Вампиры: Когда ночь сменяет день. Книга 1 (СИ) - Тигиева Ирина. Страница 39

- Ты забываешь, что я уже не буду беспомощным человеком, трясущимся за свою душу, которую ты к тому времени погубишь!

Он расхохотался и в издевательском умилении сложил ладони вместе.

- О небо! И это то, на что ты надеешься?

- Сделав меня бессмертной, ты создашь себе врага, по меньшей мере, такого же опасного, как Арент!

Доминик снова рассмеялся своим глупым звонким смехом.

- Я бы многое отдал за то, чтобы посмотреть на это, моя душа. Постарайся лишь не забыть своё обещание. Если мне не изменяет память, было время, когда ты ненавидела Арента, а сейчас посмотри – он ходит у тебя в любимцах!

- С его помощью я уничтожу тебя! Если, конечно, он не найдёт способ избавиться от тебя раньше!

Лицо Доминика помрачнело.

- Осторожней будь с тем, что желаешь, ибо придёт момент и исполнится. Не то, чтобы ты того стоила, но поверь, если это произойдёт, тебя останется только пожалеть!

В следующую секунду меня закружило в вихре, и я оказалась в знакомой гостиной – на белом диване. Через раскрытые окна проникал сероватый свет зарождавшегося дня, вовсю чирикали птицы… Убирая с лица растрепавшиеся волосы, я обратила внимание, что волосинки прилипают к пальцам. И вдруг с ужасом поняла, что мои руки и одежда сплошь испачканы кровью. Содрогаясь от отвращения, я бросилась в ванную и долго стояла под горячими струями воды. Но дрожь не проходила, и к ней ещё добавилась слабость. Кутаясь в халат, я кое-как доковыляла до спальни и завалилась на кровать, укрывшись одеялом по самые ноздри. Скоро я почувствовала, что засыпаю. Глаза закрывались, окончательно отключиться мешали только не желавшая проходить дрожь и тихий голос, настойчиво повторявший:

Когда ночь сменяет день,

Выползает злая тень

И стоит перед окном…

Потом я всё-таки задремала, но ужас, испытанный наяву, продолжал преследовать и во сне. Меня окружала тьма, настолько непроницаемая, что я ощущала её кожей. Она как будто состояла из мириад невидимых существ, находившихся в постоянном движении. Вдалеке я различила тёмную фигуру с бледным похожим на маску лицом. Мне стало страшно, и я побежала. Но фигура оказывалась передо мной, куда бы я ни поворачивалась, и на том же расстоянии – как бы быстро я ни бежала… Когда я остановилась, фигура начала приближаться, а невидимые существа, из которых состояла тьма, обрели форму и устремились ко мне. Это были тени с лицами мертвецов… Их губы непрестанно шевелились, что-то шепча, на шеях виднелись кровавые следы укусов. Но внезапно они рассеялись, шёпот смолк. Осталась только фигура – та самая, убежать от которой я не могла… На тонких губах играла улыбка, светящиеся серые глаза не отрывались от меня. Тени кружились теперь над его головой и смотрели на меня такими же светлыми пронизывающими глазами. Нечто похожее я уже переживала: Доминик, наклоняющийся к моей шее, невыносимая боль и тени с желтоватыми глазами, клубящиеся вокруг и сливающиеся в нём воедино… Я отшатнулась, полетела куда-то в пустоту… И очнулась.

Лоб покрывал холодный липкий пот, я лежала, скрючившись под одеялом, и сильно тряслась от озноба. Снова попыталась согреться и заснуть… Нужно бы позвонить Дженни и узнать, как у неё дела… Она обижалась, что я не звоню ей, что редко могу говорить, когда звонит она… Дженни всегда находила для меня время. Мне вдруг захотелось заплакать, и слезы потекли сами собой. Когда перестану быть человеком, я ведь разлучусь с теми, кто мне дорог, навсегда. У меня даже не будет надежды встретиться с ними в другом, "лучшем" мире – путь туда мне будет заказан. Моя душа умрёт, я перестану быть собой… Давясь слезами, я мысленно прощалась со всеми, кого знала, когда на кровать рядом опустился Винсент. Я хотела убедить его, что расстаюсь с ним ради его же блага, но от слабости не могла произнести ни слова. И тогда он начал трясти меня за плечи, настойчиво шепча:

- Открой глаза! Посмотри на меня! Ты слышишь?! Прошу тебя, открой глаза!..

Я приподняла отяжелевшие веки – надо мной склонилось ненавистное лицо Доминика. Его желтоватые глаза таращились на меня отовсюду… и я поняла – это тени, реющие вокруг… Они смотрели на меня его глазами… Я попыталась проследить за их передвижениями, но Доминик снова меня встряхнул.

