Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия. Страница 49
— О, это не проблема, — ответил за Бану Гистасп. — Как только я сообщу в его присутствии, что женюсь на Иттае, он взведется и кинется к танше и к Тахбиру, выяснять, что к чему. А потом седлает коней, озлобленный, как демон.
Бансабира усмехнулась.
— Воистину. Я отказываюсь отдать Иттаю ему, наследнику одного из двенадцати танских домов Яса, выдавая за ни мало незнатного Гистаспа. Такого оскорбления Этер не стерпит.
— А, может, и Яфур, — напомнил Маатхас.
Бану пожала плечами: а, может, и Яфур. Выбирать-то всяко не приходилось.
— В любом случае, проблем станет больше. К сожалению, как ни крути, в отличие от сыновей, Яфур, при всех многочисленных недостатках, всерьез озабочен вопросами чести. Так что подобное решение может не на шутку раздраконить его.
Мужчину переглянулись: это не приходило в голову, но, кажется, противоречий не возникало ни у кого.
— Тогда за дело, — подбодрился Маатхас. Гистасп чуть наклонил голову и молча вышел. Сагромах исчез из покоя следом. Бансабира подошла снова к окну: продольная черта меж бровей так и не изгладилась.
Все произошло, как Бану и предвидела. Перехватить сообщение, написанное Этером для Дайхатта, оказалось легче, чем представлялось — помогали родные стены и верные люди. Маатхас и Хабур не подвели, выполнив все в точности. Сагромаху нравилось «быть в деле», чувствовать себя деталью, без которой весь сложный механизм взаимодействий попросту бы не сработал. Тахбир и Итами тоже повели себя согласно тому, как предвосхитила танша. Итами была всерьез разочарованна и даже раздражена, до неё уже дошли слухи, что Иввани, дочь Сив, Бансабира признала своей подопечной на правах единокровной родственницы, а, значит, следовало ожидать, что припасла для малолетки хорошее будущее. Её же старшенькой, практичной и смышлёной Иттае достался безродный солдат. Тахбир был в суждениях мягче — и с Бану, и с Гистаспом, когда тот, повинуясь указу, пришел просить позволения на брак. А Бансабире, когда они с Итами явились уточнить, не обезумел ли Гистасп, улыбнулся открыто и добродушно: вступить в брак по любви — благословение богов, не меньшее, чем иметь мать.
В конце концов, только одно обстоятельство Бансабира предугадать не смогла — восторженную, умилительную и очень шумную реакцию Иттаи, когда та услышала о предстоящей свадьбе. И судя по тому, как натянуто рассказывал об этом Гистасп, кузине вполне удалось обескуражить маститого генерала.
Этер, узнав, чуть не пришиб Гистаспа, а потом вовремя сообразил, что тот человек подневольный и явился к Бану. Судя по всему, ему причитается Ниильтах, заявил он с порога. Но Бансабира с разочарованной физиономией качнула головой: увы, к сожалению, Ниильтах не слишком умна, чтобы однажды стать таншей целого надела.
— Вот и я о том! — рассвирепел Каамал. — Поэтому я и сосредоточился на Иттае!
Бансабира сдержанно объяснила: кузина всерьез влюблена в Гистаспа, и он, Этер, будет попросту до горестного несчастен с женой, которая сохнет по кому-то еще.
Этер покраснел от злости: да разве жена из Яввузов ему нужна для счастья? И разве сама Бану не была влюблена в какого-то там недоумка, когда вышла за его покойного брата Нера?
Бану в ответ лишь попросила прощения — со всей скромностью и без капли раскаяния.
— Но одна из моих троюродных сестер с радостью составит вам пару, — поделилась новостями Бану.
— Что?! — Этера накрыло с головой.
Бану повторила: внучка её дальнего родича Бирхана готова составить Этеру партию. Мужчина в ответ не удержался: размашисто шагнул к невестке и наглым образом схватил за грудки, вздернув вверх.
— Что ж, по крайней мере я выдернул из твоих загребущих лап тридцать дайхаттовских тысяч. Мы с Аймаром двоюродные братья, можешь не сомневаться, даже если возьмешься все отрицать — он поверит мне. И до отца я тоже однажды досту…
Этер не договорил: вошедший Маатхас опрометью кинулся к Бану и, ничего не выясняя, всей тяжестью натренированных рук со вздувшимися венами, обрушился на Каамала. Этер с первого удара отлетел на несколько шагов. Прыжком Сагромах настиг обидчика и с безумными глазами готов был ввязаться в драку.
