с детьми. Знает, что ему отпор не дадут. Вот сожрет тебя собака когда-нибудь, будешь знать, — говорила она уже ему в лицо. — Так бы тебе и дала… Скалкой!

Тетя Таня уже составила на стол чашки и теперь замахнулась на хозяина пустым подносом. Нам тоже с Марианной когда-то доставалось за таскание горячих пирожков. Сейчас же на столе стояла коробочка с логотипом моей любимой кондитерской. О ней мало кто знает — она находится в центре, но на маленькой улочке. Я нашла ее по рекомендации в сети. Надо же, у нас вкусы с Терёхиными сходятся. С Марианной, наверное… Вряд ли Валера сам заезжает за пирожными. Ещё был бы это мой любимый лимонный кекс… Но я сдержалась, не полезла открывать.

— Татьяна Васильевна, оставьте тарелки в покое и заберите лучше собаку. И дверь заодно закройте. Иначе мы никогда не позавтракаем и не уйдём. У нас пятнадцать минут до вылета осталось. Скворцова, ты меня слышала? Чтобы потом не говорили, что я ору.

— Хорошо, — сказала тетя Таня и за меня тоже, снова бросив в мою сторону странный взгляд, и ушла.

Я сразу потянулась к коробке и нашла в ней — о, да, небеса хоть в этом меня услышали! — пару кусочков лимонного кекса.

— Мой любимый! — выдала я, чтобы хоть как-то разрядить накалившуюся без повода атмосферу. — Я раз в месяц туда за ним заглядываю. Иногда чаще. Хотя чаще вредно.

Валера поднял чашечку с кофе и тут же опустил на блюдце.

— Интересно девки пляшут…

Я думала откусить кусочек кекса, но не успела. И хорошо — точно подавилась бы под этим суровым взглядом.

— Так ты не только с Марианной, выходит, морочишь мне голову, но ещё и с матерью. Интересно, что от меня вдруг понадобилось Елене Михайловне? Что она танковые войска отправила…

Я выпрямилась, хоть это было и тяжело сделать: взгляд голубых глаз

прошил меня через грудь и пригвоздил к спинке стула.

— А при чем тут тетя Лена?

— Слушай, может хватит уже дуру из себя корчить? — повысил он голос. Нет, заорал. — Вы что меня за полного идиота все держите? Прокололась, так не юли больше.

Я опустила кекс на блюдце.

— Валера, ты это, чего? Давай это ты лучше будешь говорить со мной нормально, а не вечными загадками.

— Да куда уж прямее говорить? Может, и Танечка с вами в сговоре? Что вам всем от меня надо?

Он вскочил. Вернее хотел. Не успел — на мой окрик «Сядь!» моментально сел. У меня голос натренированный.

— Какой еще сговор? Ты совсем рехнулся, Валерий Витальевич? Я вас с сестрой первый день в глаза вижу. Мать-то ты вообще каким боком ко мне приплёл?

— Я? Ты сама сказала, что этот кекс из ее кондитерской у тебя самый любимый. Ну реально, Александра, хватит уже меня лечить. Я залеченный вами всеми вусмерть!

— Что?

Мое удивление было настолько искренним, что взгляд у Терёхина из злого мигом сделался заинтересованным.

— Ты не знала? — догадался он самостоятельно.