Боевой 1918 год (СИ) - "Егорлык". Страница 41

Васильев вздохнул:

– Да-а…

– Чего так тяжко?

Артиллерист погладил подбородок и собравшись с мыслями ответил:

– Просто я видел, что сегодня происходило. Да еще на митинге присутствовал и знаю, за что вас награждали. И подумал, что если в России были такие "подпольщики", то конец старого режима был предопределен…

– Да ему уже лет пятнадцать, как ничего не светило! Знаешь, капитан, мне сейчас политпросвещением заниматься, вроде как не с руки. Других дел хватает. А вот с комиссаром, ты поговори. Он человек умный и подкованный. Позадавай ему непонятные для тебя вопросы. Гарантирую – будет интересно.

Александр кивнул и какое-то время дальше шли молча, пока он не вспомнил:

– А почему вы спрашивали на каком музыкальном инструменте я или мои солдаты играть умеют?

– Не солдаты, а бойцы. Это ты запомни, чтобы не путаться. Солдаты, они с той стороны. Нашим людям не нравится, когда их так называют. Так что, уважь пока эту причуду. Ну а спрашивал насчет игры, потому что через три дня у нас будет прощальный митинг для первой партии отбывающих на войну с немцами. То есть и для нас в том числе. До площади пойдем нормальными взводными коробками. С нормальным равнением. И каждый из взводов, по очереди, будет петь свою песню.

Васильев аж остановился:

– Торжественным маршем?! Вы это серьезно? Господи! Да я этого год уже не видел! А матросы как отнеслись к тому, что им "ножку тянуть" придется?

Я ухмыльнулся:

– Сугубо положительно. Это ведь, смотря как преподнести. А возможность блеснуть выправкой и утереть нос здешней сухопутной пяхтуре, была воспринята на "ура". Сегодня еще и тренироваться будут – навыки вспоминая. Им ведь было сказано, что если передо мной, на предварительной подготовке, хреново промаршируют, то в городе – даже позориться не будем. Пойдем так же, как все.

Взводный от подобного известия несколько заколдобился, но быстро взял себя в руки. Сразу видно военную косточку. Он одновременно и обрадовался, и встревожился. Обрадовался от того, что хоть что-то будет "по-старому", а встревожился из-за недостатка времени. Капитан сразу стал суетиться и причитать – дескать он не успеет подготовиться, дабы не ударить в грязь лицом. Им ведь еще со станции перебазироваться в казармы, поэтому могут не успеть принять участия в тренировках. Успокоив его, что даже если на фоне матросни они как-то слажают, то ничего страшного – все остальные, вообще пойдут слабо организованной толпой. После чего, вручил взводному бумажку с текстом песни. Тот почитал, удивленно хмыкнул и вынес вердикт:

– Знаете, не плохо. Очень неплохо! И припев такой – весомый! – он процитировал – Артиллеристы – точный дан приказ! Артиллеристы, зовет Россия нас! Только мелодия непонятна…

Я поднял палец:

– Вот! Поэтому и спрашивал, насчет умения играть. С мелодией, оно доходчивей будет. Я музыканту и взводному запевале в сторонке покажу, как все должно выглядеть. Не голосить же командиру перед всеми? Ну а дальше, уже сами вокалировать станете…

После того как меня представили артиллеристам, я вернулся обратно и прихватив людей, отправился на рынок. Нет, паек нам выдавали. Кстати, довольно неплохой паек. Но хотелось вкусняшек.

Цены на рынке, не особо радовали. Я там разговорился с одним прилично одетым гражданином, который продавал старое пальто, он и просветил о прогрессии. Измерял ростовчанин все в фунтах, но я уже как-то привык к подобному. Так, фунт говядины быть восемьдесят копеек, а стал рубль восемьдесят. Сало выросло с полутора рублей, до семи рублей. Хлеб с одиннадцати копеек, вырос в десять раз. А сахар с двадцати копеек – почти в пятьдесят раз! Повторяю – цены не за килограмм, а за фунт! То есть, за 0.4 кг. При этом, средний заработок был шестьдесят-семьдесят рублей. Блин, прямо как у нас, в "святые девяностые"! Вроде и товары есть, да денег на них нету. И инфляция такая, что рост зарплат даже близко не успевает за ней. Поэтому, с каждым днем жизнь становится все хуже и хуже. А через два года, все это отутюжит неурожаем, и страна получит реальный голод.

