Янтарная кровь куртизанки (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна. Страница 14
— Два золочёных напёрстка за гаульден! — громко сказала она, протянув руку с монетой вдоль стены, минуя кумушек. Жрица быстро схватила деньги, сунула ей пару тяжёлых, покрытых золотой пылью напёрстка, и Вейра отошла от толпы, преследуемая недовольными взглядами. Краем уха уловила язвительные фразочки: «как же, как же», «у ТАКИХ женщин всегда хватает денег, чтобы замолить свои грехи», «богатенькая бездельница». Но Вейру не волновали кумушкины пересуды. Гораздо больше её заботила молитва Ведунье.
Храм был поделен на три части. Слева, в маленьком простенке, стояла статуя в человеческий рост Чёрной Ведуньи — тёмная, словно безлунная ночь, с закрытыми глазами и плотно сжатым ртом, отстранённая молодая женщина в платке и балахоне до пят. Она олицетворяла недовольство теми, кто вымаливал прощение за совершённый грех. Справа лицом к ней была статуя Белой Ведуньи — светлая, будто залитая солнечными лучами, сияющая в отблесках свечей, улыбающаяся, с девичьим чепцом и косами на груди. Ей молились юные и невинные, её просили о любви и счастье, о милых женских радостях. Посередине храма возвышалась Двуликая Ведунья. Не то белая, не то чёрная, не то ласковая, не то порицающая, а скорее всего — богиня обычных просительниц. К ней-то и направилась Вейра. Встала на колени на соломенный мат, склонила голову и сказала тихо, положив подношения на ступеньку постамента, прямо у огромных пальцев на ноге статуи:
— Двуликая Ведунья, прости меня за мои ошибки и даруй уверенность в себе и в завтрашнем дне… Помоги забыть то, что я желаю забыть, помоги отвязать душу от того, кого я ненавижу, помоги избавиться от ненависти к нему… Дай мне радость за императора, дай любовь к его наследнику, рождённому сегодня, дай империи силу и процветание… Не откажи молящей дочери твоей, прими подношения в знак моей преданности тебе…
Привычные слова молитвы успокоили Вейру, утешили, будто благодать богини опустилась на голову, укрыла шалью покоя. Постояв ещё немного, поднялась с колен, отряхнула солому с платья и внезапно ощутила словно укол в затылок, а за ним — навалившуюся слабость и страх. Обернулась — ничего особенного, никого знакомого или незнакомого, который мог бы спровоцировать такую странную реакцию тела. С Вейрой уже случалось подобное — однажды на ярмарке, перед тем, как вспыхнул огромный шатёр от опрокинутой жаровни… Ей удалось вовремя спастись, а многих ждала смерть от огня. Неужто всё повторится? Неужто богиня приготовила Вейре бесславный конец в самом начале жизни?
Подхватив корзинку с бутылями, Вейра быстро пошла вон из храма. Домой, скорее домой! Солнце уже высоко, скоро придёт вен Вюрстер, тётушка Фридиль с Беей, наверное, вовсю готовят обед… Там всё привычно и понятно, там безопасно! Там Мил, которая сможет защитить её…
Вейра шла, не разбирая дороги. Инстинкт толкал прочь с людной шумной улицы, принуждал бежать. Глаза застилал туман, будто слёзы скорбящей Чёрной Ведуньи, мешал смотреть и видеть. Женский визг и топот копыт по наезженному пути, вопли напуганных горожан — всё это слилось в ушах Вейры, заставило остановиться, оглянувшись, оглушило и приковало к месту. На неё неслась четвёрка вороных — бешеных и неуправляемых — а их толкала скользящая по обледенелому снегу почтовая карета… Прямо на Вейру… Совсем близко, неминуемо, так что искры из-под копыт, казалось, обжигали лицо… Сейчас сомнёт! Смерть, вот она…
А в следующий момент удушающая хватка за шею рванула Вейру прочь с пути безумных лошадей, опрокинула в снег, прогнав туман и заставив закричать. Она упала в снег лицом, задохнулась, барахтаясь и отбиваясь, не понимая, что произошло. А сильная рука приподняла Вейру за талию, поставила на ноги, знакомый хриплый голос рявкнул:
— Смотри, куда идёшь, дура!
— Мастер… Виджан!
Вейра снова задохнулась, теперь уже от злости. Мало того, что спас её, ещё и кричит, как на торговку! Что он себе позволяет?! Богиня! Ненависть, которую она просила уничтожить, всколыхнулась с новой силой…
— Творец… Ведунья… — только и смогла пробормотать Вейра, отряхиваясь от снега и наклоняясь за корзинкой, из которой выпали бутыли. Полицейский перехватил их за горлышки, подал Вейре, со злостью ответил:
— Придётся тебе нести подношения Воину, иначе в следующий раз меня может не оказаться рядом!
