Знак снежного бога (СИ) - Элевская Лина. Страница 59

Ее время не пришло, ей рано умирать. Она не прожила свое, не вышла замуж, не родила свою любимую дочь… Не узнала того обычного, смертного счастья, которое ее ожидало, не прошла оставшихся лет. Дух ее, сколь бы ни был чист, не закаленный ни радостями, ни неизбежными потерями, остается слишком слабым.

Смертные никогда не становились духами стихий. Их слишком многое держало на земле, слишком сильна была связь со смертной плотью.

Стихия выбрала ее для своего воплощения, с этим Ланеж не мог поспорить. Но они попытались превратить ее в дух зимы — а такой дух не выживет, он или развеется вовсе (чужая сила ведь никогда не станет своей), или со временем вспомнит смертные оковы, превратится-таки в тень и отправится к Танатосу. И даже он, бог, будет бессилен помочь.

Духи этого не знали и не могли знать. Они разбираются в бессмертии, но не в лосмертии.

Рыжеволосая девочка восторженно улыбается, что-то говорит о том, как она рада, что его духи уцелели, все до единого, как она счастлива, что он невредим, как боялась за него.

О том, как этот мир прекрасен, и как она хочет навсегда остаться такой, хотя вечность — очень странная и пока непонятная вещь… а ее бог уже знает, что этот дар, увы, не будет вечным.

Даже сейчас она угасает. Уже протягиваются тени — обещания грядущих сожалений.

Бог — видит.

Ланежа едва не скрутило от остро вспыхнувшей боли в сердце.

Рэлико не понимает… Очарованная мгновением, она не смотрит ни назад, ни вперед. Не думает о наспех разорванных связях, которые так и останутся саднящим напоминанием о былом.

Но еще не поздно все исправить. Снег не убивает быстро, особенно ее. От белого сна можно проснуться. Ледяные руки согреются, жаркое сердце разгонит остывающую кровь по телу…

Но как же отчаянно ему хотелось обнять ее, такую, пока есть шанс! Прижать к себе, прильнуть наконец к губам…

Однако не морозить же ее еще сильнее?

И Ланеж непослушными губами, не веря в то, что действительно произносит слова, которые неизбежно погасят ее безыскусное счастье, проговорил:

— Рэлико, вернись в свое тело, прошу тебя. Сама, сейчас, пока не поздно.

Улыбка сбежала с бледно-розовых губ. Теплые даже сейчас глаза расширились, из них плеснула внезапная, обидная боль. Рэлико шагнула вперед, вцепилась в его плащ и жалобно покачала головой.

— Зачем? Я ведь теперь могу быть такой! Мне больше никогда не будет холодно, и…

Она осеклась.

Неподражаемая смесь страдания и нежности на бледном, всегда холодном лице. Читать его эмоции вдруг стало так легко… Но почему он расстроен? Что не так?

Рэлико не могла оторвать взгляда от красивого, безупречного лица, которое вдруг увидела по-новому. Снежно-белое? Да. Но мало кто знает, что у снега столько оттенков…

— Сколько цветов у снега? — вдруг с детским любопытством и непосредственностью спросила она.

— Пятьдесят три, — скрыв удивление, отозвался Ланеж.

Его поразило простое осознание — она ведь впервые видит мир глазами духа, со всей этой невозможной для человека остротой. Впервые дышит им по-настоящему.

…Запах свежести… Этот воздух нужно пить, жадно, большими глотками, ощущая сложный вкус зимнего мороза… к которому больше не примешивалась горелая вонь прежнего снежного бога.

Рэлико ощутила отголосок странного и страшного, какого-то не своего гнева, едва вспомнив о том, что он хотел сделать с Ланежем и духами. Жаль его ей не было — он получил по заслугам.

Когда другие духи, явившиеся на зов Сньора, поделились с ней силой, что-то произошло. Она ощутила себя другой, новой, неуязвимой. И охотно подчинилась чужому воздействию, откуда-то зная, что оно не причинит ей вреда, а потом подумала, что хотела бы остаться такой навсегда, чтобы помогать и духам, и Ланежу, и спросила, можно ли так. Ей сказали, что можно, что в этом мире возможно все. А потом… духи подарили ей свою силу, каждый по крохотной крупице.

И этот дар вдвойне ценен для нее, потому что приближает ее к Ланежу.

Радужка обмолвилась как-то, печально глядя на Арати, что человек для бога каждый миг умирает. Ну так теперь она больше не умирает! Значит, теперь — можно быть рядом с ним, да?

Так зачем же ей отвергать дар духов, возвращаться к смертной жизни?

