Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 76

— Он нам назло не спит? — прорычал Терёхин, услышав щелчок двери в комнату сына.

— В сардельках куча соли.

— Зачем ты их тогда купила?

— Потому что мне нужно было вас чем-то накормить! И это единственный приличный производитель в этом магазине. Валера, чем ты недоволен? Мне кажется, все прошло, как по маслу. Хотя, может, ты ждал от меня танцев с бубнами, не знаю!

— Я ждал от тебя улыбки. Хотя бы… Александра, неужели все так страшно?

— Что «все»? — спросила я полным шепотом. — Дети нервничают, я нервничаю. Ты злишься — круто, что тут скажешь!

— А то, что я тебя люблю и хочу быть вместе. Иногда же можно вытерпеть еще и моих детей? Пару часов вечером?

Я отвернулась к окну: он опустил жалюзи, но не закрыл их полностью: из-за белых ночей зебры не получилось, но день у нас явно был полосатым, а не полностью чёрным. Полностью светлым он и не мог быть.

— А ты не хотел бы для начала спросить, готова ли я терпеть тебя каждую ночь? Или у меня нет выбора? Похоже, именно так!

— Не надо меня терпеть каждую ночь. Терпи меня, пока не надоем. Я тебя не держу.

— Так ведь не только ты есть в этой семье, — шипела я от бессилия. — Не только ты.

— Не только я, — повторял он моим тоном, но явно вкладывая в свой ответ совсем другой смысл. — Но из семей уходят. И довольно часто. Если ты уйдешь, детям будет плохо, но сейчас, сама видишь, им ещё хуже. Это как у Крокодила Гены… Да, да, я слушал детские радиоспектакли с Никитой… Будет им плохо или не будем, еще неизвестно, а нам уже плохо. То есть мне плохо…

Валера протянул руку и сжал мне пальцы: его горячие, мои — ледяные.

— И тебе не лучше, но ты можешь сколько угодно прикрываться лозунгами женской свободы. Даже кобели гуляют с удовольствием только до поры до времени, а потом просто выясняется, что они нафиг никому не нужны. Саша, не гони нас! Мы хорошие, мы просто… Ну, неухоженные, что ли…

Я не глядя запустила пятерню ему в волосы — слишком короткие, не потрепать, но руки у него длинные: поймали мою и прижали ладонью к губам.

— Я буду молчать и делать только то, что ты скажешь, — прорычал он, обжигая кожу горячим дыханием.

Не промычал. Мычала я… Что-то несуразное в ответ, пока он не притянул меня к себе для поцелуя. Тогда в ход пошли руки. А не отпустит, выпущу когти.

— Прекрати! В доме дети, — прошипела я, оставаясь с ним нос к носу.

— Они никуда из этого дома не денутся. Ну… Ты можешь уже расслабиться?

— Не могу!

И не смогла удержать голос на шепоте, но хоть со стула встать получилось и до раковины дойти. В горле от съеденного за ужином и услышанного после него тоже пересохло, но ледяной стакан воды из-под крана меня не спас.

— Саша, надо фильтр менять…

— Я за тридцать лет не умерла от болотной воды и сейчас не сдохну. От воды. Сдохну от чего-нибудь другого. От тебя, например!

Я отставила стакан и отвернулась к двери.

— Больше всего на свете я хочу сейчас в душ. Ещё днём хотела. Сразу после спектакля…

— А я хочу тебя… В душе.

Он успел подойти со спины совершенно бесшумно и сцепить пальцы у меня под грудью. Потом толкнул вперёд — два лилипутских шажка, и я сумела остановиться.

— Я не пойду в душ. Уже поздно.

— Шумоизоляция здесь нормальная, не дури…

— Дуришь ты! Отпусти меня!

Я попыталась разжать его пальцы, но он только сильнее прижал меня к себе и обжег прерывистым дыханием шею.

— Я помогу тебе расслабиться…

— Ты ненормальный! — шипела я, вжимаясь подбородком в шею. Заимела себе уже три подбородка, но не продвинулась в свободе даже на три миллиметра.

— Саша, прекращай это дело. Не вырвешься все равно… Я тебя никуда не отпущу. Никогда…

— Ты сам себе противоречишь, — шептала я в серую пустоту коридора.

— Я себе верен. Просто здесь сейчас нас двое: нынешний Валерка понимает, что насильно мил не будешь, а тот дурак кричит: поймал, так держи, не сделай эту глупость во второй раз… Не отпускай… И я обещал ему не быть дураком… Поэтому и кажусь дураком тебе. Но ведь в твоих сказках только дуракам везет… Так?

