Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda". Страница 24

С шумом вдыхаю воздух, унимая то возбуждение, что уже начало растекаться по мне, забурлило в крови.

Смогу ли я выдержать? Видеть его каждый день, слышать его голос, чувствовать его запах и не касаться его? Смогу?

Не знаю. Пока не знаю.

Но я попробую. По крайней мере, в начале. А там… там посмотрим.

Я не собираюсь сидеть, сложа руки. И я видел, какими глазами маленький смотрел на меня. Я помню, каким жарким был этот взгляд. Я всё помню.

Так что посмотрим.

А сейчас самое главное, что он согласился на помощь. И самое ценное, что остаётся здесь. Рядом. Со мной.

Улыбка тянет губы ещё шире, и что-то озорное, мальчишеское толкает под руку.

Я беззвучно подхожу к скамейке, на которую Ярик бросил одежду, прежде, чем уйти на дорожку, и поднимаю белый джемпер. Мягкая ткань ещё хранит тепло тела. Оно еле уловимо, но я ощущаю его. А ещё я чувствую запах. Тонкий, едва различимый и такой родной, такой желанный. Вбираю его в себя, впитываю. А затем разворачиваюсь и выхожу из зала, унося джемпер.

Да, не очень разумный поступок. Но ничего не могу с собой поделать: мне хочется забрать этот запах с собой.

====== Глава 11 ======

Лакированное светлое дерево перил играет бликами, так и манит прикоснуться к нему. И я конечно же касаюсь, провожу пальцами, ощущая отполированную гладь. И снова поправляю рукава. Они нормальные, не сильно задираются, но у вчерашнего джемпера были лучше. Только он куда-то делся. После тренировки я его, сколько не искал, не нашёл. Куда кинул, когда переодевался, хуй знает.

Вчера я долго не мог уснуть, всё думал, крутил в голове мысли, а сегодня после обеда мне позвонили из продюсерского центра. И вот я здесь.

Нервничаю?

Ну, наверное, да. Всё-таки я впервые иду по продюсерскому центру, тем более такому пафосному. Ну а с каким ещё Дамир мог меня связать? Только с пафосным!

Ладно. Чего нервы себя зря мотать? Не подойду — так пошлют. А подойду… Вот там и будем думать.

С такими мыслями я поднимаюсь на третий этаж и шагаю в небольшой холл. Здесь, как и во всём остальном здании, кипит жизнь: люди ходят, переговариваются, вон из одного кабинета вышла девушка с толстой папкой подмышкой и телефоном у уха, а из другого — два мужика потащили какой-то тяжеленный агрегат.

— Только не навернитесь, а! — говорит им вслед женщина, выглядывая из-за двери.

Она почему-то сразу привлекает моё внимание. Невысокая, крепко сбитая, в брючном костюме и с короткой стрижкой она напоминает мне маму. И даже яркий макияж похож. Только голос другой. У мамы он высокий, звенящий, а у этой женщины низкий с приятной хрипотцой. Кажется, именно его я слышал по телефону.

Она, кстати, тоже замечает меня и прищуривается, внимательно разглядывая.

— Ярослав Птах? — спрашивает она.

— Он самый, — отвечаю я и подхожу к ней. — А вы, наверное, Жанна Даниловна?

Она кивает.

— Ну наконец-то я тебя увидела. Первый раз начинаю работать с кем-то, даже в глаза его не видя. Ну, расскажи что-нибудь о себе, — говорит она, увлекая меня в один из коридоров.

Я понимаю про что она хочет услышать и добросовестно рассказываю о том, где учился, где довелось выступать. Похвастаться-то мне особо нечем перед таким человеком, да и удивлять тоже, но чем богаты, как говорится. Услышав про мои попытки создать группу, Жанна Даниловна усмехается:

— А сейчас что с этим? Есть желание поработать в группе?

— Нет, — сразу отвечаю я. — Только соло.

Группа — это отдельная тема. У членов группы один воздух на всех, один огонь в сердце. У меня и тогда-то не очень получалось удерживать этот огонь во всех, а ведь мы знали друг друга, дружили, и всё равно не срослось. А сейчас создавать искусственно то, что по идее должно расцветать само… Нет. Однозначно нет. К тому же привязывать кого-то к себе, тянуть за собой на шахматную доску — это последнее дело. И на такое я не пойду.

Жанна Даниловна кивает и кому-то звонит. Этот кто-то появляется очень скоро и оказывается молодым мужчиной, энергичным и громогласным, который представляется просто Игорем. Вместе мы заходим в небольшую студию звукозаписи, и меня знакомят со звуковиком. И пока я с любопытством разглядываю аппаратуру, Жанна Даниловна о чём-то тихо переговаривается со звукарём, а потом обращается ко мне:

— Ну что, Ярослав, готов показать себя?

