Око воды. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 10

— Согласен. Это всё сложно. Но у тебя ещё есть время, я не тороплю. В Талассе мы решим, что делать дальше. Но, что бы мы ни решили, запомни — всё будет хорошо, — он поцеловал её в висок. — А теперь слушай про Ашуман…

И сердце хотело верить его словам, но опыт подсказывал, что хорошо если и будет, то далеко не всё.

Теперь, когда память постепенно возвращалась к ней, Кэтриона вдруг подумала, что забвение, которое даровал ей когда-то Орден, не такое уж и зло, а, может быть, даже и благо. Потому что сейчас она чувствовала себя так, как будто в ней стали сосуществовать одновременно четыре разных человека. Маленькая принцесса Кэтриона — любимая дочь, выросшая в шелках и золоте под сводами дворца в Ксирре, среди придворных, исполнявших любую её прихоть, среди райских птиц и пальм, подпиравших ярко-голубое небо. И Кэти — маленькая бродяжка, которая умела искусно воровать и драться, и прятать всё самое дорогое внутри даштара — маленькой ашуманской шкатулки. Которая за горсть медяков танцевала под мостом огненный танец-вайху для нищих и калек и торговала мидиями из вонючих корзин на рынке. Кэти — сестра, верная спутница Рикарда, живущая в прекрасном доме среди лавандовых полей и мускусных роз. И Кэтриона — шейда, верная поданная Ирдионского Ордена, сама того не ведая защищавшая тех, кто уничтожил её любимых. И как примирить между собой эти новые грани своей души, она не знала.

Память возвращалась рывками, то и дело подбрасывая какие-то эпизоды из всех этих прошлых жизней, и каждый раз Кэтриона ощущала, как ей хочется снова вернуться к тому моменту, когда она собиралась зашвырнуть даштар с браслетом в огонь. Может, и стоило бы сделать это тогда. Может быть…

В этот раз память вернула новый осколок так же внезапно, как и прежние. Они с Рикардом уже собирались покинуть постоялый двор и отправиться в путь рано утром. Кэтриона стояла возле лошади, поправляя подпругу, когда рядом протарахтела карета, и одно из её колес, попав в лужу, обдало грязью женщину и девочку, идущих с вёдрами к постоялому двору. Возница щёлкнул бичом и крикнул какое-то ругательство, но слов Кэтриона даже не расслышала, потому что разом провалилась в новое воспоминание.

Возница чуть осаживает лошадь, и карета откатывается немного назад, потому что улицы Нижнего города в Рокне — сплошь колдобины, камни и ямы, заполненные вонючей жижей. Лакей соскакивает с задника и бросается к двери, не забывая прихватить маленькую скамеечку, чтобы тут же ловко подставить её под ноги своему господину, который осторожно выходит из кареты.

Господин одет в бархат, и его одежда, хоть и скрытая под складками тёмного плаща, всё же успевает блеснуть золотым шитьём и позументом, и Кэтриона жадно разглядывает прибывших гостей. Господин закрывает нос платком и оглядывается. Позади него охрана бросается в стороны, чтобы разогнать прохожих, и бичи псов разрезают воздух сухими щелчками.

— Ашш дейкесс! — мать бормочет себе под нос неразборчивое ругательство, отступая к стене дома, и Кэтриона прижимается к фундаменту вслед за ней.

Эта карета только что обдала их щедрой порцией грязи, осевшей на юбке матери бурыми кляксами, а возница прошёлся по чьей-то спине бичом смело, с оттягом, так, словно знал, что ему за это ничего не будет. А им с матерью пришлось отскочить прямо в другую лужу, чтобы тоже не попасть под его тяжёлую руку. В Нижнем городе нельзя бродить по улицам, считая ворон, здесь зазеваешься, и враз отправишься в канаву со сломанной шеей.

На двери кареты красуется золотой фазан на красном поле, и сам владелец тоже напоминает фазана — напомаженный и важный, он рассматривает дом, в котором живут Кэтриона с матерью, с таким видом, словно обнаружил в тарелке супа навозного жука. Следом за господином из кареты появляется молодая женщина. И хотя она тоже кутается в плащ необъятных размеров, из-под капюшона всё равно успевает выскользнуть тугой золотистый локон, и Кэтриона замечает ещё и носок бархатной туфли с пряжкой, и кусочек зафаринского шёлкового кружева, ниспадающего на изящную руку.

