На чужих условиях (СИ) - Карвер Крис. Страница 48
Но иногда… Он себя ненавидел. И презирал. Не только за то, что сделал, но и за то, что долгие месяцы не говорил ни слова. Как будто этого не было. Как будто смерть Бетани Даглас не имела значения. Он чувствовал отвращение к самому себе — отвращение такой силы, что не хватало никакого мыла, воды и гелей для душа, чтобы смыть с себя это липкое чувство.
И когда Алви пришла к нему — пришла сама ровно на пятый день их разлуки — он уже знал, чем все закончится.
Больше не будет ее улыбок, посвященных ему. Не будет мягкого «я скучаю» и смешных сообщений с фразами-мемами. Возможно, она даже не сможет с ним говорить, и будет права.
Когда она пришла, дома никого не было, все были заняты поиском дикарей.
Килан вдохнул ее запах полной грудью, надеясь, что он впитается ему под кожу, потому что иначе — как он сохранит его внутри себя, когда она уйдет? Он необходим ему, как воздух, как жизнь. Он просто не сможет, он… Он просто не сможет без нее, черт возьми! Как он собирается жить?!
Она ни о чем не спрашивала. Они вышли на задний двор, и Алви посмотрела на него своими огромными, когда-то наивными, а теперь вот такими умными глазами…
И Килан заговорил сам.
* * *
— Ты наверняка знаешь о восстаниях оборотней в 50-х?
Алви кивнула.
— Именно они натолкнули правительство на создание первых Соглашений.
— Эти оборотни были фанатиками. Они ненавидели людей, считали их низшими существами, не достойными проживать в тех же условиях, что и оборотни. Они считали, что людей нужно изолировать и держать в специальных лабораториях, как подопытных. Они были уверены, что можно вживлять волкам человеческий ген искусственным путем. И тогда будущее будет все так же развито. Мы не одичаем, но и люди не будут путаться под ногами.
Килан говорил спокойно, но в то же время, она никогда не слышала в его голосе так много эмоций сразу. Он как будто выталкивал из себя слово за словом, действовал против своей воли, чтобы она прочувствовала, чтобы поняла.
Алви рассматривала лужайку перед собой, стараясь дышать ровнее.
— Я знаю об этом. Я писала эссе про похищения, проводила исследование.
– Не все, что ты прочла в интернете, правда. Большую часть группировок тогда поймали, многие были арестованы, но осталось несколько лидеров, которых не удалось найти. Их видели тут и там в лесах — обезумевших своей идеей очищения мира, желающих довести дело до конца. Они вербовали новичков и вдалбливали им в головы весь этот бред о «чистой» и сильной планете.
— Дикари?
— Да. Но они не все дикие. Есть и те, кто вполне спокойно сосуществует рядом с нами.
— Марина?
Килан посмотрел на нее. В его взгляде было столько мольбы, что Алви отвернулась. Она не могла дышать, когда он смотрел на нее так.
Вероятно, он понял, что зрительного контакта не будет. Поэтому прокашлялся и продолжил.
— Да. Но тогда я не знал об этом. Я вообще ничего не знал. Я подумал, что влюбился в нее…
Алви пыталась почувствовать боль от осознания, что Килан любил кого-то еще, но внутри ничего не было. Только желание дослушать историю до конца и разбить себе сердце вдребезги.
— Мы виделись пару раз в неделю. Встречались в отеле или на съемной квартире. Я пытался представить нас с ней вместе тогда, полноценно, как пару, и не видел ничего, кроме секса и разговоров. А говорили мы много. Меня это забавляло, мне казалось, что она просто очень любопытна. Я понятия не имел, что дикари добрались до Лабриджа — кому мы нужны в своем захолустье?
Он сделал паузу. Достал из кармана сигареты и покрутил их в руке. Потом убрал обратно.
Алви молчала, поэтому он продолжил.
— Она рассказала мне об особенных людях. О людях с сильной кровью — чистейший, не разбавленный примесями генофонд. Внешне они ничем не отличались от остальных людей, многие даже не знали о том, что они особенные. Найти такого человека — это большая удача для дикаря.
— Дагласы были такими?
— Да. И я не знал об этом. Но однажды я заехал к маме на работу и случайно услышал ее разговор с Дагласом. Они говорили о Союзе. О том, что будет, если Бетани и Тайлер вступят в Соглашение. «Мы можем хранить свою особенную кровь хоть тысячу лет, но кто я такой, чтобы запрещать своей дочери любить того, кого она пожелает?» — вот что он сказал. И я восхитился тогда. А потом…
Алви закрыла лицо руками. Он мог не рассказывать дальше.
