Рецидив (СИ) - Дашкова Ольга. Страница 21

Все ли у меня хорошо, так же, как у Стаськи? Нет, у меня все очень хреново. Но не говорю этого, слежу, как они быстро удаляются, сама спешу за своим спасителем. И как я ей позвоню? Как я вообще кому-то позвоню? Телефон, сумка, ключи от квартиры — все осталось в клубе в гримерке. Я в одних порванных трусах и чужой футболке. Если меня не удавит Шакал, то Морозов придушит точно.

Пробираемся через голые кусты, их ветки больно бьют по ногам и лицу. Трогаю щеку и губу, болит ужасно, надо бы приложить что холодное.

Наконец, выходим на парковку, ту, что на детской площадке. Старенький “Сузуки” мигает сигналкой.

— Залезай быстрее, замерз ужасно.

Забираюсь в салон, там тоже холодно, заводится мотор, машина начинает нагреваться.

— Тебя как зовут? — поворачиваюсь к парню, он достает с заднего сидения куртку, протягивает мне, хотя сам вообще в одних джинсах. — Надень на себя лучше, — но он всовывает мне ее в руки, а сам достает оттуда же свитер и натягивает через голову. Ничего не остается, как накинуть куртку, так хоть теплее.

— А ты не помнишь? Мы знакомились.

— Извини, память плохая. Мне плохо видно сверху.

— Да, я заметил, ты очень высоко.

— Я в плане клетки, в которой танцую.

— Да, я понял.

Он чем-то обижен, даже странно, словно мои слова его задели. Да, я не запоминаю имена людей, с которыми мало общаюсь или совсем не общаюсь, мне просто не надо это.

— Владимир.

Машина прогрелась, в салоне стало тепло. Где-то рядом снова и снова звучит сирена.

— Интересно, что там происходит?

— Все лежат мордами в пол.

Он плавно выруливает автомобиль с парковки, выезжаем на дорогу.

— Отвезешь меня домой?

— Ты думаешь, Шакал не найдет тебя дома, когда его через пару часов отпустят?

— С чего ты решил, что он будет меня искать?

— По твоему лицу видно. Он ведь что-то хотел от тебя, ему нужна была какая-то информация, иначе Коваль бы не терся рядом с вами.

Я настораживаюсь, начинаю рассматривать профиль парня, он даже не ведет глазом, спокойно держит руль. Взъерошенные русые волосы, чуть курносый нос, худощавый, простой такой парнишка.

— Ты кто такой, Володя?

— Я твой друг.

— Друг? У меня нет друзей. Останови машину!

— Да, я твой друг, и я спасу тебя от Шакала.

— Ты что, человек-паук, сейчас наденешь костюм, и все враги повержены?

— Нет, но я не отдам тебя больше ему. Я видел, ты страдаешь с ним.

Смотрю на парня и ничего не могу понять. Это что, какой-то долбаный розыгрыш?

Глава 22 Глеб

Глеб

— Что значит — ее нигде нет? Как такое может быть?

— Вот так, нигде нет.

— Но, Кирилл, ведь ты сам говорил, что она была в клубе той ночью. А сейчас ее нигде нет? Она же не ребенок, чтобы потеряться в торговом центре.

Отошел к дальнему концу зала для переговоров, немцы впаривали Воронцову свою новую супертехнологию для строительства и заливки полов, которая в десятки раз дешевле, чем у конкурентов, и которая может ускорить строительство. Егор на меня косился, но пока не лез с расспросами. А я не знал, куда себя деть и что делать. Я был совершенно бессилен, находясь на другом конце земного шара.

Прошли сутки, как эта несносная дикая девчонка пропала. Просил Кирилла присмотреть, ведь наверняка вляпается в историю, кого-то прикрывая и выгораживая. Сама не понимая, во что вляпалась, дурочка. Еще больше я не понимал сам себя и что происходит со мной. Я знаю ее совсем ничего, да, был секс, но разве он сейчас что-то значит в мире разврата и похоти. Она не наивная барышня, а он не благородный рыцарь.

И почему меня так волнует ее судьба? Словно я в ответе за эту девушку, и только я виновен в том, что ее судьба сложилась именно так. Я несколько раз перечитал за ночь досье на ее отчима. Да и сам Сотник в том подвале десять лет назад знал, что его доверенное лицо уже взяли, и никуда теперь ему не убежать.

