Институт благородных убийц (СИ) - Малахова Валерия "Валерия_Малахова". Страница 2
— Вот именно, — в голосе Шантона прорезалась брюзгливость. — Начали подозревать «что-то». Чем занимались смотрители Института?
Ещё одно пожатие плечами.
— Тем же, чем обычно: брали взятки. Расследование силами тамошних магов не провести. Ну, то есть, можно попробовать…
«Ты ведь совсем не для этого затребовал сюда тело и меня, верно?»
Волшебники молча смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвёл Толль-Герник. Пробурчал куда-то в сторону:
— Можно закрыть на время Институт…
— Чтобы Душехват ушёл на другое пастбище? Кроме того, охотится он пока исключительно на девчонок…
«А кого там интересуют эти девчонки из мелкопоместных семейств».
Невысказанная мысль повисла в воздухе, но благопристойности мужчин хватило, чтобы её так никто и не высказал вслух.
— И что вы предлагаете? — спросил вместо этого маг-дознаватель.
Шантон прищурился, его правая ладонь легла на грудь мёртвой девушки, расположившись напротив сердца. Некоторое время он молчал, прислушиваясь к чему-то, о чём Толль-Герник не желал бы никогда знать, но знал по долгу службы. Однако видеть столпившиеся вокруг алтаря тени, заламывающие бесплотные руки, кричащие немыми ртами, было выше даже его немалых сил, и он отвернулся, а потому пропустил момент, когда некромант отнял руку от тела.
— Душа ещё осталась, — произнёс он почти нежно, понизив голос, словно говорил с возлюбленной. А мог ведь и в самом деле говорить с ней, внезапно понял Толль-Герник. О супруге некроманта ходили разные слухи, но все сходились в одном: человеком она не была. Уж кто-кто, а маг-дознаватель прекрасно знал, с какими отродьями Тьмы некроманты подчас сочетаются законным браком, подчиняя демонов своей воле.
Шантон из семейства Брайдар был очень сильным некромантом. Самым сильным из тех, кто сейчас состоял на службе у Короны. Возможно, самым могущественным во всём Мерсете.
— Душа ещё осталась, — повторил колдун. — Достаточно души.
— Что вы предлагаете? — голос Толля-Герника звучал ровно, хотя ему пришлось собрать для этого немало сил. Есть вещи, которые не хочется произносить даже видавшим виды судебным магам.
Некоторое время Шантон молчал, глядя в никуда, а затем бросил одно-единственное слово:
— Грязь.
— Lutum? — слово из древнего, почти забытого языка сорвалось с губ Толля-Герника само. Lutum. Именование класса демонов, которые…
— И вы хотите отправить его в Институт благородных девиц?
— Её, — поправил некромант. — У вас ведь имеется подходящий экземпляр, насколько я помню.
Это может сработать, нехотя признал маг-дознаватель. Может. Но всё-таки…
— Ну хоть ограничители вы на него… на неё поставите?
— Разумеется, — Шантон смерил собеседника удивлённо-надменным взглядом. — Оставить детей на растерзание сразу двум демонам — да за кого вы меня принимаете?
«За мерзавца и сукина сына, который за собственные интересы мать родную продаст, не поморщится. Может, уже и продал — кто вас, некромантов, знает? Случаи бывали».
— Простите, — Толль-Герник коротко поклонился, то ли и впрямь извиняясь, то ли салютуя достойному противнику. — Сейчас принесу… подходящий экземпляр.
Шантон едва заметно кивнул — то ли принимая извинения, то ли показывая, что он будет настороже. Проводил взглядом дээ Кройда, отошедшего к дальней полке. В верности этого человека некромант не сомневался: верность у него отсутствовала напрочь, разве только себе и тому, что Толль-Герник считал правильным. Но кое-какие принципы имелись. Всё же судебный маг: может брать взятки, но случись где убийство — перевернёт небо, землю и перекопает все подземные тоннели, чтобы добраться до убийцы. А так… обычный человек, себе на уме, только волшебник, а значит, возможностей побольше.
Демоны и духи нравились Шантону куда больше людей. С его точки зрения они были честнее. Честно признавали: да, хотят крови (или человеческих душ, или власти над миром) — и что с того?
Ничего, собственно говоря. Особенного так точно ничего.
