Красный Наполеон (СИ) - Гиббонс Флойд. Страница 27

Допрос этот длился более четырех часов, и воздух утопал в голубоватых облаках сигарного дыма.

Вместо ужина нам сервировали чай, и к концу беседы я с трудом ворочал языком.

Несмотря на опасность, грозившую стране, я начал ощущать к концу беседы, что далеко не все члены кабинета отдают себе в полной мере отчет в том, какую грозную силу представляет собой Карахан. В то же время некоторые члены кабинета считали угрожавшую опасность сильно преувеличенной и раздутой.

– Скажите, мистер Гиббонс, – обратился ко мне Уоллес, – не попали ли вы под влияние этого диктатора за время своего пребывания с ним? Не преувеличены ли ваши суждения? Не преувеличиваете ли вы желтую опасность? Я считаю, что множество статей, появившихся на страницах печати за последний год, намеренно нагоняли на страну страх и служили пропагандистским замыслам Карахана. Мне кажется, вы были его доверенным лицом, а теперь вы являетесь к нам. Желтая опасность в большей своей части создана желтой прессой.

Неуклюжее замечание Уоллеса задело меня за живое. В течение долгого срока я подвергался опасности, напряжению и усердно работал, наблюдал за происходящим для того, чтобы иметь возможность представить как можно более полный отчет. Но я сдержал себя и, проглотив просящиеся на язык резкости, постарался спокойно и деловито ответить на брошенный мне упрек:

– Господин президент, я побывал на трех четвертях земного шара, и все это я сделал для того, чтобы нагнать на статс-секретаря Уоллеса немного страху. Я явился сюда потому, что я американец и считаю, что мои наблюдения и знания могут пойти на пользу моей стране в борьбе с красным диктатором. Я видел на полях Европы сотни тысяч трупов. Я видел как на уличках итальянских городов убивали детей и женщин. Я был свидетелем Лондонской бойни.

– Господин президент, я был свидетелем последних минут австрийского президента, я присутствовал при его казни, – я видел, как пали под пулями члены его правительства. Вы должны понять, что человек, ведущий за собой силы трех материков, не может не быть воплощением зла, не может не быть самым свирепым, хладнокровным, стоящим выше морали и каких бы то ни было запретов, существовать. У него нет ни Бога, ни совести, ни велений морали. Этот азиат, ненавидящий нас так, как лишь может желтый ненавидеть белую расу, сказал мне всего лишь месяц тому назад, что он собирается раздавить Америку. Господа, да смилостивится Господь над вами, если вы не можете внять моим словам, если я не могу убедить вас!..

Голос мой осекся, – я не мог говорить, я устал, табачный дым обволакивал меня… длительный перелет и нескончаемые споры исчерпали без остатка мои силы.

В соседней приемной я столкнулся с Уайт Доджем. Произошло столько событий, что я не поверил своим глазам.

– Я очень рад вас видеть, – сказал я, пожимая эго руку. – Как вам удалось выбраться? Где Марго? Как она поживает?

– О, все это длинная история, – ответил Додж. – Вы помните записку, которую я сунул в Лондоне в ваш несессер? Я писал вам, что мне удастся спастись, и так оно и было. Я только что был в информационном бюро морского министерства. Поздравьте меня – я лейтенант флота дяди Сама.

Додж доставил меня и Биннея к себе на квартиру, где мы снова ожили, приняв ванну, побрившись и, наконец-то, получив возможность переодеться.

Додж рассказал нам, как ему удалось бежать вместе с агентом американской контрразведки.

– Некоторое время я прятался в Лондоне. После вашего отъезда был расстрелян ряд американцев, – остальных разместили в концентрационном лагере. Надежнее всего было, конечно, пробраться в Ирландию. Хоть красные и оккупировали страну, но ирландцы считались с их присутствием в столь же малой степени, как в свое время с англичанами. Сннфейнеры продолжали вести партизанскую войну, как и в старое доброе время. Вам известно, что в прошлую войну немцы использовали западный берег Ирландии для стоянки своих подводных лодок. Ныне та же возможность была предоставлена американским подводным лодкам. Мой спутник и я направились по направлению к Клинстоуну, и нас приняла на борт подводная лодка, доставившая нас в Америку. Недалеко от Ливерпуля мы пустили во дну старый английский пакетбот „Цедрайк“, и команда мне поклялась, что это первое достижение нашего флота в эту войну.

