Озабоченный (СИ) - Митрич Влад. Страница 13

- Зоны повышенной пигментации, - послушно повторил я, сглотнув. Любе, похоже, гипнозом обладать незачем – естеством справляется. Как, впрочем, все женщины, не лишённые обаяния. Писаной красавицей быть совсем не обязательно.

- Раздвигаем большие губы и видим за ними малые. – Левым и правым средними пальцами Люба раскрыла свою раковину, подавшись вперёд, чтобы я разглядел всё детальней. – Вот. Тонкие, по сравнению с внешними складками, полоски нежной кожи, ещё темнее, ещё более пигментированные. Сейчас, когда я возбуждена, влажные. – Объясняя урок, для наглядности, осторожно трогала называемые элементы указательными пальцами обеих рук. – Внизу малые половые губы соединяются, плавно переходя во вход во влагалище, и далее в её заднюю стенку. Она там, внутри. – Один палец углубился в мокрый, скользкий зев и потянул вниз, открывая розовую пещерку, сочащуюся пряно пахнущей влагой.

Острый, солёный, манящий запах, уловимо напоминающий огуречно-селёдочный, ударил по мозгам, сведя скулы. Захотелось впиться губами, лизнуть языком – с трудом утерпел.

- Теперь пошли вверх… над влагалищем, которое выглядит мокрым бугристым углублением с поперечной складкой, маленькую дырочку разглядел? Это уретра, из неё женщины писают. Довольно чувствительная штука, некоторым нравятся ласки именно её… но не мне. Смотри дальше. Здесь соединяются малые губы, переходя в уздечку клитора. Мы, наконец, дошли до него, до главного похотника. Сейчас он возбуждён, поэтому возвышается над губами… упругий, как маленький, стоящий мужской член, чем он, по сути, и является. Сдвигаем складку, называемую капюшоном, и видим головку клитора – мини реплика мужской головки. Похоже, правда?

- Я потрогаю? – жалобно попросил я, совершенно забыв, что могу приказать.

Мой котёнок, всё время приятно урчащий, вдруг недовольно фыркнул и коготком резанул в глубине по какой-то жилке. Не сильно, а скорее неприятно, чем болезненно; как бы предупреждая. Я недовольно поморщился и забыл этот момент – котёнок продолжил урчание.

- Разумеется! – милостиво разрешила учительница. – Только осторожно. Орган очень чувствительный. В нём столько же нервных окончаний, сколько в большом мужском члене, но сконцентрированы они на… а-ах, - выдохнула, не выдержав ласки, - малой… а-ах… пло-ща-ди… - на этом объяснения закончились.

Я впервые вдумчиво трогал женское сокровенное – мимоходные ласки перед соитием не в счёт. Очень красиво всё у них устроено, даже сравнивать не с чем.

Большие губы на ощупь оказались шершавыми, покрытыми мурашками. Если внимательно приглядеться, то из общей «загорелости» можно было вычленить островки пигментации, напоминавшие географические карты стран – такие же неровные, ломанные. А сами губы мне представились крепостными валами, отсыпанными и утрамбованными вокруг цитадели сладострастия для сбережения детинца от вражеских набегов. К счастью, с охранными функциями фортификация не справлялась. Малые складки походили на бабочку, распустившую крылья. Тёплые, влажные, плотные - их было приятно гладить. Проводишь по узенькому краю, а они будто бы режут, защищаясь. Когда погладил уздечку, Люба ахнула и я, представив, что трогаю свой член, перемычку под самой головкой, её понял. Сосредоточился на клиторе. Люба застонала в голос. Попробовал засунуть палец в пещерку, но был остановлен:

- Царапает, - прошептала, перехватывая руку. – Не надо, - попросила хрипло, от возбуждения заметно подрагивая.

Я посмотрел на ноготь – вроде подстриженный, чистый. Провёл но губе. Действительно, есть заусенец. Не думал, что мужикам желателен уход за ногтями.

Далее я аккуратно гладил, сдвигая и задвигая кожу на головке, сам главный похотник. Клитор перекатывался под пальцами, ускользая, точно валик из упругой резины под мягкой, толстой, скользкой полиэтиленовой плёнкой. Люба стонала, всхлипывая; изредка, на выдохе, дёргала задом.

Я не выдержал и прильнул к источнику наслаждений ртом. Люба издала протяжный стон и задохнулась. Обе ладони легли мне на затылок и прижали голову к сердцу страсти. Мои руки в свою очередь вцепились в худой, но в то же время мягкий как тесто, совсем не упругий зад – спортом учительница не занималась, похоже, ни дня, - и закрепили положение - не вырвешься.

- Да, так! Боже, это впервые… так… - и буквально завыла от наслаждения.

Я нырял языком во все углубления, до которых дотягивался, скользил между малыми губками, подлизывая напрягшийся до твёрдости дерева клитор, ставший похожим на косточку финика в мягкой кожаной оболочке. Целовал, беспорядочно елозил по сладкой упругости…

- Ритмичней! – хрипло взмолилась Люба, жаждущая кончить. – Дави на него, как на кнопку… да… из стороны в сторону… у-ух… всё вместе! – как это сделать я не сообразил, поэтому просто засосал всё целиком вместе с малыми губками и стал лизать, не разбирая.

- А-а-а-а… - завопила Люба и задёргалась. Ноги с силой сжались, сдавив мне уши, вой замер на высокой ноте и, спустя несколько секунд, раздался долгий стон облегчения, словно тяжёлая работа, мучившая женщину много лет, наконец-то закончена. Бёдра отлипли от моей головы, а руки откинули её, как ненужную вещь, как надоевшую игрушку. Люба с выражение блаженства на лице устало плюхнулась рядом со мной и смачно поцеловала в губы.

- Спасибо, – поблагодарила лаконично. – Никто мне этого не делал.

И положила голову мне на плечо, явно собираясь понежиться. А как же я? У меня от возбуждения не только гениталии, но и голова скоро лопнет!

- А меня отблагодарить? – высказался я удивлённо.

- Я же сказала спасибо. Отстань, Петь, пожалуйста, дай отдохнуть… - проворковала, нежно потрепав по щеке.

- Ну уж нет! Ты уж будь добра, сделай мне то же самое, ну, пожалуйста…

Люба крякнула, встряхнувшись, будто на самом деле была уткой, и запустила руку в мои трусы. Я чуть сразу не кончил. Удержался чудом, специально подумав о страшном, о старухе - ведьме. Возбуждение утихло.

- Ого! Камень… горячий какой… а почему бы и нет… надо когда-то пробовать, - так, разговаривая сама с собой, приспустила мои семейники с ширинкой на пуговице, наклонилась к члену, понюхала, лизнула и взяла в рот.

Не знаю, умеючи делала минет Люба или по любительски сосала-лизала как чупа-чупс с мороженным – опыта не имел, - но приятно и сладко было. Какой-то другой восторг, отличающийся классического секса; не лучше и не хуже, просто иначе. Когда появилась первая струйка – предвестник извержения, учительница резко отстранилась, опасаясь срыгнуть от неприятного вкуса, но я, ждущий обратного, желающий вернуться во влажную, тесную, приятно шевелящуюся теплоту, буквально взревел:

- Глотать, сука! – и Люба судорожно обхватила ствол губами. Я схватил её за затылок и насадил на стержень до упора.

Оргазм воспылал с яркостью звёзд безлунной ночью. Толчок – вспышка, толчок – огонь. Люба давясь, задыхаясь, с трудом справляясь с рвотой, высасывала и глотала сперму; лицо побагровело. Не успокаивалась, пока не испила всё до конца. Отстранилась и, тяжело дыша, посмотрела ошарашенными глазами, полными слёз.

- Что это было, а? Петя, объясни, - испуганное лицо с подтёками слюней пребывало в смятении. – Я… не могла отстраниться, а рвать тянуло – желудок наизнанку, думала, вывернется, чудом сдержалась. Я чуть не задохнулась, Петя! И сука… ты меня обозвал?! – только дошло.

- Забей, - отмахнулся я, пребывая в блаженстве. – Не обращай внимания на выкрутасы тела, всё у тебя нормально. И за суку извини, это я в сердцах. Извини, ну, пожалуйста, - сказал и поцеловал женщину в носик. – Тебе понравилось?

Ответ услышать не удалось – впервые заиграл мой мобильник. Мы переглянулись. Я растеряно, а Люба, после слов «ну, пожалуйста» только-только расслабившаяся, встревоженно. Нагнувшись, вытащил из кармана валяющихся на полу джинсов смартфон. Ожидаемо звонила Катришка, ей запрет внушить забыл. А другие люди, кроме сестры и мамы, связывались со мной ускользающе редко. Десятки номеров в память вбиты, а толку? Мы, похоже, обоюдно забыли о существовании друг друга – я и записанные в телефон абоненты.