Рассвет Ив (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 66

Если он меня укусит, это не имело значения. Почему он переживает? Может, он не хотел быть частью этого, даже если Салем никогда не узнает.

Один из гибридов присел, склонив голову и принюхиваясь к воздуху.

— Это уловка, — голос гибрида охрип от голода, выражение сделалось хищным. — Ты что-то скрываешь, Дочь Ив.

Они страшились меня не меньше, чем я их, но инстинкт укусить возьмет верх.

— Моя кровь не ядовита. Это лишь слухи, — я выронила кинжал и протянула свои окровавленные руки, пока слезы катились по моим щекам. — Я хочу спасти вас.

Недоверие прокатилось по их рядам, но это продлилось лишь мгновение. Их сопротивление сломилось с гортанным ревом, и они кинулись в атаку.

Не было ощущения замедленного воспроизведения, не было задержанного дыхания, замершего момента во времени. Атака была молниеносно быстрой и безжалостной. Они врезались в меня. Моя спина упала на землю, и воздух выбило из моих легких. Их клыки были всюду, раздирали мои запястья, пронзали бедра через брюки, прокалывали шею. Я закричала от боли жестоких повторяющихся проколов, и все мое тело превратилось в бушующий пожар агонии.

Инстинкт повелевал моим рукам и ногам биться, сопротивляться. Бесполезно. Слишком поздно менять мнение. Поздно бежать. «Охбл*дьОхбл*дьОхбл*дь. Я умру».

Надо было сказать Салему, что я его простила. Надо было сказать Салему, что я его любила. Я больше никогда его не увижу, и это всеобъемлющее сожаление добавило маниакального отчаяния моему страху.

Тяжелые рыдания душили мои крики. Я ничего не видела из-за слез, не могла дышать из-за невыносимой боли. Моя спина выгнулась над землей, каждый мускул напрягся и дрожал. Я боялась смерти намного больше, чем физической муки. Что, если это ошибка? Что, если я не должна умереть? Я ненавидела сомнения. Умерев, я никогда не узнаю, поступила ли я правильно. Эта мука в разы хуже клыков, раздиравших плоть моего горла.

Запах железа пропитывал воздух. Мое тело похолодело, кожа сделалась липкой. Дыхание становилось неглубоким, крики стихали. Сила уходила вместе с потерей крови, и хищные звуки рычания и чавканья приглушились. Когда руки начали хватать мою одежду и обнажать нижнюю часть тела, я безмолвно взмолилась о смерти.

«Нет, нет, нет, — я беззвучно плакала, слишком ослабев, чтобы сопротивляться. — Пожалуйста, не делайте мне больно там».

Гибриды кормятся в тумане бездумного голода. Они уже не в силах связно мыслить и не смогут сдержаться, чтобы не трахнуть меня.

Рык Эребуса раздался где-то у моих ступней. Поверх моих ног завязалась борьба. Тяжелый вес переместился и скатился. Но я не могла поднять голову. Я лежала вялая и сломленная в бездыханном ужасе, пока заостренные зубы раздирали мою плоть и опустошали мои вены. Я жаждала полного забытья, ужасалась мысли, что последним, что я почувствую, будет полное опустошение из-за того, что меня насиловали до самой смерти.

Но ничто не прикоснулось и не проникло между моих ног. Эребус, похоже, давал им отпор, даже если сам не мог превозмочь свою нужду. Где-то на размытом краю моего бокового зрения его светловолосая голова опустилась над моим бедром, клыки пронзили мою кожу, и он начал кормиться со злыми мучительными звуками.

Еще один рот вернулся к моему горлу, прожорливый в своей атаке. Я больше не чувствовала кровь, струящуюся по моей шее. Но я осознала тот момент, когда он проколол нечто жизненно важное, ощутила звук лопающейся артерии в горле. Я потеряла последний контроль над мышцами. Моя голова безвольно скатилась набок. Дыхание требовало усилий от всего тела, и вот уже не осталось ни воздуха, ни звука моего сердцебиения, ни боли, вообще никаких ощущений.

Гибриды перестали кусать? Что-то случилось, нечто большое, но я уплывала от этого, дрейфуя в безлюдной пустоте. Мертвая. Вот как ощущалась смерть?

Импульс золотистого света набухал во тьме, становясь ближе, ярче. Вот оно, а я не готова. Но я не могла отвернуться. Свечение окутывало меня со всех сторон, обнимая фантомными руками и экстраординарным теплом, которое нельзя измерить или ощутить физически.

