Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия. Страница 32

Перед камином, ближе к двери, во всю оставшуюся ширину стены было расставлено бюро с множеством книг, свитков, писем, принадлежностей, ценных вещей, семейных реликвий. Удлиненные стреловидные окна напротив входа выводили на юг, отчего практически весь день в кабинете царствовало солнце. Несмотря на массивную мебель и более скромные хранилища для одежды и прочих мелких предметов, покой казался просторным: его размеры воистину впечатляли, а солнечный и даже лунный свет, проникая внутрь, отражался от светлых выкрашенных стен, мерцал на складках балдахина и занавесок, добавлял помещению тон не только величия, но и волшебства.

— Что еще? — мужчина напряженно изучал предоставленные бумаги. Огни свеч тенями дрожали на смуглых гладко выбритых щеках. Маатхас поскреб одну, вглядываясь в строчки внимательнее.

— Несколько бытовых вопросов, — Хабур почесал надлобие. Он сидел напротив, за тем же столом, и держал перед собой ворох каких-то бумаг. Что-то, пробегая глазами, передавал тану — в этих делах Сагромаху следует участвовать напрямую — что-то убирал в конец стопки, понимая, что с подобными мелочами разберется и сам.

— В поселениях на юге танаара из-за таяния и летних дождей затопило несколько деревень. Нужно отправить несколько каменщиков и плотников, и как-то еще помочь. В целом, все понятно, но без твоего дозволения мне не развернуться.

Маатхас протянул руку, принял пергамент, не глядя расписался, налил сургуча и поставил печать.

— Дальше.

— Гурт прислал вести от Каамалов, — Хабур протянул записку. Маатхас не принял, запрокинув голову, и сделал жест повеления: «Читай!».

— Похоже, Яфур всерьез давит на Яввуз, чтобы утрясти её брак с Дайхаттом. Не удалось выяснить точно, но, судя по всему, воздействует на таншу или через членов семьи, или через её связи с другими танами. Кроме того, Яфур снова заслал гонцов к Раггарам, и на границах Золотого и Пурпурного домов уже было несколько мелких стычек. Если так дальше пойдет, начнутся серьезные волнения между Раггаром и Яввуз. Будет конфликт, а кому оно надо? Не дай Праматерь, старый Ниитас помрет до той поры, снова весь север перевернётся из-за атак с юга.

Маатхас медленно покачал головой, соглашаясь с доводами Хабура.

— Еще пишет, что отношения Яфура и Этера накалились: между отцом и сыном нет былого понимания.

— Мало нам Шаутов было с этой проблемой, — протянул Сагромах.

— Но ведь распри в Алом доме нам на руку? — уточняюще спросил Хабур.

— В Алом — да, — согласился тан. — А Серебряный уже хочется заткнуть и не сомневаться в нём.

— У Энума Ниитаса, — продолжил Хабур, коротко кивнув, — все-таки родилась внучка.

— Еще одна? — Маатхас поднял удивленное лицо. Хабур дрогнул бровью:

— Трудно сказать. С их закрытыми границами новости едва выдерешь, — процедил мужчина. — Та же или новая — без понятия.

— Понятно. Что у Дайхатта?

Хабур замялся.

— Аймара не было в чертоге несколько месяцев, — осторожно начал он. — Но недавно там появилась пара его подручных, которые, кажется, уверяли, что вскоре тан вот-вот явится с Бану Яввуз.

Маатхас, было, отвлекшийся, снова вздернул голову:

— И? — смотрел, сузив черные глаза, которые утратили всякую смешинку.

Давно уже утратили, вдруг осознал Хабур, глядя на молочного брата.

Маатхас постарел. Он все еще был в цвете лет, зрелым, исполненным силой мужчиной — но где-то глубоко внутри. Ибо снаружи Сагромах выглядел утомленным, печальным и растерянным. Он многие вещи стал делать, не думая, с того дня, как вернулся из столицы, где его, не объясняя ничего, покинула Мать лагерей. Она обещала послать за таном, едва вернется в чертог — Хабур знал, но как-то комментировать или что-то советовать не решался.

Его, Маатхаса, годы проходят, частенько думал Хабур. И у него все еще нет ни сына, ни дочери, которые могли бы подхватить из рук отца выпадающий меч правосудия. Сколько еще можно ждать тану Яввуз? Вся семья настойчиво требовала от Сагромаха «жениться уже на ком-нибудь попроще» или хотя бы узаконить кого-нибудь из бастардов. Но Маатхас был непреклонен, и Хабур не торопился подливать масла в огонь.