Нет, он его не стал убивать, умные люди так не поступают с теми, кто может принести еще пользу, но и до своих дел он его больше не допустил. Отобрал все, что было, но Сева так и не раскрыл свои заграничные счета. Клялся, божился, что у него ничего больше нет, переехал в задрипанную хрущевку почти на окраине города, и жену с дочерью потянул туда же.

Целый год за ним следили и наблюдали ребята Сотника, ждали, что он дернется, что ему осточертеет такая жизнь в нищете после шикарной квартиры и безлимитных карт. Периодически приходили, напоминали о себе, требовали долг, но потом перешли к радикальным мерам.

Но эта скотина не раскололась даже тогда, когда охрана Сотника пустила по кругу, изнасиловав его жену на его же глазах. Нервы, видимо, у мужика были железные, ничего не сказал. После всего этого она перерезала себе вены, а ведь реально верила ему и любила, если не бросила, а пошла за ним, даже когда не стало денег, работала сама, преподавая ребятишкам в школе музыку. А может, и реально у него ничего не было? Какой человек такое допустит и выдержит? И нет тех миллионов, о которых говорил его бывший босс.

Агата, как и я, в четырнадцать лет осталась без матери. Мою убил отец, ее, можно сказать, убил ее отчим, которого она считала отцом. Печально все. Врагу не пожелаю такого.

— Кир, как она могла пропасть, взрослая девушка, довольно приметная, и пропала? Кир, ты меня удивляешь, — повышаю голос, упираясь кулаками в стекло.

— Глеб, я сам реально ничего не понимаю. Я даже в клуб зайти не успел, как ты мне позвонил с просьбой присмотреть за ней, я с бойцами ОМОНа подъехал одновременно, они зашли, внутри положили всех на пол. Нашли и оружие, наркотики, и много чего запрещенного, но Шакала уже отпустили, мол, он тут ни при чем, все у посетителей было.

— А Агата?

— А твоей бедовой девчонки нет. Нигде нет. Я, конечно, прошел туда, сверкнул корочкой, обошел почти каждый угол, спросил у девочек. Говорят, да, ее видели, она должна была танцевать, готовилась. Сумка, вещи, телефон — все лежало в гримерке, я забрал вещи.

— Камеры?

— Все стерто, словно специально, чтоб никто не понял, что там произошло.

— А что произошло?

— Со слов посетителей началась стрельба в закрытой ложе, поднялась паника, суета, люди чуть не подавили друг друга.

— Дьявол!

Хочется выругаться матом на весь зал приговоров и что-нибудь разбить, на меня обращают внимание, Воронцов хмурит брови, немцы смотрят удивленно.

— Ладно, Кир, спасибо, звони, как что узнаешь.

Отключаюсь, крепко сжимаю телефон. Думай, Морозов, думай. Куда эта бедовая дамочка снова могла вляпаться, в какое такое дерьмо, в которое ее постоянно, как я понимаю, тянет? И откуда она взялась на мою голову? Из того фартового Мерседеса со счастливыми тремя семерками? Вот же повезло.

После того моего падения, можно сказать, с небес, где я был за справедливость, был очень огорчен на весь мир, а больше всего бесила несправедливость той ситуации, в которой я оказался после увольнения. После того, как страна меня отблагодарила за фанатичную службу верой и правдой, Сотник не казнил и не притянул меня за долги. Воронцов Егор, так звали того молодого мужчину, что разговаривал со мной в подвале, взял меня к себе на работу.

Сразу начальником охраны своей, тогда еще начинающей большой империи, как он говорил. По сути, ничего еще и не было, все приходилось начинать с нуля, нечего пока было охранять. Учился всему сам, потому что понимал, что я нужен ему так же, как и он мне, иначе скачусь в пропасть, иначе снова сорвусь, а так хоть чем-то занят, хоть кому-то нужен.

Он ушел и стал легальным, стал чистым перед законом и самим собой, пока еще не совсем завяз в той грязи, в которой мог остаться навсегда. Много чего было у нас: попытки рейдерских захватов, обман и предательство партнеров, он падал и поднимался снова, а я всегда был рядом и буду дальше.

Вечерний Мюнхен за окном поражал и восхищал стариной и красотой, фонари проспекта, неяркие огни дорогих ресторанов. А я смотрел на все это и видел перед глазами только Агату. Что с ней? Где она? Если учесть, что она связалась с плохими парнями и прикрывает их, а при этом мелькает перед глазами Шакалова — дело добром не закончится.