– Где Марго? – спросил Спид.

Я заметил, как молодые люди обменялись далеко не дружелюбными взглядами.

– Она находится вместе с Лин в Ирландии, – ответил Додж. – Карахан обеих отправил туда и поместил в одном из замков западного побережья. Он не хочет их видеть и желает, чтобы Лин жила вдали от Лондона. В настоящее время он развлекается в обществе леди Блейдсен. Вам ведь известно, кто она? Но этот монгол так же быстро покончить с ней, как и с австрийской графиней в Вене и с мадам Депрей в Париже. Он одержим теперь новой манией – он хочет иметь от белых женщин как можно больше детей – будет время, когда Лондон и Париж будут кишеть его цветными ублюдками. И у всех офицеров его штаба белые жены.

– Я рад, что Марго находится в Ирландии, – сказал он – и надеюсь, что Карахану не суждено будет встретиться с нею.

У Спида вырвалось проклятие, и он резво осведомился у Доджа:

– Почему вы оставили ее? Почему вы не захватили ее с собой на подводную лодку?

Я хотел захватить ее с собой, но она не пожелала следовать за мной, – ответил Додж. – Она возложила на себя обязанность и хочет ее выполнить до конца. Но об этом я не вправе говорить.

Пока Спид пререкался С Уайтом, я заснул.

На следующее утро Додж снова заговорил со мной о Марго и сказал мне, каким способом я мог бы установить связь в ней. Я мог бы по радио отправлять шифрованные сообщения, которые она улавливала бы в Ирландии. Я неоднократно упражнялся с ней в диктанте, и она сможет без особого труда уловить мое сообщение, установить ключ и расшифровать сообщение.

Додж сказал мне, что он служит на подводой лодке и, находясь с ней в плавании у Ирландского побережья, сможет попытаться послать Марго радиограмму.

– Она мужественная девушка и служит делу белой расы, – сказал он гордо, – хоть и знает, какая ее ожидает участь, если об этом станет известно Карахану.

В этот полный событий февраль 1934 года мне суждено было пережить целый ряд потрясений. Война оказала на народное хозяйство более сильное влияние, чем я предполагал. Более всего меня беспокоило то, что американцы в массе своей не отдавали себе отчета в ужасных последствиях происходившего.

В силу подавляющего перевеса объединенного красного флота, американский флот принуждав был укрыться в гаванях, и над океаном главенствовал неприятель.

Большая часть американского торгового флота – двадцать тысяч приходов с общем тоннажем в пятнадцать миллионов тонн – застряло в чужих портах – или была захвачена в открытом море.

Падение американского экспорта, выразившегося за предыдущий год в пяти миллиардах долларах, привело к тому, что ряд промышленных предприятий приостановился, а склады, магазины и порты Америки ломились от машин, металлических изделий, шелков, хлопчатобумажных тканей, химикалий и зерна.

Отказ от импорта повлек за собой в стране недостаток в резине, свинце, хинине, растительных жирах, чае, кофе, что тут же отразилось на укладе каждого единичного хозяйства. Затем приобретение ряда продуктов было нормировано.

Разразившаяся война лишила американцев надежды на то, что удастся получить с Европы долги, явившиеся результатами предыдущей войны – все новые и новые налоги и займы должны были покрыть невероятные расходы. На Уолл-Стрите разразился ряд банкротств, повлекших за собой осложнения в большом количестве фирм, работавших во всей стране. Вкладчики штурмовали банки, и правительство принуждено было объявить мораторий.

Президент Смит созвал экстренное заседание конгресса, которое должно было санкционировать ведение войны. Военный министр предложил конгрессу закон об обязательной воинской повинности. И закон этот был принят в обеих палатах подавляющим большинством голосов. Пацифистское меньшинство, находившееся в оппозиции, попыталось выставить проект о добровольческих формированиях, но проект этот был отклонен.