Он был ненамного старше Сагромаха, хотя и поседел совсем рано. Уже в тридцать его виски были белы, а в тридцать пять до цвета северной пустоши выцвели и усы. И тем не менее, он был Сагромаху старшим товарищем, и чувствовал, что, если не поддержит, Маатхас сломается. Либо сдастся, либо отчается до того, что его будет больше и не узнать. И если всеми остальными Маатхасами Лазурного чертога двигала забота о клане, он, Хабур, мог попросту заботиться о человеке, вскормленном молоком его родной матери. О человеке и только о человеке.

Именно поэтому он уповал, чтобы надежда Сагромаха не оказалась иллюзией и не разбилась о правду склочного и неуправляемого характера Бану Яввуз. Потому что, если Праматерь позволит, она окажется женщиной, способной заботиться о других. По крайней мере, на войне так во многом выглядело.

— Их видели в столице, — подтвердил Хабур. — Но в чертоги они вернулись порознь.

Маатхас напрягся:

— Откуда знаешь?

— Ты сам оставил в её окружении несколько доверенных ребят. Да и … Не пойми неверно, отдай я его в первую очередь, ты бы не уладил все остальные дела, — протянул Хабур и, отложив кипу пергаментных листов, достал из-за пазухи конверт за пурпурной печатью с головой волка. — Гонец доставил незадолго до того, как я явился.

Значит, мгновенно сообразил Сагромах, брат наскоро подбил пачку вопросов, чтобы, когда Маатхас уедет из чертога, совсем уж не запустить.

— Чего медлишь? — спросил и вырвал из рук молочного брата конверт. Оглядел — печать цела. Большинство его писем Хабур вскрывает, не заботясь о тайне донесений: доверие ему Сагромаха было поистине безразмерным. Но на этот раз Хабур самоустранился от участия, и Сагромах, отчетливая понимая причины, был признателен.

— Можешь не уходить, — буркнул Маатхас, разворачивая конверт.

Быстро пробежал глазами. Оживился, зажегся, схватившись, как сухой осенний лист, по краям и высохшим жилам которого побежала искра.

— Мне нужен тот плащ, конь и пять человек охраны из лучших конников. Доделай остальное, — Маатхас подпрыгнул, даже не раздумывая. Но Хабур его удержал:

— Ты не можешь являться по первому её зову, — качнул седой головой. — И тем более, не можешь рисковать, выезжая всего с пятеркой людей, особенно после новостей, что на границе с Раггарами у них не спокойно.

— Какое мне дело до Раг…

— Мало ли, что может случиться, Сагромах. Тебе нужно нормально собраться и выехать в удобное время.

— Мне нужно, Хабур, — Сагромах в ответ взял брата плечи и чуть тряхнул, — чтобы я поскорее внес ясность. Потому что отношения вроде наших особенно плохи тем, что затягивают. Я уже почти привык быть ей союзником, чаявшим большего, но потерпевшим неудачу и смирившимся с ролью верного друга. А мне не это нужно. Я хочу быть с ней иначе, и если не переговорю сейчас…

— Она была с Дайхаттом…

— Седло — не постель, — заметил Сагромах. — Вместе путешествовать не значит вместе спать. К тому же — это ведь Бану, — он улыбнулся краем губ, убеждая брата, но в душе всковырнулся червь сомнения. Хабур-то не знает, но «это ведь Бану» была сама готова сблизится с ним, Маатхасом, на памятном пикнике. Кто знает…

А, бред! — Сагромах тряхнул густогривой головой. Единичный случай ничего не значит и ни о чем не свидетельствует. Не он ли подвел к тому, что Бану первой дотронулась до него? Не он ли ждал, надеялся и не верил, что это вообще возможно?

— Са, — просто позвал Хабур, как звал брата с мудренным именем, когда оба они были детьми.

— Да-да, — раздраженно протянул Сагромах. — Займись подготовкой отъезда. Как только, так сразу. И обязательно пусть соберут тот плащ.

Хабур смотрел вслед мужчине, проходящему сквозь входную дверь в кабинет-спальню. Даже самые влиятельные из людей, одолеваемые серьезным чувством, превращаются в непослушных юнцов, готовых срываться по первому зову милой, и по настойчивому — сердца.