Отец моего ребенка (СИ) - Кутукова Елена. Страница 24
Оль, это мог сделать кто угодно, — продолжал оправдываться Антон! Самое нелепое оправдание в моей жизни. — Я все понял, только когда познакомился с тобой. Окончательно все осознал, только когда ты рассказала о причине вашего расставания. Наверное, лучше бы он молчал. Каждое его слово резало, словно нож.
— Ты все знал, Антон. Ты год как знал, что произошло на самом деле, знал, что случилось, и молчал.
Слезы градом лились из глаз. Меня всю трясло. Где-то в глубине души происходящее казалось сном, вот только этот кошмар происходил наяву.
— Я не мог сказать, это было слишком сложно, — тихо ответил Антон. — Но я считал, что могу все исправить.
— Предложение стать твоей женой и было этой самой попыткой исправления? — горько усмехнулась я.
Мой мир рассыпался, словно карточный домик. В одном мгновение. Из-за дуновения ветра. Я думала, Антон меня любит, верила в это, но я жестоко ошиблась. Никакой любви между нами не было.
— Нет. Оль, если любишь, прости меня.
Очень хорошо замечание — если. Если любишь, то простишь. Если любишь, будешь доверять. Я, похоже, устала от этих всех представлений о любви. Слишком жестко они разбиваются о твердую поверхность реальности, и каждый осколок оставляет новую рану. Антон все ещё что-то пытался мне сказать, но я уже не слушала. Кровь слишком стучала в висках. Я не хотела слышать, самое важное я уже знала. Просто смотрела, как останавливается карусель, как сотрудник парка отстегивает ремни безопасности и освобождает мою дочь. Прошло лишь пять минут, как она туда села. Хватило пять минут, чтобы моя жизнь разрушилась вновь. Сколько это оборотов карусели?
Малышка уже спешила ко мне, и я утерла злые слезы.
— Не хочу тебя видеть, — произнесла тихо, почти одними губами. Но не сомневалась, что он услышит. — Мне плевать, что ты скажешь.
Взяла ребенка за руку и потащила дальше. Катюшка не могла понять, что происходит лишь, растерянно смотрела на меня:
— Мамочка, тебе больно?
— Больно, — сказала я. Это только взрослые считают, что дети ничего не понимают. Вот поэтому нам надо домой.
Дрожащими руками нашла в сумке сотовый. Хорошо, что номер Павла в набранных совсем недавно. Быть может, он не успел далеко уехать.
— Приезжай срочно.
Павел не стал задавать вопросов. Пока ждала Волкова, телефон трезвонил без перерыва. Очевидно, Антон решил попробовать достучаться до меня таким способом. Хорошо хоть не последовал за мной, и на том спасибо. Павел приехал довольно быстро. Увидев меня, спросил:
— Что случилось?
Я помотала головой, не в силах произнести ни слова. Знала, стоит сказать вслух, как я моментально разревусь. Не хотелось это делать при дочери. Я не имею права терять над собой контроль. Я утратила его, когда Катя появилась на свет. Наверное, даже раньше, когда врач сказал мне, что я беременна. Нельзя срываться, нельзя. Нужно помнить, что, кроме меня, о моем ребенке некому позаботиться. Да и Катюшка не должна видеть маминых слез. Для нее у меня всегда должно быть все в порядке, по-другому просто быть не может. Даже когда хочется выть от боли.
Павел посадил малышку в автокресло. Я села рядом с ней. Катюшка начала тереть глазки. Отлично, значит, скоро спать. Только в начале покормить, искупать, надеть пижаму, а потом уложить спать — стабильность, за которую я пыталась сейчас уцепиться, как за спасительную соломинку. Только после этого можно дать волю эмоциям.
Телефон разрывался. Я бы с удовольствием выкинула его в окно, но на это я тоже не имею права — в нем вся моя клиентская база, мой источник заработка. И это нерационально. Потом новый мобильник покупать. Как я устала быть рациональной! Хотя бы потому, что рационально взять себя в руки у меня не получается. Поставила телефон на беззвучный режим. Случайно открыла сообщения. Куча непрочитанных от Антона. Решила просмотреть их.
Зря я это сделала.
«Я тебя люблю, Оль».
«Прости меня».
«Так вышло».
«Возьми трубку».
Вроде бы ничего страшного, вот только Антон быстро потерял терпение и открыл свое истинное лицо
«Конечно, ты побежала к своему Волкову».
«Может, вы уже кувыркались в кровати, а я тут тебе повод такой дал».