Она уже знает, что эти люди приехали к её матери. Все, на ком одежда дороже десяти ланей, на этой улице заходят только в их дом. Слухи о том, что делает её мать, разносятся слишком уж быстро.

К несчастью для них.

Это уже третий дом в Нижнем городе, который они сменили за это лето. Но клиентов не стало меньше. Мать отправляет Кэтриону подальше, всеми силами стараясь, чтобы она не попалась приехавшим на глаза. Но Кэтриона делает всё по-своему. Она тут же забирается на крышу над карнизом и пристраивается прямо у печной трубы, идущей сквозь два этажа из кухни, что ютится в подвале. И если лечь животом прямо на старую черепицу и прижаться к трубе ухом, то здесь отлично слышно всё, что происходит в комнате матери.

Так Кэтриона делает не впервые. Она хочет научиться тому, что умеет мать, но на каждый её вопрос всегда звучит одно и то же жёсткое «нет». И поэтому подсматривать и подслушивать стало для неё единственным способом научиться всему самой. Кэтриона понимает, что мать хочет её защитить от чего-то ужасного, правда не говорит от чего. Но они уже и так живут на самом дне мира, и ужасное происходит вокруг ежедневно. Все эти дома вокруг, эти стены, эта грязь, воры, нищие, крысы, просто лихие люди… А всей защиты у Кэтрионы от этого мира только крепкие зубы, быстрые ноги, палка, да камень.

С высоты своего наблюдательного пункта она разглядывает карету и скучающего ливрейного лакея, подмечая разные детали. На рынке есть торговец чернилами и перьями, Мелкий Пит, младший сын портового писаря, и он знает наперечёт все коринтийские гербы. И в этот же день Кэтриона выяснит у него, что золотой фазан на красном поле — это герб дома Сивертов, и этот господин в коричневом бархате и плаще — сам князь Алфонсо Сиверт, а златовласая красавица, видимо, его дочь Камилла.

— Ты отклонила моё приглашение, — голос князя звучит глухо и немного раздражённо, — и мне самому пришлось явиться в эту клоаку. Что же, гадалка, надеюсь, ты того стоишь…

— Милорд, вы же понимаете, что я не та, кого можно приглашать в парадные гостиные, — тихо отвечает мать. — Я не выхожу за пределы этого квартала, и никак не могла явиться по вашему приглашению. Так что милорд желает узнать?

У матери на голове всегда намотан тюрбан, и нижнюю часть лица прикрывает густая вуаль, когда она разговаривает с клиентами. Она боится, что её могут узнать. Хотя кто может узнать её тут?

По звуку открывающейся шкатулки Кэтриона понимает, что мать достала карты.

— Э-э-э, нет. Мне нужно не это, — голос князя становится ещё тише и совсем переходит на шёпот.

Он говорит двусмысленно, словно плетёт какую-то паутину, и из всех его слов Кэтриона понимает лишь, что князю нужно не гадание, а какое-то зелье.

— Что именно я должна в него вложить? — спрашивает мать так же тихо. — Что вы хотите получить?

— Пусть он не смотрит ни на каких других девиц! Пусть бросит всё и вернётся в Рокну! И до свадьбы не выходит из дворца! — яростно восклицает Камилла Сиверт, перебивая своего отца. — Я его невеста! Я! Он со мной помолвлен! Вот и кольцо!

Князь пытается успокоить дочь, шипит на неё и затем снова шепчет и Кэтриона не может разобрать слов.

— Это всё, чего вы хотите? — переспрашивает мать.

— Это не всё! Я хочу, чтобы эта тварь поплатилась! Чтобы запомнила урок и не крутила своим хвостом перед чужими женихами! — снова восклицает Камилла. — Пусть она станет страшной! Усохнет, как… как изюм!

— Усохнет? — в голосе матери слышится подобие насмешки.

— Камилла! — шипит на дочь князь Сиверт. — Успокойся! Забудь о ней!

— А что? Она знала, что он помолвлен! Айяаррская шлюха! Она должна поплатиться! Пусть сморщится и усохнет! Как леди Бренда, которая больна ашуманской песчаницей!

— Вы знаете о песчанице? — в голосе матери немного удивления и, кажется, капля презрения. — Так вы именно этого хотите?