— Са, прекрати! — бросилась Бансабира, обхватив возлюбленного со спины за обе могучие руки. — Остановись, пожалуйста! Сагромах!
Багровый, с бешеной ненавистью в глазах, Маатхас рвался из рук Бану, налетая на Этера. Впрочем, тот не нуждался в опеке и, едва улучив момент, на который Бану удалось задержать Маатхаса, от души кинул кулак в ответ. Угодил Сагромаху аккурат под ребро. Того сотряс спазм, дыхание сбилось, но уже через несколько секунд гнев взял верх над чувствами. Маатхас отследил яростное метание сердца в груди: этот выродок поднял руку на Бану!
— Сукин сын! — проорал Маатхас в совершенно неуправляемом состоянии и толкнул локтем женщину, чтобы отошла хотя бы на пару шагов.
Бану послушно отступила: делать сейчас что-то все равно бесполезно.
— Сукин сын! — заходясь, твердил Маатхас, нанося и получая удары.
Это затянулось на несколько минут.
— Са, — с нежностью в голосе позвала Бану, предпринимая последнюю попытку и заранее зная, что та обречена на провал. «Это ради тебя же» — мысленно отозвался Маатхас. Он уже покостерил на чем свет стоит мужчин, которые охраняли Бансабиру прежде. Он на днях сказал ей в лицо, что все они были ничтожны и жалки, раз теперь она стесняется шрамов. И что теперь?! Он сам будет, как те, никчемные и бесполезные недоноски?!
У Этера были разбиты губы, и явно грозило наплыть в скором времени несколько сочных гематом по всему телу. У Маатхаса начинал заплывать глаз.
— Стража! — Бану сделала единственное, что осталось. На её счастье, каким-то таинственным чудом у двери покоя оказался Раду. Увидев его, Бансабира облегченно выдохнула: уж этот разнимет.
И действительно, Раду, а вслед за ним и Шухран с Атамом, который присоединился к отряду танши уже на исходе Бойни, ввязались в разборку двух мужчин. Растащили по сторонам. Атам скрутил со спины Маатхаса, Шухран ограничивал действия тана спереди, готовый в любую минуту кинутся на помощь любому из товарищей. Раду, неодолимый и могучий, как судьба, мертвой хваткой вцепился в Этера: ладно Сагромах, тот может только накостылять Каамалу, на тану он в жизни не замахнется. А вот деверь у танши та еще сволочь.
— Тан Маатхас, ахтанат Каамал, — со всей строгостью позвала Бану, понизив голос. — Вы в своем уме?
Сагромах почувствовал в груди легкий укол совести, который, впрочем, быстро заглох под натиском сакральной убежденности в собственной правоте.
— Раду, — скомандовала танша. Тот натянулся, как тетива, готовый к спуску в любой момент. Наконец, он пригождается, как стоило бы!
— Слушаюсь, тану!
— Проводи танов на воздух и приведи в чувство.
— Не смей меня трогать! — мгновенно ощетинился Этер. — А я был прав, ты та еще шлюха, Бану.
— Ах ты! — не нашелся словами Маатхас, готовый уже сорваться в любую площадную брань.
— Можно я ему вдарю? — спросил и Раду.
— С кем ты наспала Гайера?! С Руссой? Со своим оруженосцем? Солдатская дрянь!
Бансабира побелела.
— У Гайера внимательные глаза твоего отца и тупой подбородок твоего брата, — шепнула танша, подходя к обидчику ближе. Раду напрягся больше, понимая, как безумит близость врага, и ожидая от Этера чего угодно. Тот тоже почувствовал, как сильнее разбухли и без того вздувшиеся, налитые мышцы на руках Раду, стесняя его, Каамала, движения. — Если ты настолько слеп и глуп, чтобы не видеть этого, одной Праматери известно, в какое дерьмо ты сведешь танаар, когда возглавишь его.
Этер понял намек безошибочно: на этот раз он действительно дернулся не к Маатхасу, а к Бану, но Раду не подвел, уперевшись в пол ногами. Каамал рвался отчаянно, рычал, разве что не бросая пену с губ, но Раду был Раду. Вновь обретая спокойствие, Бансабира оглядела гиганта с долей восхищения в глазах. Он и правда становится бесполезен вне боевых условий: гаснет, хиреет, начинает пить, шляться по бабам, делать сущую ерунду и говорить тоже, но в бою всегда преображается мгновенно. Вспоминая весь свой прошлый лагерь, собранный за годы Бойни Двенадцати Красок, Бансабира думала, что если кто и был дитем Шиады, избранником Матери Войны среди всех её людей, то именно Раду.