Третье лицо - Драгунский Денис Викторович. Страница 2

Он покосился в айфон, который стоял ну прямо напоказ на полке.

Кажется, она ничего не заметила.

Он сохранил видео на Яндекс. Диске и представил себе рожу Анциферова. Хотел ему послать ссылочку, но решил погодить.

В октябре, когда вышел журнал, Лена Востроухова позвонила и сказала, что хочет прийти и поблагодарить его.

– Букет принесете? – фыркнул он. – Или коньяк? Не валяйте дурака.

Потом она пригласила его на защиту.

Он, разумеется, не пришел.

* * *

– Вот ведь дура! – засмеялся Евгений Сергеевич, сидя за столом в своем кабинете.

Захотел позвонить Анциферову, сказать: «Давай вместе посмеемся!» – но вспомнил, что тот умер два года назад. Да если был бы жив, то не вспомнил бы, наверное. Кстати, Грибоваров так и не прошел в членкоры, и это, по большому счету, правильно.

* * *

А потом он встретил ее в Швеции, в Упсале. Опять на конференции.

– О! – сказал он. – «Ухо востро!» Госпожа Востроухова, если я не ошибаюсь?

– Востроухова-Линдеман, – ответила она.

– Вышли замуж в Швецию?

– Как видите, Евгений Сергеевич.

– Ну и как жизнь?

Они присели за столик; разговор шел на кофе- брейке.

– Нормально, – сказала она. – Муж – программист. Двое детей. Я доцент на кафедре политической теории.

– Прекрасно. – Евгений Сергеевич прижал руку к сердцу. – Как я за вас рад! Мне тогда так понравилась ваша статья!

– Правда? – обрадовалась она.

– Не совсем, – вдруг усмехнулся он. – Находясь за границей, позволю себе быть честным. Статья неплохая, публикабельная, но я взял ее не поэтому. Вы же знаете почему.

– Почему? – спросила она.

– Потому что эта вражина Анциферов решил через вас меня спровоцировать. На харассмент, или как это. Чтоб потом меня вывалять в дерьме перед всем миром. Впрочем, Анциферов, царствие небесное, имел право мне мстить. Я ему в свое время сильно жизнь попортил. Но вы, такая умная и красивая… Зачем вы на это согласились?

– Я думала, что вы благородный рыцарь, – сказала она после некоторой паузы. – А вы оказались какой-то странный параноик. Господи, как печально. Но теперь уже неважно. Я все равно вас не разлюблю, вы не думайте.

– Что? – воскликнул Евгений Сергеевич и вскочил со стула, опрокинув картонный стаканчик кофе со сливками; все полилось по столу прямо на нее; она отодвинула свои прекрасные ноги, и бежевая струйка потекла на пол.

– Да так, ничего, – вздохнула Лена Востроухова- Линдеман, подняв на него свои черные глаза, улыбнувшись и показав матово-белые зубы. – Знайте же, мой дорогой, что я полюбила вас еще на третьем курсе и люблю до сих пор.

– Какая же ты дура! – закричал он.

Так громко, что проходивший мимо уборщик-пакистанец вздрогнул и обернулся, увидел пролитый кофе, подбежал к ним и стал вытирать лужу экологической веревочной шваброй.

Звери

пятнадцать километров в сторону от шоссе

Тамара и Никита поехали раздавать гуманитарную помощь беженцам. Помощь была расфасована в одинаковые картонные коробки. Коробок было пятьдесят шесть, точно по числу беженцев, которых временно поселили в бывшем пионерлагере «Валентина», сто километров от Москвы. Тогда эти лагеря еще не снесли и не понастроили на их месте коттеджных поселков или просто вилл для богатых. Был, кажется, девяностый год. Апрель. Воскресенье. Одиннадцать часов.

Тамара была штатной сотрудницей российско- немецкого фонда «Гуманус», а Никита – членом общественного совета. Тамара была за рулем. Она быстро и ловко вела небольшой фургончик, иногда посматривая на бумажную, вытертую на сгибах карту – никаких навигаторов тогда еще не было. Никита сидел рядом, глядел на поля, уже совсем обтаявшие, покрытые нежно-коричневой прошлогодней стернёй. Было скучно. Он зевал и переводил взгляд на Тамару: ей, наверное, было под тридцать или чуть больше, но все равно моложе него – ему-то было без двух месяцев сорок. Она была в жилете со множеством карманов, в туговатой юбке камуфляжной расцветки, в тяжелых ботинках и шерстяных носках, скатанных книзу. Ноги были голые, потому что было не холодно, даже почти тепло.

