Смятение чувств - Хейер Джорджетт. Страница 13

– Вот как? – проговорил Адам, смотря на него словно зачарованный. – С чего бы это, не возьму в толк, но, прошу вас, – продолжайте, сэр.

– Да, именно так, – кивнул мистер Шоли. – Не то чтобы я сам когда-либо вас видел, но у меня всегда было сильное подозрение, что вы нравитесь моей Дженни больше, чем любой из молодых щеголей, с которыми она водила знакомство.

Ошеломленный, Адам спросил:

– Но разве мы когда-нибудь встречались?.. – Он осекся, осознав слишком поздно неуместность этого нечаянного восклицания.

Мистер Шоли, к его огромному облегчению, не обиделся.

– Да, вы встречались с ней, – ответил он снисходительно. – Вы часто встречались с ней, но меня не удивляет, что вы не можете ее припомнить, потому что так всегда и бывает: она позволяет другим девушкам затмить себя. Она не болтушка, но когда вы были в городе в прошлом году – кожа да кости, после того как над вами поработала свора хирургов, как они сами себя называют, хотя, по моему разумению, слово «мясники» было бы точнее, и ни одному из них я не позволю дотронуться до меня пальцем, потому что пусть уж меня лучше похоронят, и кончено дело… Так вот, когда вы ковыляли туда-сюда, унылый, как мигрень, – сказал мистер Шоли, неожиданно снова подхватив основную нить своих рассуждений, – она говорила о вас без конца. Знаете вроде ничего особенного сказано не было, но достаточно, чтобы заставить меня навострить уши. Кажется, хоть вы и были увлечены мисс Джулией, но находили время, чтобы проявить учтивость по отношению и к Дженни.

Смутное воспоминание о том, как он несколько раз заставал в гостях у Джулии какую-то странную особу, промелькнуло в сознании Адама, но поскольку он был совершенно не в состоянии вспомнить, как она выглядела или что он мог сделать такого, чтобы заслужить ее одобрение, то благоразумно не стал притворяться, что вспомнил. Мистер Шоли, возможно, был непоследователен, но никто, столкнувшись с проницательным взглядом этого человека, не мог бы принять его за того, кого легко провести.

– Вот так-то! – подытожил мистер Шоли. – Не знаю, что еще можно добавить сейчас на этот счет, разве только что я не жду ответа раньше, чем у вас будет время обмозговать все это, милорд.

Адам поднялся:

– Вы очень любезны, сэр, но…

– Нет, нет, обдумайте все, прежде чем вынесете свое решение! – перебил его мистер Шоли. – Поспешишь – людей насмешишь, поверьте моему слову! В конце концов, никто не поручится, что моя Дженни захочет этого в большей степени, чем вы. Переночуйте с этой мыслью! Да и поговорите с его светлостью иди вашим поверенным в делах. Вы должны убедиться, что вас не надувают. Пока же вам приходится лишь верить мне на слово, что я – человек состоятельный.

– Я совершенно уверен, что вы именно тот, за, кого себя выдаете, сэр, но, право же…

– Ну, может быть, вы и уверены, но будет вполне благоразумно, если вы захотите навести кое-какие справки. Вам не увидеть, как Джонатан Шоли покупает кота в мешке, и мой лозунг – поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Если вы останетесь довольны, – а вы, уверен, останетесь довольны, – то, как я думаю, вам следует оказать нам честь и как-нибудь вечером отобедать с нами на Рассел-сквер чем Бог послал и познакомиться с Дженни. Не будет никаких гостей – только я, Дженни да миссис Кворли-Бикс. Она – та сударыня, которую я нанял, чтобы составить компанию Дженни и выводить ее в свет. А почему я называю ее сударыней, я не знаю, потому что, по моему разумению, она не подарок. Более того, порой мне кажется, что меня просто надули с ней, – мрачно сказал мистер Шоли. – Я бы не удивился, если бы обнаружил, что она такая же родственница этим своим Кворли, как я. Или если и родственница, то из тех паршивых овец, какие, как говорил мне его светлость, попадаются в лучших семьях, и, встретившись однажды, они лишь кивают друг другу. Я не говорю, что она выглядит немодно, но я говорю, что достаточно поставить ее рядом с миледи Оверсли, чтобы увидеть, что она не на высоте. К тому же единственный раз, когда я выбрался покататься в парке с ней и с Дженни, было много кивков, глупых ухмылок, взмахов руками, но никто не подошел, чтобы поговорить с ней. Хотя, – добавил он ради справедливости, – это могло быть потому, что я сидел в ландо, а никто не примет меня за щеголя! Нет, даже если я разоденусь в пух и прах, все равно не примут! Да, да, мне было бы чрезвычайно интересно, как считаете вы, милорд, поскольку вы-то уж первостатейный денди; с шиком и блеском, как я определил с первого взгляда! Учтите, это если Дженни согласится! Я еще не разговаривал с ней, но поговорю!