Или… он не хочет, чтоб она была рядом?

— Зачем мне возвращаться? — вернулась она к прежнему вопросу.

— Что значит «зачем»? — мягкое увещевание. — Ты еще молода, тебе жить и жить. По всем законам мира ты должна вернуться.

— Я не хочу обратно, — упрямо покачала головой Рэлико. — Я хочу остаться с тобой… Или… я действительно тебе не нужна, да?

…Как ледяной клинок в сердце.

Клокочущий вздох, и властные руки вдруг прижимают ее к сильному, твердому телу.

Ей не холодно! Не морозит! И Рэлико прильнула к нему. К своему богу. Прижалась к груди щекой, как тогда, в лесу.

Но чувство было каким-то странным. Не таким отчетливым, как тогда.

Впрочем, она и смотреть-то этими глазами еще не привыкла…

— Очень нужна, Рэлико, — и всегда уверенный, холодный голос чуть заметно срывается, словно трескается тонкий лед под ногами. — Но сейчас тебе необходимо вернуться. Это не твое время. Нельзя уходить раньше срока.

— Так ты даже знаешь, сколько я проживу? — удивилась она.

— Я знаю о тебе все. Я… — Ланеж сглотнул. — Я был у Сулу, бога судеб.

— Выходит, судьба действительно предписана?

— И да, и нет… Основные петли уже связаны. Но люди принимают разные решения в разных ситуациях, и от этого зависит, как сплетутся малые петли, как сильно затянутся, какие нити притянут. Но куда бы смертного ни завели дороги жизни, финал будет один и тот же, меняется лишь количество сожалений. И если ты уйдешь со мной сейчас, груз их быстро станет неподъемным. Поверь, Рэлико, и не упрямься. Я желаю тебе лишь добра.

Она спрятала лицо у него на груди.

— Но я хочу остаться, — прошептала она. — Я не хочу назад. Позволь телу замерзнуть, а мне — остаться с тобой…

…Ледяной клинок в сердце с хищным клекотом провернулся.

Подумать только, она и впрямь хотела остаться с ним…

От этого только сложнее ее уговаривать.

Но необходимо.

Тяжелый вздох и неожиданно доброе:

— А я хочу, чтобы ты прожила нормальную смертную жизнь. Разве ты не хочешь снова обнять отца и мать? Не хочешь посидеть у огня с подругами? Зайти в гости к соседям, прогуляться по рынку, надеть новое платье, отведать южных фруктов?

Каждое слово тяжело ложилось на грудь. Рэлико ощутила неуверенность, и от этого стало больно. Больно расставаться с былым незамутненным восторгом.

— Я хочу, чтобы у тебя появилась семья, дети и что там еще прилагается. Чтобы ты вновь увидела этот мир человеческими глазами. Чтобы потом у тебя не осталось никаких сожалений о том, что могло бы быть и чего ты так и не узнала. И вот тогда закалится, укрепится и твой дух — сам по себе, без опоры на чужую силу. Прошу, будь благоразумна, Рэлико.

Он всегда просил. Никогда не приказывал. Просил, уговаривал… Добрый. Чуткий. Заботливый.

От этого еще хуже.

Не признать его правоту сейчас Рэлико не могла. Он говорил, она вспоминала былое — и ей действительно захотелось вернуться. Уйдет — и папенька, наверное, до слез расстроится, не говоря уж о матушке… Стращали ее помолвкой, конечно, но это оттого, что беспокоились…

Южные фрукты… Да даже ради имбирных пряников и облепихового морса можно вернуться! И матушкиного пирога с грушей… Вкус его вдруг вспомнился необычайно ярко, а морозный воздух утратил так поразившую ее остроту…

Рэлико не могла этого знать, но в этот миг начали таять инеистые узоры у нее на лбу.

— Но ведь духи сделали мне подарок… Очень ценный. И отплатить им вот так…

— Вернувшись, ты не откажешься от их дара, он останется при тебе. А дальше будущее покажет.

Ланеж немного покривил душой. На самом деле он сам не знал, что произойдет, если она сейчас вернется.

— Мои бестолковые духи, — он чуть скрипнул зубами, — сами того не зная, подвергли тебя серьезному риску, чудо, что ты все еще жива. Они многого не знают, о смертных, Рэлико, иначе трижды подумали бы, прежде чем так поступить, — он вздохнул и признался: — Жнец сказал мне, что людям нельзя уходить прежде времени. Сожаления или притянут обратно, или и вовсе сотрут из бытия. Я этого не хочу, Рэлико, — низкий голос еще более надтреснутый, ломкий, — поэтому и прошу тебя вернуться.