Съехали с большого шоссе на узкую асфальтовую дорогу.

– Еще пятнадцать верст, – сказала Тамара.

– Значит, полчаса?

– Примерно… – кивнула она и добавила: – Их специально в чертовой жопе селят, до электрички четыре часа пешком пилить, а автобус давно не ходит.

– Специально?

– Ну да. Чтоб не расползлись.

Никита внутренне поежился, услышав такое презрительное к людям слово, но виду не подал, лишь спросил, как же они поступают, если что-то вдруг случится.

– Есть машина у начальника лагеря. Скорую можно по рации вызвать. Пожарных и ментов. И полевая кухня приезжает каждый день. Так что не кисни, Никита Николаевич. Все гуманно, высший сорт! Ничего, что я на «ты»?

То есть она поняла, что он тайком возмутился. Какая чуткая, страшное дело.

Ответил:

– Да, конечно, давай на «ты».

Приехали.

* * *

Там было два дощатых спальных корпуса и что-то вроде клуба со столовой. Тамара поставила машину около крыльца. Посигналила.

Подбежали человек пять, мужчины и женщины.

– Где начальник? – Тамара вылезла из кабины.

– В Егорьевск уехал, – ответил пожилой мужик. – Сказал, в обед будет.

– Ладно, – кивнула она. – Обойдемся. Собирайте народ! – И посигналила еще раз, долго и пронзительно.

Никита тоже вышел из кабины, огляделся. Тоскливый вид, однако: пустое поле, вдали тощий лесок, разбитая дорога.

Люди из спальных корпусов шли, почти бежали к машине. Когда они собрались, Тамара открыла заднюю дверцу фургона.

– Внимание! – сказала она. – Мы приехали от гуманитарного фонда. Привезли вам помощь. Посылки, типа. В каждой посылке рис, сахар, масло, конфеты, печенье, халва, джем. – Она загибала пальцы. – Мыло. Тушенка. Еще зубная паста. Вроде всё. На каждого человека по одной посылке. Есть парни поздоровей, чтоб мне самой коробки не таскать?

Выдвинулось двое мужчин лет сорока. Подошла еще одна крепкая тетка.

– Под расписку выдаете? – спросила она.

– Нет, – сказала Тамара. – Всё на доверии. Ну, понеслась… Эй! Ты чего творишь? А ну отдай! – закричала она.

Потому что эта тетка, подождав чуточку, вдруг схватила сразу две посылки и побежала к отдаленному корпусу.

– Стой! Отдавай! – кричала Тамара ей вслед.

– Она вообще-то с дочкой, – сказал какой-то мужик.

– Тогда ладно, – успокоилась Тамара.

– Ай-ай-ай, да не очень ладно! – распевно сказал другой мужик. – Дочка уже хватанула! Вон они бегут, вон!

Да, две женские фигуры бежали по размокшей тропинке, тащили коробки.

– Суки! – заорала Тамара и побежала за ними.

Никита вдруг испугался за нее и побежал следом.

Вбежал в корпус, по коридору двинулся на крики, распахнул дверь комнаты и увидел, как мать и дочь лежат на полу, не позволяя Тамаре залезть под кровать и вытащить лишнюю посылку.

Тамара встала с четверенек, начала яростно объяснять, что ей самой не жалко, но кто-то из беженцев, «из ваших соседей, из ваших товарищей, ясно вам?!», останется без передачи. Без сахара, печенья и варенья. «Не стыдно?!» Мать и дочь, не вставая с пола, заслоняя телами подкроватное пространство, молчали. У них дрожали губы и, казалось, слюна падала с зубов. Или это ему только показалось?

– Звери! – прошипела Тамара, плюнула и вышла вон.

Вернулись к фургону.

Он уже был пуст.

– Самообслуживание, блин, – сказала Тамара. – Ну, кажись, поехали домой.

Захлопнула заднюю дверцу фургона, открыла кабину.

– А наша помощь где? – раздалось сзади.

Подошли еще человек пятнадцать.

– Уже, – сказала Тамара.

– Как это «уже»! – завозмущались люди. – Где наши посылки? Опять обман?

– Внимание, – железным голосом сказала Тамара. – Мы привезли сюда пятьдесят шесть коробок. Ровно по числу проживающих в данном пункте временного размещения. Вот накладная. – Вытащила из кармана бумагу, развернула, потыкала пальцем в цифры прямо перед носом самого старшего мужчины, смуглого, седого и тощего.