Конечно, только о Волкове и думаю. Интересно, Антон хоть понимает, что он сделал?! Мне кажется, ни черта не понимает. И завершалось это коронным:
«Если бы ты меня любила, то простила».
Ненавижу эти «если». Ненавижу! С таким же успехом я могу заявлять, что если любишь, то не причинишь боли. Вот только почему-то это так не работает. По крайней мере, со мной. Зашвырнула телефон в сумку. В который раз наткнулась на тревожный взгляд Волкова в зеркале заднего вида. Может, поздравить его с тем, что он своего добился? Пусть и не тем способом, каким ему хотелось. Стоило только ему вернуться, как моя жизнь вновь покатилась под откос. Если бы можно было выбрать, я бы предпочла правде сладкое неведение — никогда не знать, что сделал Антон. Я верила ему, доверяла ему самое дорогое — своего ребенка. Сознание почти не зафиксировало моменты, когда мы приехали, как поднимались на лифте в квартиру Волкова. Именно Павел отправился мыть с ребенком руки, а я просто сидела в кухне. Очевидно, заметив мое состояние, Волков решил взять инициативу на себя.
Когда дочь попросила ряженку, я просто напомнила ему, что нужно обязательно погреть перед тем, как давать ее Катюшке. Волков покормил ребенка сам. Катюша уже вовсю зевала. Кажется, еще немного, и она заснет прямо на стуле. Похоже, от купания придется отказаться. Обычно мне это сложно — я люблю четкий график, но сейчас мне это на руку. Каждая минута показного спокойствия дается с трудом. Я всегда умела справляться с эмоциями, но сейчас я на пределе. Осталось всего лишь переодеть ребенка в пижаму и рассказать сказку. В этот раз мне попалась «Золушка». Самая нелюбимая мной из всех сказок. Хотя бы потому, что в реальности так не бывает — лично у меня не вышло. Катя уже почти заснула, когда я поняла, что терпеть сил нет. Слишком многое произошло за последний месяц. Мне нужно побыть одной. Лучше с Катей побудет Павел, чем я сорвусь при малышке.
Отправилась в гостиную. Сложно, когда у тебя нет своего уголка, куда можно забиться. Хотя от боли внутри себя не так уж легко сбежать. Я уже даже не знаю на кого злюсь больше: на Антона, Павла или на себя. На идиотку, которую жизнь ничему не учит. Хотелось все крушить, лишь бы как-то избавиться от всепоглощающей боли, выжигавшей все изнутри. Разбить что-нибудь вдребезги. Напиться — безумная банальщина, не говоря о том, что в мой ситуации это не самый правильный поступок. Вот только важно ли сейчас, что правильно?
Успокоительное было бы лучшим выходом, вот только я устала поступать правильно, ни к чему хорошему это все равно не приводит.
Я отлично знала, где Павел хранит алкоголь. Пусть эта другая квартира, но привычки у него все те же. Налила виски в первый попавшийся стакан. Даже не подумала ополоснуть его. Холодная жидкость обожгла горло. Сейчас мне было плевать, даже если сюда зайдет Павел и что-то мне скажет. Наверное, я устала бояться, что Катюшку у меня могут забрать. Устала держать дистанцию с Павлом, чтобы Антон ничего не подумал и не сделать ему больно. Устала сама со всем справляться.
Еще стакан. В конце концов, я же сегодня отмечаю свою сорвавшуюся свадьбу. Сорвавшуюся во второй раз. Пусть в этот раз и по моей инициативе. Почему-то от этого менее больно не становилось.
— Почему ты согласилась выйти замуж за Антона?
— Он любящий и надежный, — ответила я, не представляя, насколько ошибалась.
Я не сказала, что люблю Антона. Потому что и не любила. Как ни странно, выпив, я это лучше всего понимаю. Я вообще не уверена, что когда-либо смогу любить. Но я верила ему. Он стал одной из точек моей стабильности. Но я хотела забыть Волкова, хотела навсегда вычеркнуть его из памяти, смыть с себя его прикосновения, стереть его ласки. И именно поэтому я начала встречаться с Антоном. Хотелось счастья, быть любимой, но главное было именно забыть Волкова, чтобы, наконец, не ощущать боль. Чтобы, наконец, дышать спокойно. Вот только не думала, что мой «солнечный мальчик», тот, кто был полной противоположностью Волкову, может так со мной поступить. Было больно от осознания, что он никогда и не любил. Более того, он когда-то помог разрушить мою жизнь. Похоже, любовь — выдумка, сказка для дурочек.