- Очнись! Приди в себя!..

Я с трудом разомкнула пересохшие губы:

- Откуда взялись эти тени?.. Почему… у них твои глаза…

Горящий взгляд Доминика замер, пепельное лицо начало сливаться с медленно обступавшим меня молочно-белым туманом. Что-то холодное коснулось моего лба, скользнуло по щеке, а потом холод окутал меня с головы до ног…

Людям часто снятся странные сны. Из своих я могла бы составить целую коллекцию. И всё же этот поражал несообразностью. Моё тело парило в молочно-белом тумане, мысли уносились вдаль к мелодичному ласкающему слух пению. Я чувствовала себя легко и безмятежно. Казалось, время и пространство потеряли значение, и не было больше ни страха, ни боли, ни сомнений. Только покой и бесконечность. Несколько раз в мой сон вторгалась женщина в чёрно-белой одежде. Иногда женщина раздваивалась, и тогда она и её двойник кружили вокруг меня, бесшумно, словно призраки. Вроде бы они чем-то меня поили, но я не могла вспомнить ни вкуса питья, ни того, что действительно его пила. Я не слышала ни одного обращённого ко мне слова, лишь тихие печальные песнопения, сулившие умиротворение, к которому так стремилась моя измученная душа…

Но однажды песнопения смолкли. Вслушиваясь в звенящую тишину, я не могла уловить ни звука и поняла, что сон кончился. Медленно открыла глаза… Узкая кровать в комнатке с выбеленными стенами. Рядом на стуле, низко наклонив голову, сидела немолодая монахиня. И тут до меня снова донеслись песнопения, и монахиня что-то зашептала и перекрестилась. Я попыталась приподняться, но тело не слушалось, и тогда я хрипло спросила:

- Где я?

Женщина вздрогнула и, торопливо вскочив со стула, начала щупать мой лоб и пульс.

- Povera bambina inferma… Grazie a dio! Beata Virgo Maria! Sia ringraziato Dio![2]

Я смотрела на неё совиными глазами. Видимо осознав, что я её не понимаю, монахиня перешла на ломанный английский язык:

- Poverina[3]… мы нашли тебя у ворот монастыря, ты была в беспамятстве. Долго, долго…- она замолчала, подбирая слова.- Ты болела долго.

- У ворот монастыря? Как вы меня там нашли?

- Кто-то постучал,- улыбнулась монахиня.- Ты голодна, bambina?[4] Сейчас… сейчас…

Ожидая её возвращения, я вяло обдумывала ответы на возможные расспросы о моей особе. Но никаких расспросов не последовало. Единственным, что монахиня пожелала знать, было моё имя. Оказалось, в беспамятстве я провалялась трое суток, подавая весьма мало надежд на выздоровление. Что я всё-таки очнулась, сёстры восприняли как чудо.

Я оставалась в монастыре ещё неделю, за которую по-настоящему осознала, в каком подавленном состоянии находилась всё это время. Атмосфера монастыря действовала на меня магическим образом – я уже и не помнила, когда в последний раз испытывала подобную безмятежность. Монастырь, больше похожий на величественный средневековый замок, располагался на горе Sabiona, что на латыни значит "Святая гора". Местность вокруг была очень живописной. Ярко-зелёные луга чередовались с покрытыми лесом холмами, а вдалеке, едва различимые в тумане, высились заснеженные вершины гор Южного Тироля. Ведущая от монастыря тропинка терялась в долине с редкими жилыми домиками. Чуть окрепнув, я часами бродила по окрестностям, наслаждаясь покоем и красотой. Не слишком хорошо владевшие английским сёстры Франческа и Анна всё же проводили со мной часть своего времени, рассказывая об обычаях и истории монастыря. Даже узнав моё имя, обе продолжали называть меня "bambina", и, хотя большинство сестёр говорили на немецком, более распространённом на севере Италии, это обращение так за мной и закрепилось. Познакомилась я и с настоятельницей, суровой и степенной аббатисой Агатой. Как и остальные, она относилась ко мне доброжелательно, правда, немного сдержанно. Но удивляло меня другое. Никто, даже больше всех сблизившаяся со мной сестра Франческа, не задал вопроса, которого я ждала с момента, как пришла в себя, а именно, какого дьявола я делала посреди ночи перед воротами монастыря в глуши Южного Тироля, да ещё и в беспамятстве? Никто вообще не интересовался моим прошлым, словно моё появление было чем-то само собой разумеющимся.