Он потерся о щеку своей — шершавой.

— Хочешь отмыть меня до умного?

— Я понимаю теперь, почему ты мне не нравился раньше — не люблю дураков. Отпусти!

Шипела я тихо, но вот по рукам шлепнула его довольно громко и тут же сделала шаг вперед. Но он пошел следом и поймал дверь ванной комнаты, не дав мне захлопнуть ее прямо перед его любопытным наглым носом.

— Ты бы одежду взяла, что ли? — голос его оставался до предела серьезным, а вот глаза, когда я обернулась, смеялись. — А то Никита может и не спит еще…

— А ты? Голым пойдёшь?

— А я ничем от него не отличаюсь… Если только размерами…

Я еле сдержалась, чтобы не треснуть его по уху. Нырнула ему под руку и удержала себя и дверь спальни в руках, а так хотелось шарахнуть ею и спустить пар. Или хотя бы дверцей шкафа, но та довольно тихо проехалась до самого окна. Когда же я, вооруженная майкой и трусами, способными заменить мне отсутствующую пижаму, вошла в ванную комнату, мне захотелось запустить этим всем в дурака, бреющегося перед зеркалом в абсолютно голом виде.

— Ты бы лучше рот закрыла и заодно дверь… На замок, — скривил он губы под белыми усами и совсем уж нагло подмигнул.

Внутри все кипело, из ушей валил пар — сейчас взорвусь!

— Ты меня когда-нибудь слышать будешь? — щелкнула я задвижкой.

— Я тебя прекрасно слышу, — бубнил рыжий наглец сквозь белую пену. — Просто фильтрую глупости, типа «не хочу, не буду»… Предлагаешь сменить на какой-то другой фильтр? Угольный, для очистки воды? Сейчас испепелишь меня взглядом, баба Яга… Ну хватит, уже надоело…

Он сполоснул бритву и нацелился на вторую щеку.

— Раздевайся, или особое приглашение нужно? Заодно и мои шмотки брось в машину.

Это называется семейная жизнь, да? Зачем мне пульт от телевизора, когда есть жена? Тут уж я шарахнула дверцей, потому что барабан не закрылся даже с третьего раза. А вот Терёхинские пальцы сомкнулись у меня под грудью с первого.

— Как я жил без тебя, не понимаю…

— А я не понимаю, как жить с тобой…

— Хорошо живи. У тебя для этого есть все предпосылки — не зря ж я столько ночей в офисе скоротал, вспоминая тебя…

— Врешь!

— Почему вру? — он трогал языком шейные позвонки, пробравшись носом через волосы. — Вспоминал… Тебе должно было часто икаться, потому что я использовал при этом не очень хорошие выражения… Сейчас мне тоже довольно грубо хочется послать тебя в душ. И так же грубо сопроводить туда.

И, оторвав меня от земли, он развернулся с моим несчастным телом к раскрытой дверце душевой кабины. Я еле успела зажмуриться, чтобы не залить глаза горячей водой. Для подобных игр их следует сначала залить виски… Ну не на трезвую же голову, вместо мочалки, сжимать мужские пальцы, водя их по напряженной груди. Целовались мы все же с закрытыми глазами, взъерошивая на неразумных наших башках шапки из белой пены. Боже, а я считала себя существом разумным… Еще недавно.

Еще недавно в моей жизни просто не было дурака. И поэтому было все просто и серьезно, а теперь… Теперь я пыталась удержаться на земле, хотя сильные руки с завидной настойчивостью утягивали меня в запредельные дали к седьмым небесам.

По паркетному полу мы шли крадучись, потом попросили дверные петли не скрипеть — и с той же просьбой мысленно обратились к матрасу. Он нас послушался. Я закрутила мокрые волосы в полотенце и водрузила голову на подушку на манер королевской особы. Валерка решил записаться ко мне в сторожа, а то вдруг сбегу ночью искать фен… И я вся искрутилась, пытаясь отыскать удобную позу, чтобы его локоть не давил мне под грудь, и наконец попросила его обнять меня одной рукой.

— А вторая тогда обидится… — зашептал он мне в ухо. — Я хочу весь к тебе прижиматься.

— Валер, тебе мало душа?

Он еще сильнее стиснул меня и почти выдавил из груди стон.

— Есть вставная челюсть. Жаль, нет вставного языка — я бы с удовольствием выкручивал его из тебя на ночь…