Ледяная могила(Роман приключений) - Жиффар Пьер. Страница 14

Затем он обратился к трупу своего сына:

— Тебе же, дитя мое, тебе, как бы призывающему меня на помощь в надежде, что я верну тебе жизнь, я принес горестный вопль твоей бедной матери, твоей возлюбленной жены, твоего сына и достойного господина Пауэлла, который предоставил нам средства, чтобы прибыть сюда и найти тебя и твоих спутников. Подождите еще немного. Дайте нам время соорудить последнее приличное убежище для ваших останков, злополучные дети Пенсильвании! Потом мы вернемся сюда и извлечем вас из этой могилы!

Люди стояли вокруг и отирали слезы. Плотник Черч, чей брат лежал в этой же могиле, громко рыдал. Он узнал брата в одном из трупов.

— Каковы будут ваши приказания, доктор? — спросил Кимбалл.

— Я полагаю, — ответил профессор, — что теперь нам нужно поскорее вернуться к судну и сейчас же приступить к постройке барака. Ведь у нас есть в запасе целый разборной дом. Надо немедленно выгрузить его на берег и собрать. Как вы думаете, сколько времени уйдет на это?

Обратились к плотнику Черчу, и тот, прикинув в уме, сказал, что, если взяться за дело вшестером, можно закончить всю сборку часов в двенадцать.

На том и порешили, и все тотчас засобирались в обратный путь. Макдуф долго жал руку аргентинца и горячо благодарил его. Но охотник на тюленей был, видимо, мало тронут этими изъявлениями чувств. Его мнение о докторе, как о воплощенном дьяволе, судя по всему, никак не изменилось.

Передние сани уже тронулись в путь. У ледяной могилы оставались Макдуф, Кимбалл и Квоньям. Капитан возился у саней, а доктор разговаривал с ботаником. Тот в последнее время, по-видимому, окончательно решил покончить все счеты со своей плачевной жизнью.

— Скажите, доктор, ведь в конце концов морфин должен же доконать меня? — спрашивал ботаник.

— Да, конечно. Но не сегодня же?!

— Ну, хорошо, пусть не сегодня. Не сегодня, так завтра.

— Вы слышите, что он говорит, капитан?

И вслед за тем, с какой-то странной и жестокой настойчивостью, старый профессор дважды повторил:

— Он хочет, чтобы это случилось завтра!

В ответ капитан только пожал плечами.

Вскоре все вернулись к судну и немедленно приступили к выгрузке разборного дома.

Зоолог Гардинер в последние дни расхворался еще больше, и профессор по временам давал понять, что его конец близок. Но в этот самый день Манфред Свифт дал ему какое-то новое лекарство, и Гардинер совершенно неожиданно сразу почувствовал себя лучше.

Зато бедному ботанику пришлось совсем плохо. В этот же вечер он впал в обморочное состояние, внушавшее самые серьезные опасения. Доктор и его ассистент усердно хлопотали около него, но без всякого результата. Все задавали себе тревожный вопрос — доживет ли он до утра?

XIII

ЕЩЕ ОДИН ТРУП

На судне началась лихорадочная деятельность. Весь экипаж, без различия чинов и обязанностей, принялся за выгрузку бревен и плах, входивших в состав разборного барака. Профессор наблюдал за людьми с капитанского мостика, а лейтенант Беннет руководил работами. Но настоящим командиром стал теперь Черч: он указывал, как складывать части барака, и крепил их. Весь день среди полярной пустыни раздавались удары молотков и топоров, визг пил и рубанков.

Около трех часов дня повалила снежная пурга, но люди, засыпаемые снегом, не оставляли работы; профессор ободрял их, предсказывая скорую перемену погоды. И в самом деле, вскоре тучи разошлись и засияло солнце.

Из всех участников экспедиции в работе не принимали участия только Гардинер и Квоньям. В самый разгар работ Манфред Свифт навестил больного Гардинера, который, как уже сказано, почувствовал себя гораздо лучше, приняв новое лекарство.

— А уж я думал, что мне капут! — проговорил Гардинер все еще слабым голосом. — Но ваше лекарство — просто какое-то волшебное зелье! А между тем, от тех средств, что мне давал в последние дни профессор Макдуф, я чувствовал себя все хуже и хуже. Конечно, вы об этом ему не скажете доктор! Ведь это только личное впечатление больного, а вы знаете, насколько можно на такие впечатления полагаться. В условиях нашего странствования, да еще за тысячи миль от родины, что только не придет в голову больному человеку!