— Я не просила меня спасать! — вскинула голову Вейра, отчего палантин упал на плечи, обнажив сбившиеся в беспорядке локоны. Виджан резко выдохнул, окинул её взглядом, в котором мешались ярость и желание, а потом бросил:
— Кому ещё есть до тебя дело, птичка…
И ушёл, не оборачиваясь, в ту сторону, куда скрылась почтовая карета с понёсшими лошадьми.
Вейру трясло от ненависти и от пережитого страха так, что она не сразу сумела уложить чудом не разбившиеся бутыли вина в корзинку, на мягкую солому. Только сейчас пришло осознание, что человек смертен и хрупок. Если бы Виджан не был поблизости, валялась бы Вейра размазанная по снегу, затоптанная копытами и раздавленная колёсами тяжёлого курьерского экипажа… Глянув на свои руки, мелко дрожащие и такие маленькие по сравнению с лошадиной подковой, она едва не расплакалась. Надо было поблагодарить полицейского. Он тоже рисковал жизнью…
Потом. Вдох, выдох. Унять дрожь. Выше голову, корзинку на локоть и мелкими шагами на дорогу. Домой. А всё остальное — потом. Сейчас самое важное — это привести себя в порядок перед обедом с веном Вюрстером…
Ровно в час обеда, когда тусклое зимнее солнце было в зените, раздался громкий «динг» дверного колокольчика. Вейра, одетая в своё самое кокетливое платье — светло-жёлтое с морем кружевных вшивок и оборок, — вскочила с кресла и в который раз оглядела накрытый на двоих стол. Пять раз она уже обедала с веном Вюрстером, пять раз он находил какой-то крохотный недочёт, но уж теперь она учла всё! Сегодня обед будет идеальным. И сама Вейра идеальна.
Тётушка Фридиль расшаркалась в коридоре с гостем, пригласила его в салон. Вен Вюрстер, высокий, худощавый, даже сухопарый седой мужчина довольно пожилого возраста, вошёл, чуть пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о притолоку.
— Вен Вюрстер! Рада снова видеть вас в моём скромном доме, — Вейра изобразила самое изящное приветствие, на которое была способна, присев в поклоне. — Прошу, садитесь. Выпьете аперитив?
— Всенепременно, моя маленькая Вейра, — чопорно кивнул мужчина. — Надеюсь, он будет так же хорош, как и в прошлый раз.
Аперитив был хорошим. Вино тоже выдержало проверку на качество — вен Вюрстер попробовал и сложил губы в одобряющей гримасе, причмокнув. Рыба, приготовленная тётушкой Фридиль, ему понравилась, но в этом Вейра и не сомневалась. Никто не умел так жарить рыбу, как экономка, выросшая в поварятах на берегу моря. Беседа неторопливо текла рекой в чётко ограниченных берегах погоды, рождения наследника, ценах на фураж и на молоко, и Вейра мило улыбалась, ловко цепляя кусочки рыбы на вилку, элегантно отправляя их в рот, запивала отвратительно горьким вином, говорила, говорила, говорила…
А потом…
Почти в самом конце обеда на лестнице послышался шум. Вейра повела глазом к двери, не решаясь встать или позвать тётушку Фридиль, продолжила начатую фразу о будущем празднике середины зимы, но вен Вюрстер, отложив салфетку, нахмурился:
— У вас в доме происходит нечто необычное. Здесь есть кто-либо, кроме слуг?
— Что вы, достопочтенный вен! — стараясь скрыть волнение, пропела Вейра. — Вы же прекрасно знаете, что я живу одна!
— Это ваше ужасное животное?
— Да! — с облегчением поддакнула она, точно зная, что Мил заперта в клети. — Это рысь!
Отвращение на лице вена Вюрстера достигло высшей степени. Творец, неужели нельзя хотя бы полтора часа не шуметь?! Вейра нервозно проглотила полбокала вина и всё же встала:
— Пойду запру её, прошу меня простить, достопочтенный вен.
Но выйти она не успела — дверь в салон распахнулась, и перед двумя парами глаз предстал Ликс в весьма непотребном виде: в старой ночной сорочке покойного мастера Меррибета, которую отыскали среди ветхих простынь, лохматый и невыбритый, с голыми ногами, покрытыми смешными тёмными волосками. Мужчина потряс альбомом с акварелями и возопил: