Пудра и мушка - Хейер Джорджетт. Страница 3

– Сначала я должен был проследить, чтобы моя жена устроилась в своем новом доме.

Какое-то мгновение Том непонимающе пялился на брата.

– Жена? Я смотрю, ты не терял времени даром! Когда и где ты женился на этой леди?

– Три недели назад, в Париже. Теперь вернулся домой, чтобы полностью исполнить завет Жеттанов.

– Боже милостивый! – выпалил Томас. – Надеюсь, не для того, чтобы встретить здесь степенную и обеспеченную старость?

– Что-то вроде того, – кивнул Моррис. – Подожди, ты еще не видел мою жену!

– Я уже сгораю от нетерпения, – ответил Том. – Что теперь будешь делать? Станешь сквайром, обзаведешься полудюжиной детей?

Серые глаза моргнули.

– Том, я буду благодарен, если ты перестанешь грубить.

– Я грубиян? Бог с тобой, Моррис, что это на тебя нашло?

– Я теперь женатый человек, – отвечал Моррис. – И потому мне приходится сдерживать свой язык. Моя жена…

– Морри, не мог бы ты называть леди просто по имени? – умоляюще спросил Том. – Я не могу так часто слышать эти слова, как бы ты ими ни гордился.

Моррис слегка покраснел и улыбнулся.

– Хорошо, тогда просто Мария. Она очень милая, деликатная леди.

– Боже праведный! Морри! А я-то уж думал, что ты женился на наглой, сварливой девке, смахивающей на свинью!

– Господи, этого мне только не хватало! Моя же… Мария очень нежная и кроткая и…

– Ай-ай, Морри, я ничуть не сомневаюсь в этом! – нетерпеливо перебил его Томас. – Но я должен скорее увидеть ее собственными глазами, дай мне самому оценить ее, пожалуйста! Кстати, ты уже завтракал? Нет? Тогда пошли наверх. Где этот шакал Моггат? Моггат! Моггат! Ах, вот ты где! Беги и приготовь завтрак, да поживее! И принеси в мою комнату еще шоколада.

Он снова подтянул пояс на своем безразмерном халате и, цепко стиснув руку брата, потащил его к лестнице.

Моррис Жеттан все-таки привел в дом свою новобрачную. Это была утонченная леди, милая в общении; она обожала своего симпатичного супруга и в срок подарила ему сына, которого назвали Филиппом. Когда Том увидел племянника, то сразу же признал в нем настоящего Жеттана, вобравшего в себя все характерные черты своих предков. Отец ребенка, напротив, не видел в нем сходства ни с самим собой, ни с кем-либо еще, но тем не менее замечания брата вселяли в него чувство признательности. Том был необычайно доволен и предрекал что юный Филипп проявит себя в жизни, как истинный Жеттан. Он даже намекнул на то, что молодое поколение должно превосходить смышленостью своих отцов, на что Моррис улыбнулся, гордо разглядывая красное, сморщенное личико малыша.

– Самое главное, – Том подвел черту под своими разглагольствованиями, – у него будет отец, который сможет давать ему советы по всем вопросам моды. Как, Моррис, покажешь ему мир моды? Тебе не следует здесь закисать. Не стоит отрываться от общества.

Моррис продолжал улыбаться своему отпрыску.

– Согласен Том. Ребенку я понадоблюсь чуть позднее.

Пять лет Моррис потратил на поиски своего места в лондонском обществе, пока не обнаружил, что страсть к волнующей и праздной светской жизни начала в нем затухать. Смерть Марии нанесла этой страсти последний удар. Едва оправившись от тяжелой утраты, Моррис уехал со своим маленьким сыном в «Гордость Тома». С тех пор он стал редко посещать Лондон, за исключением визитов к брату и портному. Постепенно к нему вернулась прежняя неугомонность и он стал проводить больше времени у Тома. Шаг за шагом он вновь окунулся в мир, когда-то брошенный им, хотя уже не мог наслаждаться этим миром как раньше. Морриса тянуло домой, да и маленький Филипп удерживал его. Так он и разрывался между Лондоном и «Гордостью Тома». Когда у него был подъем сил, он быстро паковал чемоданы и устремлялся либо в Лондон, либо в Париж; с наступлением депрессии он возвращался домой, где проводил два-три спокойных месяца.

Когда Филиппу исполнилось восемнадцать лет, Моррис впервые вывез его в Лондон. На Филиппа большой город нагнал смертельную тоску. Сэр Моррис сделал вывод, что тот еще слишком молод, чтобы посещать общество, и отослал сына обратно в деревню. Он решил, что годика через три парню там изрядно поднадоест и он сам будет стремиться оттуда сбежать.

Но годы шли, а Филипп не проявлял желания следовать по стопам отца. Он даже не захотел отправиться в большое путешествие по Европе; его ничуть не интересовали манеры и модная светская одежда; он презирал жизнь королевских дворов. Всему этому он предпочитал размеренный деревенский быт, в значительной мере исполняя обязанности своего Отца в качестве помещика-сквайра. Ему было теперь двадцать три года; высокий, с приятной внешностью, но, как говорил отец его дяде: «неотесанный парень».

Глава II

В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ ГОСПОЖА КЛЕОНА ШАРТЕРИ

Когда я говорила о трех джентльменах, осевших в округе Литтл Фитлдин, то одному я посвятила несколько строк; другому – целую главу. Теперь настало время рассказать о третьем джентльмене, который выбрал место для своего дома на самой окраине деревни, в двух милях на восток от «Гордости Тома». Чтобы попасть туда, нужно было идти по главной дороге, пока коттеджи не начинали редеть и булыжная мостовая не исчезала вместе с тротуаром. Дорога шла между двух стен плотной изгороди из деревьев да густой травы, обрамляющих ее с обеих сторон. Нужно было пройти еще совсем немного и тогда можно было увидеть заросшую мхом крышу Шарлихауза. Сам дом был скрыт от посторонних глаз за глухим и высоким кустарником.

Здесь и жил мистер Шартери, как до него жили его отец и дед. Он был счастлив со своими женой и дочерью. Но нас прежде всего интересует именно дочь.

Ее звали Клеона, и она была весьма недурна собой. У нее были густые золотистые волосы, на фоне которых словно васильки во ржи выделялись большие голубые глаза. Алые губки выглядели одинаково очаровательно, когда девушка улыбалась или обиженно надувала их. Ей только что исполнилось восемнадцать – на радость и к отчаянию всех женихов в округе. В особенности, к отчаянию мистера Филиппа Жеттана.

Филипп был по уши влюблен в Клеону, с первого раза, как увидел ее по возвращении из монастыря, где она получила скромное образование. До отъезда туда они вместе с Филиппом и с Джеймсом и Дженнифер Винтонами постоянно играли, ссорились, начиная с того момента, как только смогли самостоятельно ходить. Когда Клеона покинула их компанию, чтобы поднабраться лоску, мальчики редко ее вспоминали, зато когда она вернулась обратно, все их мысли были только о ней. Время подружки по детским забавам ушло навсегда, ее место заняло волнующее Видение. Филипп и Джеймс стали с подозрением поглядывать друг на друга.

Клеона была рада подобному обороту событий и использовала свой природный дар с величием королевы. Она играла с одним молодым человеком, чтобы досадить другому. И наоборот. Но прошло немного времени, и она поняла, что мистер Жеттан волнует ее гораздо больше, чем того требуют правила приличия. Девушка все время думала о Филиппе, а когда он приходил навестить их, ее сердце начинало биться чаще и временами даже было готово выпрыгнуть из груди.

Но Клеона была строга к самой себе, тем более, что в мистере Жеттане было много такого, что она не одобряла. Пускай он мог ей казаться властным и привлекательным – а этого у него было не отнять, но он чаете бывал безнадежно неотесанным. До возвращения в Шарлихауз, Клеона успела провести несколько месяцев у своей тетки, жившей в городе. Тамошние мужчины очень элегантно ухаживали за Клеоной, осыпая ее комплиментами. Она могла игнорировать любого из них, но их обращение с ней оставалось столь же обворожительным. Речь же Филиппа была простой и незатейливой, а его комплименты почти всегда были не к месту, да и внешний вид оставлял желать лучшего. У Клеоны было хорошо развито чувство цвета и стиля; ей нравилось, чтобы ее кавалеры выглядели модно. Сэр Мэтью Грелони, например, поражал своими чудесными чулками со стрелками, украшенными бабочками; Фредерик Кинг носил безукоризненно подогнанный по фигуре камзол, говорили, что влезть в него ему помогали сразу три человека. Платье Филиппа было сработано практично, но и только, а чулки Мэтью он просто презирал. Филипп даже отказывался купить себе парик, так и ходил, зачесав каштановые волосы назад и перевязав их сзади черной тесемкой в косичку. Никакой пудры, локонов, неухоженные ногти и ненапудренное лицо. Фу! Клеона думала, что, нарисуй он себе всего лишь одну крохотную мушку, и девушки/ сходили бы по нему с ума. Тем не менее Клеона не любила плакать. Во-первых, от слез ее глазки становились красными. Во-вторых, это было совершенно бесполезное занятие. Но она твердо решила, что Филиппа нужно исправить, так как она… ну ладно, скажем, так как он был ей не неприятен. Филипп как раз приехал из города, куда его посылал отец под предлогом решить кое-какие дела, связанные с недвижимостью. На самом деле Моррис надеялся, что город развлечет сына, изменит его старомодные мысли. Филиппу был невдомек этот тайный умысел, но Клеона была в него посвящена. Ей очень нравился сэр Моррис, как, впрочем, и она ему. Когда сэр Моррис увидел, что Филипп выбирает себе жену, то это его порадовало, хотя он считал, что Жеттаны должны стремиться повыше. Но будучи верным старинной пословице, сэр Моррис вполне довольствовался нынешним развитием событий. Единственное, что его беспокоило, – это очевидное упрямство сына в первой части пророчества, а именно – любви… Он любил Филиппа и не хотел его терять; они были прекрасными компаньонами, но…