— А это, последнее-то лекарство, кто вам прописал? Вы думаете, не тот же профессор Макдуф? Ведь лечит вас он, и поверьте, что на него вы можете положиться.

— Можно ли в этом сомневаться!

— Он ухаживает за вами, как за сыном.

— Я и не сомневаюсь, и не замедлю его поблагодарить, когда он посетит меня… Однако, поиски наших покойников не очень затянулись. Я, конечно, этому радуюсь. Но ведь если тела нашли, то значит, и экспедиции конец? А я ровно ничего не успел сделать. Ах, этот проклятый бронхит!.. Бронхит, пневмония, плеврезия!.. Как вы мою болезнь называете?

— Ну, не все ли равно как! Главное в том, чтобы поставить вас на ноги, и это уже сделано.

— Спасибо, спасибо вам. Я чувствую себя намного лучше. Раньше я день ото дня все слабел, а теперь сразу окреп. Дайте мне еще этого лекарства, и завтра, и послезавтра, покуда я совсем не поправлюсь. Но ведь вот горе-то: все-таки я еще проваляюсь еще дня четыре, пять, пожалуй, и все десять, а тем временем тут все будет покончено, и мы тронемся в обратный путь…

— Очень вероятно, что так.

— Вот это досадно!.. А сколько времени, как вы думаете, мы еще простоим здесь?

— Если все пойдет в добром порядке, то на оттаивание тел, их бальзамировку и укладку в гробы уйдет всего несколько дней. Больше нам нечего будет здесь делать.

— А я было думал…

— Видимо, вы собирались заняться тут вашими зоологическими изысканиями?.. Ну, ничего. Соберется новая экспедиция, вы с ней и отправитесь; теперь то и дело снаряжаются полярные экспедиции.

Гардинер с сожалением вздохнул и тотчас насторожился, как и Манфред Свифт. До каюты, где доктор беседовал с зоологом, донесся громкий болезненный стон:

— О, какая мука! Голова, как в огне! И в горле горит! Нет, должно быть, близок мой конец!

— Бедный Квоньям! — протянул Гардинер жалобным тоном, узнав голос страдающего товарища. — Он недавно упал в обморок — повалился, как мертвый. На него, должно быть, ужасно подействовало то, что вы там увидели… Значит, у него опять начались эти головные боли?.. А я считал, что они у него прошли. Вообще-то ему было уже лучше, и его любовные терзания как будто утихли. А теперь вот опять… В последние дни он что-то очень волновался. А ведь какой здоровяк! Кто бы подумал, что он хуже всех нас будет переносить трудности пути. Теперь он определенно болен, опасно болен. Я говорил с ним сегодня, и он произвел на меня впечатление человека, которому жизнь стала в тягость. Это все морфий!.. Он морфинист… Я не понимаю, зачем профессор дает ему морфий?..

Свифт улыбнулся.

— Какой там морфий! Он получает почти чистую воду. Как видите, мы в подобных случаях даем больным обманчивое утешение, говоря, что они принимают морфий. А иначе, что делать с такими больными? Связать их, заковать?..

— Слушайте!.. — перебил его Гардинер.

На этот раз послышался мягкий, жалобный стон, словно голос больного ребенка. Очевидно, больной прибег к своему роковому успокоительному средству.

— Все-таки это удивительно! — задумчиво проговорил Гардинер. — Здоровый молодой мужчина вдруг ослабел, увял, дошел до потери сил, до бреда!.. И это в несколько дней…

— Амурные напасти, друг мой! — спокойно ответил Свифт. — Тут черт ногу сломит! Недуг его душевный, наши медикаменты перед ним теряют силу. Да признаться, и вся обстановка нашего путешествия, с ее однообразием, мало пригодна для душевнобольного… Ну, лежите спокойно! Поправляйтесь, не унывайте! Навещу вас завтра. Вам недолго осталось валяться!

К десяти часам вечера барак был готов, и Кимбалл пригласил Макдуфа осмотреть его. Затопили печку, и она сейчас же весело затрещала. Барак имел десять сажен в длину, шесть в ширину и две в высоту. В нем было просторно, светло, тепло, сухо. Стены его были плотны, крыша прочна, водоупорна. Два огромных окна щедро освещали помещение. Все было готово к приему останков участников экспедиции «Проктора».