Визажистка - Клюкина Ольга. Страница 11

— Значит, так, сценарий пока не утвержден начальством, — скучным, монотонным голосом заговорил Роман Анатольевич. — Скажу откровенно: мы с самого начала немного промахнулись с названиями своих изделий, и теперь из-за этого приходится постоянно менять политику продаж. Наши конкуренты, которые продают водку «Илья Муромец» или «Добрынюшка», находятся в более выгодных условиях, им не нужно ничего снимать про авгиевы конюшни… Или, к примеру, про орла, который клевал чью-то там печень. Как бы наши клиенты не поняли это напрямую, как напоминание, что водка разрушает печень… К тому же с «Гераклом» мы все равно думаем пока повременить, потому что думаем к лету запустить в производство новый винный напиток «Медея»…

— Извините, как будет называться напиток? — переспросила Вера.

— «Медея». В том смысле, что это будет настойка на меду… Вам что-то не нравится?

— Наоборот, нравится. Ох, — не выдержала Вера и, закрыв лицо руками, вдруг рассмеялась — частично виной этому было нервное перенапряжение и чувство неловкости. — Простите меня, пожалуйста, но…: это так смешно… нет… Все, я больше не буду, сейчас…

— И что же тут смешного? — нахмурился Роман Анатольевич.

— Но ведь Медея — это была такая женщина, очень… недобрая, — постаралась справиться с собой Вера. — Она зарезала двух своих маленьких детей, а девушку, которая отбила у нее мужа, отравила. Ой, может быть, даже какой-нибудь такой медовухой. По одной версии, она сопернице каким-то ядом пропитала рубашку, а по другой… Нет… сейчас, я больше не буду…

Но Вера смеялась так заразительно, что все вокруг тоже невольно заулыбались, включая и самого Романа Анатольевича.

— Точно, а мы сыграем сыновей Медеи, — сказал Борис, кивая на покрытого синяками Павла. — Которые кое-как сумели от нее отбиться.

Его слова вызвали новый приступ дурного смеха.

— Черт, надо сказать завтра нашим, — первым остановился вице-президент. — А то ведь снова вляпаемся. Вы, девушка, тоже у нас артистка?

— Нет, я… как-то нет, — смутилась Вера. — Я…

— Она у нас мастер-визажист… первой категории, — подсказал Борис. — Не поверите — с трудом уговорил сегодня прийти, к ней весь город валом валит…

— Вот это подарочек! — вдруг воскликнул Роман Анатольевич. — Быть не может! А как ваша фамилия, голубушка? Зовут вас как?

— Кле… Клементьева… Вера Михайловна.

— Впрочем, она мне все равно ни о чем не скажет, это моя супруга всех парикмахеров, визажистов и массажистов в городе знает. Вот что, Верочка, а приходите-ка вы послезавтра часикам к шести в ресторан «Злата». Там фуршет будет в честь дня рождения моей благоверной, полно народу, но она всегда жалуется, что слишком много вокруг старичья, а у нее от этого потом бывают сильные депрессии. Можете и подружку с собой какую-нибудь прихватить, такую же молоденькую и хорошенькую…

— А дружка? — невинно хлопая глазами, поинтересовался Борис.

— Дружков у нас своих хватает, — ответил Роман Анатольевич, похлопывая себя по животику и явно имея в виду себя самого. — Не нужно, Верочка, слишком скромничать, хотя вам это, конечно, идет, я на всякий случай внесу вас в список. И про Медею заодно начальству расскажем, вы мне поможете, а то я не запомнил. А дела мы пока на потом отложим, сами видите, не до того мне сейчас…

На улице по-прежнему метался снег, метель никак не хотела униматься.

Павел аккуратно положил шляпу с полями в пакет, натянул на уши принесенную Верой вязаную шапочку, но снова ничего не сказал про Ленку. Молча поднял воротник пальто и, кивком попрощавшись, торопливо завернул за угол.

— Смотри уши не отморозь, а то одних танкистов всю жизнь играть будешь, — прокричал ему вслед Борис, но тут же переключился на Веру. — Ты как, наверное, уже прикидываешь, что послезавтра вечером наденешь?

— А я и так знаю: домашний халат, — ответила Вера. — Мне в квартире убираться надо, мы только что переехали.

— Ты что, не собираешься пойти на фуршет? Там же самые сливки общества соберутся, шампанское рекой…

— Не имею ни малейшего желания. Если надо будет, я лучше дома с Ленкой выпью.