Прозрачные желтые частицы собрались вокруг меня, и медленно, завораживающе сформировали образ. Волны золотистых волос каскадами обрамляли изящное женское лицо с красивыми чертами, изогнутыми в милосердной улыбке губами и золотистыми глазами. Моими глазами.

Я узнала ее не по вырезанным статуям и картинам с ее образом, а той фундаментальной частью меня, которая любила ее врожденно и безусловно.

— Мама, — я заговорила без дыхания или голоса, это беззвучное слово отразилось в мире, которого я не понимала.

— Моя прекрасная девочка, — ее ладонь была лучом света, пульсирующим силой и ослеплявшим мои органы чувств, когда она коснулась моей щеки. — Я люблю тебя больше жизни.

Я не могла пошевелиться, не чувствовала своего тела.

— Я мертва?

— Да, — ее голос был грохочущим сердцебиением, но ни одна из нас не дышала.

— Меня было достаточно? — я зачарованно всматривалась в ее лицо. — Меня было достаточно, чтобы спасти их?

— Тебя всегда было достаточно. Намного больше, чем достаточно, — ее золотистые глаза горели невероятной яркостью. — Ты их спасла.

Блаженное ощущение умиротворение исходило от ее внешнего света. Но что-то вибрировало по краям, царапая периметр нарастающей тьмы, которая съедала ауру моей матери.

— Я люблю тебя, — я жаждала прикоснуться к ней и прижать ее к себе, но мои руки не работали.

— Я так тобой горжусь, — ее образ дрогнул, ее лицо размывалось и тускнело.

Влага капала на мои губы и наполняла рот. Густая. Темная. С насыщенным вкусом. Ее так много. Так много… крови? Почему я ощущаю вкус крови?

— Укуси, — ее лицо исчезло, и тепло ее свечения ушло. — Укуси его.

— Нет! — мое сердцебиение вновь ожило. — Мама, пожалуйста, не уходи!

— Укуси меня, — другой голос заменил ее — глубокий, более знакомый резонирующий звук. — Бл*дь, да укуси же ты меня!

Леденящий холод окутал меня, и ее прекрасное лицо скрылось за одеялом тьмы. В этом месте было другое лицо, более бледное, резкое, мужское. Салем.

Глубинный душевный подъем боролся с ужасным уколом страха. Почему он здесь? Он умер? Где моя мать? Что происходит?

Я закашлялась от медной жидкости во рту, поперхнувшись, когда еще больше полилось мне в горло. Откуда вся эта кровь? Ночное небо давило на меня. Я все еще находилась в пустыне. Почему мне так холодно?

— Ты умираешь! — заорал он с бешеными глазами, стуча зубами. Без клыков. — Я не смогу вернуть тебя еще раз. Тебе нужно укусить меня. Сейчас же!

Я лежала онемелая и потерянная в облаке непонимания, наблюдая, как шевелятся его губы. Где его клыки? Что случилось с Эребусом и другими гибридами? Я попыталась спросить, но в реке крови слова превращались в бульканье.

Салем излечился? Или умер? Мое зрение настолько исказилось, что я не доверяла своим глазам.

Он повернул шею и прижал кончик кинжала моей матери к порезу на своем горле. Еще больше крови закапало мне на губы, и ревущий звук грохотал в моих ушах. Мое сердцебиение?

Бум-бум, бум-бум, бум-бум.

Эхо умножалось, стуча лихорадочным барабаном в моей голове.

Его сердцебиение.

Часто заморгав, я попыталась прояснить свое зрение, и там, в темноте мерцали следы светящихся веточек, вздувавшихся и пульсировавших под его кожей. Серебристые ленты гибридного яда плыли по его венам, маня меня. Укуси, укуси, укуси.

Я облизнула губы разбухшим языком и зацепилась за что-то острое. Я повторила движение и тогда почувствовала это. Ноющее ощущение в деснах. Бритвенно-острые кончики клыков. И энергичная искра нашей связи. Она не просто искрила. Она воспламенилась, полыхая обжигающим зарядом по живой связи между нами.

Я хотела заплакать от счастья, но мои глаза не работали. Мое тело не отвечало. Его голая грудь скользнула по моей промокшей рубашке, и мягкий материал сбился в кучу у моего горла. Я жива? Если у меня и был пульс, то слабый. Слишком слабый, чтобы вернуться.