У нас, в девяностые, неурожая не было, да и задел был бешенный, поэтому настолько массово люди не вымирали. Но это вовсе не заслуга "младореформаторов". Вон, рыжий приватизатор, помнится, закладывался на цифры потерь с восемью нулями. Как там он говорил – "Ну вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом!". Так что, сами соображайте, когда людям было хуже – сейчас, или на сломе веков? Тот же Гитлер, в сравнении с российскими демократами был просто сопляком. Он воевал, зверствовал, занимался геноцидом, стараясь изо всех сил и то до тридцати миллионов не дотянул. А эти – в костюмчиках, в мирное время решили его переплюнуть. И ведь, почти удалось!

Почуяв руку в своем кармане, я отвлекся от превыспренних мыслей и вернулся на грешную землю, успев ухватить кого-то мелкого шибздика за загривок. Приподняв пойманное существо разглядывал страшно чумазого оборванца, который в начале сильно взбрыкнул, а затем покорно обвис, огорченно шмыгая носом. Заметив в спутанных волосах, торчащих из-под малахая, крупную вошь я чуть было не уронил добычу. Но сдержался, лишь спросил:

– Чьих будешь, мурзилка?

Пацан лет двенадцати, поняв, что прямо сейчас его вроде бить не станут хрипло попросил:

– Отпусти, барин. Военные нас завсегда отпускают.

Сидевший на телеге, в нескольких метрах от нас, торговец мясом, оживился:

– О! Молодец солдатик! Поймал шельму! Ентот мазурик, третьего дня, у меня чуть кус от окорока не свистнул! Держи его крепче! Ужо, я ему сейчас!

Мельком глянув на торговца, я бросил:

– Отвали. – и повторил свой вопрос мальчишке – Так, под кем ходишь? Под деловыми, или сам по себе?

Тот, какое-то время висел молча, а потом неожиданно крутнулся так, что кусок его (даже не знаю как эти лохмотья назвать) верхней одежды, остался у меня в руках, а сам оборвыш, шустро, словно белка, метнулся в сторону. Но Мага был настороже и через секунду, беглец снова повис в воздухе. В этот раз он даже особо не трепыхался.

– Ты не ответил на вопрос. Ты сам по себе или с кем-то?

Собеседник угрюмо пробурчал:

– Мы сами свои.

Понятно… я где-то так и предполагал. Забрав ношу у горца, я поставил пацана на землю и ухватив за руку, продолжил допрос:

– И сколько вас в твоей ватаге?

– Не скажу!

Я удивился:

– Почему? Это что – военная тайна?

Мальчишка ненадолго задумался и упрямо тряхнул головой:

– Вы тогда облаву сделаете и всех нас посадите. Не скажу!

– Вот те нате! Зачем же вас сажать? – не сумев поймать его взгляд я сдался – Ладно шкет слушай сюда – ты знаешь где находятся казармы таганрогского полка? Хорошо. Тогда, если решитесь, приходите вечером туда. Часовому скажешь, что к товарищу Чуру. Там вас помоют и покормят. Обещаю, что после кормежки силком держать никого не будут. Кто захочет сдохнуть под забором – скатертью дорога. А с остальными поговорим за дальнейшую жизнь.

После чего отпустил собеседника. Тот отпрыгнул, но видя, что гоняться за ним не собираются, остановился:

– Точно, шамовку дадут?

– Точно. Каждому по миске каши. С салом. И по полкуска сахару с кипятком.

– И потом отпустят?

Я развел руками:

– Тебе же раз сказано было? Или ты еще и глухой?

Пацан независимо сплюнул и уже уходя, бросил через плечо:

– Мы подумаем!

Глядя вслед беспризорнику, я подумал – правильно Жилин сделал, что не стал дожидаться, когда вот таких малолетних бродяг появятся миллионы. Уже сейчас ими плотно занимаются. Но все больше, в столицах, а они ведь, в холодное время, на юг мигрируют. И в Ростове их чуть больше, чем до хрена, но Шамов (это тутошний главный чекист) что-то не особо чешется. Понятно – у него своих дел хватает. Только все равно надо будет к нему зайти и пообщаться на эту тему. Потому как, судя по воплю этого шкета "нас посадят" чекисты как-то не верно восприняли приказ о беспризорниках. Или они их для начала, в принципе просто ловят, а потом начнут приюты создавать? Мне этот вопрос особо близок, так как сам детдомовский и я отлично понимаю, что значит иметь место куда можно вернуться и где тебя накормят и хоть как-то защитят. Поэтому, обязательно поговорю с власть предержащими на эту тему. В общем, сделав отметку в памяти, двинул дальше. Дел еще было, выше крыши.