— Всегда так. Нет, все же жалко, что я не твоя подружка, — такую светскую хронику потом можно было бы отгрохать, пальчики оближешь! А про Ленку лучше не напоминай. Из-за этой дуры у Пашки калым сорвался — двенадцать серий! — вдруг разозлился Борис. — Целый сериал, чтоб ей самой пусто было.

— Почему это — из-за нее?

— А ты сама не видела, как Ромашка от фингала отшатнулся? И сразу же передумал. Слушай, а как ловко ты ему про Медею ввинтила! Ты откуда знать могла? Заранее готовилась? — вспомнил Борис.

— Заранее. Всю жизнь, — пробормотала Вера, с трудом удерживая равновесие на скользком льду.

Она спешила по направлению к базару, чтобы успеть купить продуктов, но Борис почему-то вовсе и не думал от нее отставать, скользил рядом.

— Ты за меня возьмись, а то упадешь, — подставил он Вере услужливо свою руку крендельком. — А я чувствую, ты нам еще сильно пригодишься. Мы теперь с тобой в одной связке. Скажешь, нет?

Вера промолчала, но под руку его подхватила. Она не испытывала к Бориске никаких чувств, даже в зачаточном состоянии, и поэтому в его обществе не ощущала даже тени неловкости.

— Послушай, а чего твой друг всегда такой смурной? — спросила Вера.

— Пашка, что ли? — сразу понял Борис, о ком идет речь. — У него сейчас проблемы — и в театре, и вообще в жизни. Хотя, на мой взгляд, он просто дурью мается. Представляешь, у него год назад брат помер, они с ним были типа близнецов или двойняшек. Что-то у Кольки с кровью там приключилось, я точно не знаю. И теперь этот вбил себе в голову, что тоже должен умереть, чуть ли не обязан… Постоянно то про смерть говорит, то про Гамлета, разными цитатами сыплет… Я уже слышать всего этого не могу, хоть уши затыкай.

— Ну надо же, — даже замедлила шаг Вера.

— То-то и оно. Я поэтому вчера обрадовался, когда он вдруг меня к бабе какой-то позвал. Ну, думаю, отпустило! Но для него эта Ленка — тоже не вариант, он у нас по уши в достоевщине погряз. Я уж и рекламой его нарочно отвлекать пытаюсь. Но, знаешь, тоже надоедает нянчиться. Вот куда он сейчас поперся? В театр? А может, вешаться? Фиг его знает! — в сердцах проговорил Борис.

Но как только они вышли на площадь перед базаром, заполненную лотками с мороженым и стеклянными ящиками, внутри которых в пламени свечей согревались обморочные зимние цветы, Вере пришлось схватиться за локоть спутника еще крепче.

Навстречу, из здания рынка, выходили Сергей с Лерой, нагруженные тяжелыми сумками.

— Привет, — остановился от неожиданности бывший муж, с интересом глядя на улыбающуюся Веру и особенно на смазливую до неприличия, румяную от мороза мордашку Бориса. — Гуляете?

— А чего нам? Прогуливаемся перед сном, — с готовностью улыбнулся словоохотливый Бориска. — Кто это, Верок? Познакомь.

— Дед Пихто, — сказала Вера, сама не зная зачем.

Сергей был одет в новую куртку, новый клетчатый шарф. Из-под козырька шапки выглядывала ровная челка — волосок к волоску.

Вера вдруг подумала, что у бывшего мужа почему-то всегда были на редкость чистые, холеные руки — даже когда он сидел в лесу возле костра и разгребал угли, копал землю. Ее всегда удивляло, насколько Сергей даже в мелочах был продуман, подтянут, — он казался ей взрослеющим мальчиком из дворянской семьи, человеком, обладающим какой-то врожденной способностью устраивать вокруг себя свой собственный порядок, хотя родители его явно были не из аристократов.

Когда-то Веру это необыкновенно умиляло, даже восхищало.

А теперь? Что от этого всего осталось теперь?

Чтобы не выдать своего волнения, Вера старалась смотреть не на лицо Сергея, а на каракулевую шапку с козырьком, которую он носил уже несколько зим.

Они вместе покупали эту самую шапку тогда, когда ни у кого еще и мысли не было, что когда-нибудь они навсегда расстанутся, и потом лишь изредка случайно будут встречаться на улице.