— Ты сдал их.
— Алви, ты должна знать… Я понятия не имел, во что это выльется.
— Никто не знал об их особенности! Возможно, даже сама Бетани не знала, а ты взял и выдал их тайну первой встречной… Черт.
Килан посмотрел на нее так, словно она ударила его. Голос его стал тихим.
— Я понял, что сделал, только когда с Бетани случилось несчастье в лесу. Должно быть, они пытались схватить ее и похитить.
— Но она дралась до последней капли крови. Она предпочла умереть.
Алви произнесла это с гордостью и болью одновременно. Она представила, как Бетани — милая, добрая, сильная Бетани, — осознает, что это конец.
У нее закружилась голова. Чувства обрушились на нее с такой силой, что она не сумела от них защититься.
Тайлер. Ее бедный Тайлер, он ничего об этом не знал. Как она сможет теперь… Как она… Господи, она не посмеет взглянуть ему в глаза больше никогда в жизни!
— Алви…
— Мы все совершаем ошибки, и влюбиться — не страшно, — сказала она, не узнавая своего голоса. — Я бы никогда не стала винить тебя за какую-то связь до меня, но Килан…Ты молчал все это время. Пока я думала, как сделать так, чтобы мой лучший друг не разлагался от боли — ты молчал.
Он подался к ней, потянулся всем телом. Руки его дрожали, в голосе сквозило отчаяние.
— Я всё исправлю. Только скажи как.
— Ты не можешь! Как ты, черт подери, собираешься исправить чью-то смерть!?
— Я не убивал ее!!
— Но ты знал, кто это сделал! Знал все это время и делал вид… Когда я рассказывала тебе о Тайлере и Бетани… Боже, Килан, да что с тобой не так? Как ты можешь быть настолько жестоким?
Она хотела расплакаться, но слез не было. Все ее тело скрутилось в пружину из-за сухих рыданий, и она обняла себя за плечи пытаясь остановить это…
— Мне жаль, Алви.
— Кто ещё знал? Джулия? Лаура? Боже, Лаура знала?
— Нет! Никто! Моя семья ни в чем не виновата, клянусь!
— А твои друзья?
Он замер, глядя на нее таким взглядом что у Алви на секунду остановилось сердце
— Я рассказал Энди.
— Прекрасно.
— Мне нужно было с кем-то поделиться, я сходил с ума…
— А так и не скажешь…
— Пожалуйста, Алви. Прошу тебя.
Он снова потянулся к ней, и на этот раз Алви не стала уклоняться от прикосновения. Внутри у нее вдруг стало так пусто. Она поняла, что устала. Устала очень сильно. Словно небо упало ей на плечи, и она держит его, боясь уронить.
— Что теперь с нами будет?
— С нами?
— Да, с нами. Все вот так закончится? Мы пойдем каждый своей дорогой?
Слезы подступили к горлу. Ей хотелось пойти домой, запереться в спальне и нарыдаться до икоты. Так, чтобы вместе со слезами вышла вся боль. Но вопрос продолжал висеть в воздухе, она просто не могла оставить его без ответа.
Она посмотрела в чистое небо. Облизала губы и натянула улыбку.
— Я обручилась в восемнадцать. Семнадцать лет до этого я ждала, что ты придешь и поздравишь меня с Днем рождения. Семнадцать лет до этого я сторонилась любых отношений, не видела знаков внимания, а вся моя жизнь была уже прочитанной мною книгой, до самой старости. Я могу и сейчас тебе ее пересказать. Все что будет. Когда мне будет двадцать, а тебе тридцать — мы поженимся. Энди и Рой будут в синем, потому что Лаура как-то упоминала, что шаферы обязаны быть в синем, это цвет нового будущего, понятия не имею, что это значит. Мы переедем куда-нибудь к морю, но видеться будем раз в три месяца, потому что у тебя командировки и любовницы, у меня — каждые три недели новая работа и ничего не значащие интрижки, а общего у нас совершенно ничего. Я не успею заметить, как ты начнешь седеть, соседи с детьми будут вызывать у нас обоих тошноту, но каждый год в годовщину нашей свадьбы мы будем собираться в Лабридже и делать вид, что безумно счастливы ради наших близких.