— Всегда готов, — вскидываю голову я, и впервые вижу улыбку Жанны Даниловны. Лёгонькую, почти незаметную, но всё же улыбку.

И это воодушевляет меня.

Мне протягивают гитару, беру её в руки, пробую струны. Звук чистый, верный звук, и инструмент добрый. Как ладно лежит в руках, как льнёт ко мне, прижимается, грея своим теплом. Да, теплом. Мало кто его различает, возможно, что вообще никто, а вот я всегда улавливал это слабое, еле заметное тепло. Оно живёт в самой глубине инструмента, в его сердце. И если чувствуешь тепло, значит, поладим.

Мы не можем не поладить!

Перебирая струны, поднимаю голову, оббегаю глазами лица. Разные они, эти лица, но в каждом из них я читаю сомнение и интерес. Эти две эмоции застыли в хрупком равновесии. Они ждут толчка, чтобы или упасть в пропасть разочарования, или взлететь на крыльях восхищения.

Они ждут, а у меня в голове пустота. Она всегда приходит перед выступлениями, разворачивается, выметая лишний шум эмоций, чтобы услышать, чтобы уловить, почувствовать то единственное, что мне сейчас нужно — музыку. Музыку, что звучит во мне. Она всегда во мне звучит. Всегда! Просто я забыл об этом. Просто я давно уже не прислушивался к себе, не погружался так глубоко.

Настроиться, поймать мелодию, в ритме которого стучит сейчас сердце, и вытащить её на поверхность, прогнать по крови, проиграть на нервах, выпустить её из недр души во внешний мир. Только такая музыка, обратившись в реальный звук, в реальную волну, достигает чужих сердец. Только такая. И техника исполнения здесь не играет решающей роли.

Расправляю плечи, раздуваю лёгкие, чтобы набрать больше воздуха. Но здесь его почти нет. Взгляды, что облепили меня, ждут, оценивают, они не знают снисходительности и жалости и в них нет ни капли так необходимого мне кислорода. И сейчас, как никогда, я ощущаю вокруг воду. Не воздух. Воду! Плотную и неподвижную.

И понимаю — пора!

Я срываюсь криком, где должен быть стон.

Я взрываюсь огнём, где должна быть слеза…

Никогда я ещё не пел эту песню так. Не пою — говорю. Ритмично и чётко. Выталкиваю слова из себя через силу, будто бы преодолеваю плотность воды. И понимаю: так надо. Так правильно. Здесь по-другому нельзя. Не получится.

…Вместо петель дорог я иду напролом.

А ладонь всем назло превращаю в кулак.

ШАГ!..

Последнее слово, как удар. Короткий и мощный. Настолько мощный, что я наконец сдвигаю неподвижность воды. Она путается, пузырится, дрожит мелкой волной, и от этого голос набирает силу и толкается ещё сильнее, ещё мощнее. Пальцы летают по струнам, ласкают их, извлекая на свет чудеса звуков. А к припеву темп становится уже шальным, сумасшедшим и, упиваясь азартом, я пою:

Эй, дурное!

Обходи стороною.

Вены вскрою.

Не себе — судьбе!..

Не воздухом, не ветром я себя ощущаю. Нет. Движением воды. Сильным, бурливым движением, что накатывает и тащит за собой, увлекает. Мало что может устоять против него, и точно не людям с ним тягаться. Не вот этим вот троим, что сейчас передо мной! Я захлёстываю их, закручиваю, заставляю их сердца остановиться и запускаю их снова, но уже в моём ритме. В моём!

Я на дне? Кругом вода? О’кей! Пусть будет так. Только я не пленник воды, я её шалый ветер.

Ветер глубины.

Те-че-ни-е!

Я несусь, разгоняюсь, набираю обороты, дохожу до пика, до финального рывка, и с ним расплёскиваюсь на последнем аккорде. Он ещё долго дрожит, переливается в капельках меня, а я… Я по-быстрому пытаюсь собраться и понять, какой эффект произвёл, и произвёл ли. Поэтому оглядываюсь. Вижу, как звуковик показывает мне два больших пальца обеими руками. Вижу, как Игорь улыбается и убирает телефон. Вижу в дверях людей, которых раньше не было. А ещё вижу Жанну Даниловну. Она по-прежнему сидит на своём месте, не снимает на телефон, ничего не говорит, но в её глазах я улавливаю вибрации того движения, которым был только что, и эти вибрации постепенно перетекают в удивление и…