Адам, в значительной мере чувствуя себя песчинкой, застигнутой приливной волной, сделал отчаянную попытку отбиться от непреодолимой силы:

– Мистер Шоли, я самым настоятельным образом прошу вас не предпринимать ничего подобного! Я вполне осознаю… уверяю вас, я отдаю должное…

Но снова был остановлен этой большой, вскинутой кверху рукой.

– Обдумайте все! – добродушно порекомендовал мистер Шоли. – Если вам не понравится затея, после того как вы переночуете с ней, мне больше нечего будет добавить, обещаю вам! Но обдумайте эту идею тщательно! Я знаю, что вы совершенно разорены и пытаетесь с честью выйти из положения, и я уважаю вас за это. Но если бы вы сделали мою Дженни светской дамой и обращались бы с ней в точности согласно уговору, – а вы, конечно, будете так поступать, а иначе вам придется иметь дело со мной, – не возникнет никаких треволнений по поводу долгов или закладных, можете в этом не сомневаться! Вы сможете просто выкинуть это из головы – и вот вам на это моя рука!

С этими словами он протянул руку и, когда Адам в какой-то прострации ответил на рукопожатие, сказал:

– А теперь я пожелаю вам хорошего дня, и пока это мое последнее слово!

Глава 4

Адам был оставлен в одиночестве и постепенно приходил, в себя от воздействия этого сногсшибательного визита, испытав после отвращения веселье и думая, что окончательно выбросил этот эпизод из головы. Но визит мистера Шоли снова пришел на ум, когда он сел, чтобы закончить прерванное письмо сестре, а с ним – и эхо ее голоса, говорящего: «Я считаю, нужно быть готовым на жертвы ради своей семьи». Она определенно была готова на это, но слишком молода, чтобы понимать в полной мере, что это означает. И ей еще не приходилось влюбляться. Он улыбнулся, припоминая наивный план, который она придумала, чтобы ему помочь, но улыбка эта не была радостной и вскоре угасла. Он спрашивал себя, как в конечном счете сложится судьба Лидии, и пытался нарисовать картину ее дальнейшей жизни с леди Линтон в Бате. Казалось, не такая уж мрачная перспектива, но он обнаружил, что относится к ней с опасением, и решил, что нужно не только оградить хотя бы часть ее приданого от финансового краха, но и найти способ обеспечить ее содержание, потому что не приходилось сомневаться: любую экономию леди Линтон будет осуществлять за счет Лидии.. Единственный раз, когда он рискнул предложить ей несколько путей сокращения расходов, и среди них такие, как замена ее безумно дорогой горничной на более скромную прислугу, она разнесла его в пух и прах, ответив, что подумывала об этой мере, но когда спросила себя, захотел бы бедный папа, чтобы она произвела эту гнетущую замену, то получила недвусмысленный ответ: он бы этого никак не захотел.

– И с этим не поспоришь, – заметила Лидия, – потому что это правда! Он лишь сказал бы: «Тьфу! Чепуха!»

Один из способов сэкономить, к которому, как опасался Адам, может прибегнуть его мать, был связан с выездом Лидии в свет. Леди Линтон была не слишком общительной натурой, ей никогда не нравились большие приемы, и можно было предположить, что она использует бедность как оправдание, чтобы пренебречь этой частью своих материнских обязанностей. В сознании Адама лишь промелькнула мысль, что, будь он сам женат и не стеснен в средствах, его жена смогла бы вывозить Лидию в свет.

Мысль исчезла; он обмакнул высохшее перо в чернильницу и закончил письмо Лидии довольно внезапно, не посмешив ее, как собирался вначале, рассказом о своей беседе с мистером Шоли.