Толль-Герник вернулся, держа перед собой на вытянутой руке обтянутую кожей флягу с притёртой крышкой. По ободу фляги были выжжены руны-обереги, а на затычке красовалась сургучная печать, с которой иногда срывались слабые голубые искры. Волоски на тыльной стороне ладони у дээ Кройда стояли дыбом, и Шантон почувствовал, как и сам начинает чаще дышать. Достойный экземпляр, воистину, достойный!
— Держите, — выдохнул судебный маг, передав флягу. Шантон принял сосуд, который завибрировал у него в руках, печать угрожающе замигала, но выдержала. — Теперь эта дрянь вся ваша.
Ответа не последовало. Шантон осторожно поставил флягу в головах у трупа, неспешно закатал рукава мантии, бросил в сторону:
— Помогите мне.
Толль-Герник тоже ничего не стал говорить — зачем? Он уже чертил вокруг алтаря пентаграмму, отдуваясь и пыхтя, но выводя идеально ровные линии, оставляя некроманта внутри пятиугольника, а сам оставаясь снаружи. Шантон знал, что если обряд пойдёт не как надо, то рука судебного мага не дрогнет, и он прикончит любого, кто попытается выбраться из замкнутого пространства пентаграммы.
Но обряд пройдёт, как должно. Не в первый раз.
Тягучие звуки давно забытого языка, куда более древнего, нежели тот, на котором вызываемый демон именовался Lutum, заполнили зал. Сороконожка на потолке нервно обвилась вокруг одного из сталактитов, защёлкала челюстями. Из-за разномастных щитов, прикрывающих каменные полки-тюрьмы, послышались шорохи, царапанье и скрежет. На пару мгновений потухли все грибы, и Толль-Герник ощутил, как по спине сползает капля пота.
Затем свет вспыхнул вновь, но над линиями пентаграммы тонкой дымкой поднималась тьма. Шёпот тысячи голосов — умоляющий, отчаянный шёпот — взмыл вверх и упал изморосью на плечи некроманта. Веки трупа дёрнулись и поднялись, открыв остекленевшие зрачки. Воздух похолодел, с губ Шантона теперь вместе с заклятьем срывался лёгкий парок. Длинные тонкие пальцы некроманта, лежащие на висках трупа, побелели и едва заметно подрагивали.
С утробным стоном труп раздвинул губы и выгнулся дугой. Тьма сгущалась, пологом колыхаясь над алтарём, линии пентаграммы налились непроглядной чернотой. Внезапно пол под некромантом потемнел, а в следующий миг задымился, с камней сорвалось несколько язычков пламени, но не обычного, а бледного, почти прозрачного. Пламя ласкалось к носкам сапог Шантона, точно расшалившийся котёнок, но двинуться дальше очевидно не смело.
Речитатив становился всё громче и быстрей, однако не терял плавности. Мёртвое тело тряслось, точно в лихорадке. Толль-Герник пропустил момент, когда некромант отнял руки от трупа, поднял флягу и одним резким, точным движением сломал печать. Сухо треснула молния — от пола к потолку, на миг осветив весь зал. Некромант встряхнул флягу и резко опрокинул. Густая, вязкая жидкость бурого цвета полилась на лицо мёртвой девушки, на широко раскрытые глаза, в распахнутый рот, залила шею и ключицы, закапала с рёбер и живота, пятная белоснежный камень. Поверхность алтаря вспучилась и закипела, а грязь всё лилась и лилась, и казалось невероятным, что вся она помещалась в небольшой фляге.
Бесплотные голоса вновь начали перешёптываться — поначалу жалобно, а затем ликующе. Грязь зажурчала по кровостокам, и на миг судебному магу почудилось, что вместе с жидкостью на пол шлёпаются неопрятные шевелящиеся комки плоти… Некромант отбросил флягу, простёр руки вперёд и повелительно выкрикнул:
— Пробудись!
Ручьи грязи поползли друг к другу. Толль-Герник внимательно следил за тем, как жидкость собирается в бесформенную лужу, как падают туда уже сформировавшиеся комья, как по луже начинает идти рябь. Вот на поверхность выдвинулась рука — и опала пузырящейся пеной. Вот в центре лужи появился глаз, до дрожи напоминавший глаз умершей девушки, только раз в шесть-семь больше. Вот края лужи начали заворачиваться, подобно чашечке бесконечно уродливого цветка, творения безумных скульпторов прошлого.