Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 38

— Когда я был ребенком, частенько забирался внутрь украдкой. Слуги меня ловили и драли за уши, но я снова и снова нарушал запрет. В ту пору шум часов не раздражал меня, а манил. Там, внутри, я чувствовал себя как в сказке. Будто меня заколдовали и превратили в гнома. Сейчас поймете, что имею в виду.

Я сочувственно слушала и уже не удивлялась, что он делится со мной воспоминаниями. Август фон Морунген вернулся в дом, где провел детство. Конечно, ему хотелось говорить о прошлом, но до моего приезда терпеливых и сочувственных слушателей подле него не водилось. Камердинера, из-за его склонности к ехидству, таковым считать было нельзя.

Мое сердце кольнула жалость. Наместник был очень одинок в этом огромном мрачном замке.

Я нагнулась и увидела тесную, темную каморку и подножие винтовой лестницы. Она вела вверх по шахте, узкой, как печная труба.

А вокруг раздавались щелчки, гудение и тиканье. Вращались маховики, равномерно постукивали шестерни, все жило и двигалось. И все было ужасно грязным. Колыхались клоки паутины, пыль щекотала горло, а смазка на поверхности деталей превратилась в жирные черные комья.

Фонарь не потребовался: в корпусе часов были разумно предусмотрены специальные отверстия, через которые острые лучи подсвечивали все, что нужно. Кое-где они отражались от крохотных зеркал, преломлялись и достигали укромных уголков корпуса. Смекалки мастеру было не занимать.

Золотые спицы лучей наискось пронзали тесную темную каморку. Медленно кружилась и оседала пыль, тускло блестели поверхности деталей. Неудивительно, что это таинственное место так манило мальчишку-конюха. Здесь он выбирался в сказку из будней, которые вряд ли были наполнены радостью.

Я нетерпеливо протиснулась в проход, с трудом распрямилась, чихнула, выплюнула ком паутины и, извиваясь, как червяк, начала карабкаться по винтовой лестнице выше, туда, где матово белела внутренняя поверхность циферблата. На каждом витке мне казалось, что я вот-вот сломаю себе ребра. Чувство дискомфорта усиливали непрестанный шорох и попискивание в темных углах. А вот и мыши. Они сделали часы своим домом.

Разобраться в том, что пряталось внутри часов, было непросто. Я угадала механизм хода и механизм боя, но колесная передача была устроена непривычно. На первый взгляд, часовщик насадил колеса на оси хаотично, словно он сошел с ума во время работы и решил использовать все, что у него нашлось под рукой. Но определенная логика в этом безумии, безусловно, имелась, потому что звездочки и шестеренки двигались слаженно.

Кроме того, разглядела я и кучу разных других приспособлений, о назначении которых приходилось лишь гадать. Какие-то поршни, трубки, натянутая проволока, валики, гребенки… Вся эта машинерия уходила вглубь каменной кладки по узеньким тоннелям. Часы и вправду были частью другого механизма. Он, словно нервы и сухожилия в человеческом теле, пронизывал весь замок. И источник их движения был где-то далеко, в самых его недрах.

Нечего и думать, чтобы с ходу во всем разобраться. Совать руку наугад в эти дебри не стану — так и пальца лишиться недолго.

Для начала нужно пройтись по часовым внутренностям метелкой и тряпкой, иначе задохнусь от грязи. Потом выгнать мышей и пауков. Захватить фонарь не помешает, чем больше света, тем лучше. Зеркала пыльные, лучи отражают плохо. И одеться поудобнее. И найти подходящие инструменты. Мои тут бесполезны. Да, еще полистать книги об устройстве больших часов. Короче, хорошенько подготовиться. Наскоком этого монстра не победить.

Пятясь, я спустилась по лестничке и неуклюже, задом, выбралась наружу. Расчихалась так сильно, что казалось — вот-вот лопнут глаза и легкие.

— Уффф, ну и грязь же там! — воскликнула я, с благодарностью принимая платок, который протянул полковник.

— Об этом я не подумал, — он сокрушенно покачал головой и осторожно смахнул у меня с плеча ком пыли.

— Я пока не могу отключить ход часов, — покаялась я. — Не нашла нужный рычаг. Но обязательно найду. Можно, конечно, просто взять и сломать… но этого не хотелось бы. Жалко. Такой любопытный агрегат. Но если вы скажете — сделаю.

— Подождем, — кивнул он. — Не нужно ломать.

— Все же хорошо бы принести высокую стремянку. Снаружи часы тоже не мешает почистить.

Я задрала голову и прищурилась.

— Что это за символы там на циферблате?

— Огонь, вода и ветер.

— И что они означают?

— Никто не знает. Еще одна загадка Жакемара.

Охваченная любопытством, я, недолго думая, откинула скатерть, поставила на стол стул, сбросила туфли, подоткнула юбку, быстро забралась наверх и вытянула шею.

— Действительно, ваша милость! — воскликнула я. — Теперь вижу. Три эмблемы из яркой эмали. Наверху, возле цифры двенадцать, бог водного царства, Тритон. В одной руке у него трезубец, а в другой — кувшин с водой. Слева… огненная саламандра. А справа бог ветра Эолай надувает щеки. Послушайте, мне кажется, они закреплены подвижно! Наверное, в определенный час эти фигурки совершают какие-то действия. Это так?

Я глянула вниз и враз потеряла голос от смущения.

Полковник глядел на меня с крайне изумленным выражением. Он придерживал стул, чтобы я не упала.

— Как вы ловко взлетели, я даже опомнится не успел, — сказал он весело. — Опасный трюк. Спускайтесь, Майя, пока не свернули шею. Дайте руку, помогу.

Вот проклятие!

— Простите ваша милость, я увлеклась, — сказала я упавшим голосом. — Уж больно интересная задачка. За работой я забываю обо всем. Даже о правилах приличия.

В этот момент стул пошатнулся, я пискнула и испуганно схватилась за спинку. Ноги и руки задрожали, голова закружилась. Я боялась высоты.

— Да, заметил уже, что вы особа увлекающаяся. Вас частенько заносит. Хватит болтать, спускайтесь!

Он потянулся, крепко ухватил меня за запястья, так, что пришлось подчиниться и спустить ногу вниз; но коснуться стола пяткой я не успела, полковник подхватил меня за талию — я только ойкнула — и осторожно поставил на пол. Проделал эту операцию он так ловко, словно я весила не больше пушинки. Очень сильный мужчина, и руки у него крепкие.

Но надо же было так опростоволоситься! Я вела себя хуже возчиковой дочки. Никакой грации и сдержанности. Задрала юбку чуть не до талии, запрыгнула на стол, как кабацкая певичка, и полезла на верхотуру, сверкая голенями в чулках персикового цвета. Тьфу, стыдоба.

— Простите, — пробормотала я. — Знаю, никто не ожидает такого поведения от приличной барышни.

— Бросьте, Майя, — с легким раздражением сказал полковник. — Слишком уж вы стараетесь быть хорошей и правильной. Вы не обязаны отвечать ожиданиям посторонних людей. И моим тоже. Если вам хочется прыгать и скакать как акробатка — на здоровье. Только будьте поосторожнее, вот и все.

Надо же! Мне казалось, что он очень внимателен к внешним проявлениям приличия и не любит неожиданных выходок, а тут вот…

Я еще сильней смутилась.

Подхватила туфли, босиком прошлепала до деревянного, грубо сработанного кресла, которое стояло слева от часов, уселась, и принялась обуваться. Злясь на себя, сердито дергала застежки на туфлях и возилась дольше, чем требовалось. Полковник стоял рядом и терпеливо ждал.

Когда распрямилась, кровь прилила к лицу, щеки пылали, а мокрые локоны прилипли ко лбу.

— Какое неудобное кресло, — сказала я весело, стараясь побороть смущение. — Подлокотники впиваются в руки, спинка шишковатая. Что там вырезано? — я извернулась и посмотрела назад. — Ну конечно, скелет.

— Я бы на вашем месте побоялся устраиваться тут надолго. Это кресло для пыток, — флегматично заметил полковник.

Я мигом вскочила и с ужасом уставилась на предмет мебели, который оказался инструментом палача.

— Вы шутите!

— Нет. Смотрите… — фон Морунген вытянул ремни, которыми крепились руки, ноги и шея жертвы, а потом повернул небольшой рычаг, и из спинки — из глазниц и челюстей — выскочили короткие острые шипы длиной в дюйм.

Я шумно проглотила горький комок в горле и облизала внезапно пересохшие губы.