Поцелуй зимы (СИ) - Шейн Анна. Страница 29

И она боялась, искренне, хотя понимала, что брату это может показаться обидным, что и Артур сделает несчастной ту, кого по-настоящему полюбит.

Любовь… Какая же она странная. Лишь в сказках она приносит одно только счастье, избавляет от всех бед, осветляет путь человека. А в жизни… В жизни любовь калечит, любовь требует жертв, любовь убивает! Даже самое чистое, самое настоящее чувство может принести столько бед, столько страданий!

Почему же тогда… Почему же люди продолжают рисковать? Продолжают тянуться друг к другу? Вступают в неравный поединок с любовью, надеясь на мизерный шанс отвоевать свое счастье?

Катрине почему-то вспомнился Лансер. Его улыбка, широкая и искренняя. Его волевой взгляд.

Она разозлилась и попыталась отогнать мысли о принце. С чего вдруг сейчас она о нем думает?! И почему с таким жаром пылает в ее груди злость на Лансера? Что подпитывает это пламя? Что заставляет его полыхать со всей силы? Какое-то таинственное, сокрывшееся в глубине чувство.

Катрина испугалась, решив, что это может быть то самое чувство. Сводящее с ума, порабощающее. Смертельно ядовитое и пленительно сладкое…

Нет! Этому чувству стоит оставаться там, где оно зародилось — в самых потаенных уголках ее мыслей, в самых недрах ее души. Пускай томится там и даже не мечтает вырваться наружу. Ведь она… Она уезжает. По его же просьбе. Нет, по его приказу!

Она уезжает.

Значит… Решено.

Глава 17. «До свидания»

— Знаешь, у меня было много предположений. Когда мы с тобой взяли Осигван, и я позвал тебя наведаться с нами в гарем того проклятого султана, ты отказался. Это так меня впечатлило… — Артур, устроившийся на стуле подле камина в главном зале, медленно отпил вино из кубка. Уж началась вторая половина дня, а он оставался бесстыдно трезвым! Это его раздражало, и навряд ли один несчастный кубок изменил бы ситуацию.

— Ты очень впечатлительный, — Размунд, склонявшийся над столом и выискивающий на карте одним лишь Небесам известно что, слушал рыцаря вполуха. Вассал короля догадывался, что бывший соратник пришел поточить лясы, но совершенно не разделял его желания. Он и вовсе не хотел с ним общаться. Сэр Догейн был прекрасным воином, но никудышным товарищем.

— Очень! Я очень впечатлительный! — Артур, хоть и видел, с какой неохотой отвечает Размунд, продолжал. Пожалуй, неохота собеседника его даже подстегивала, — так вот тогда я начал строить догадки. Знаешь, я ведь никогда не видел тебя с женщиной! Я сначала решил, что ты евнух. Потом, наслушавшись историй о тебе и твоей преданности принцу, подумал, что, вероятно, ты любишь мальчиков и давно страдаешь от тайной, порочной и безответной любви к нашему очаровательному Лансеру. Мне оставалось только надеяться, что любовь эта вспыхнула, когда у принца начали, по крайней мере, расти усы, иначе я бы сдал тебя инквизиции.

Артур выпил еще. Вино защипало в горле.

Размунд, оскалившись, молчал. Знал, что прерывать его нет смысла. Хотя с желанием треснуть заносчивому юнцу по башке становилось все сложнее бороться.

— В самом конце я допустил, что ты можешь быть очень-очень… Очень. Уродливой. Женщиной. Которая от безнадеги подалась в вояки.

— Женщиной? Ты видел мою щетину?! — Размунд потерял терпение.

— Я же сказал: «очень-очень-очень уродливой»! — он оскаблился ехидно, — занятно, что только это предположение тебя задело. Значит, варианты про евнуха и мужеложца тебя нисколечко не смущают?

Размунд закатил глаза, наконец, глянул на рыцаря и, сложив руки, дознался:

— Ты закончил?

— Да.

— И к чему должна была вести эта долга прелюдия, сэр Догейн?

— Видел я тут на днях твою пассию. Она не выходит у меня из головы, — Артур говорил об Арии. Мысли о ней смущали и тревожили. Ему следовало думать, как этой хрупкой девушке удалось уложить разбойников и может ли она быть связана с исчезновением его подданных, однако… Однако вместо этого он думал об ее ярых черных глазах, таких огромных, что с трудом умещались на лице, об ее черных волосах, словно бы обсидиановой львиной гриве, о тонкой талии и других прелестях фигурки, что скрывались под верхними одеждами, и которые Артуру невероятно сильно хотелось обхватить руками и изучить.

Артур постоянно увлекался опасными женщинами. Наверное, это уже вошло в традицию: раз в два-три месяца запасть на знойную, беспокойную красотку, которая принесет ему много проблем, подарит много страстных ночей, а потом с криком и грохотом дверей (а возможно и с рукоприкладством) покинет его навсегда.

Впрочем, думая об Арии, представляя то, что могло бы между ними получиться… Артур не мог отделаться от ощущения, что эти отношения будут стоить ему жизни.

— Я не понимаю, о ком ты говоришь, — нахмурившись, Размунд на него уставился.

— Ну да, разумеется, — выкрикнул Артур саркастично, — если хочешь, чтобы я держался от нее подальше, просто скажи. Я, конечно, гад, но на чужое посягать не буду. Мой любимый дядюшка умер из-за того, что у одной из его любовниц был очень злой и очень проницательный муж. Дядя погиб в поединке с ним. Потому в молодости я в первую очередь выучился владению меча… Знаю свой характер, в дядю пошел.

— Тем не менее все равно не посягаешь на чужое? — Размунд сложил руки, оглянул Артура с неожиданной теплотой, — неужели даже у такого чертенка, как ты, есть совесть?

— Что? Нет! Я просто перестраховываюсь.

— Я сражался рядом с тобой во многих битвах и точно знаю, что ты не из тех, кто перестраховывается.

— Ты сражался со мной в битвах, но не ходил в гаремы и бордели. Как я уже заметил в начале.

Размунд быстро качнул головой и закатил глаза. Невыносимый! Сэр Догейн всегда был таким. Впрочем, вассалу короля хотелось думать, что внутри он честен и благороден. Где-то очень-очень глубоко внутри.

— Так что там с твоей пассией? — после недолгого молчания Артур решил вернуться к прежнему разговору.

— Делай с ней что хочешь, Артур. Как я и говорил, я совершенно не понимаю, о ком ты спрашиваешь, — ответил Размунд равнодушно.

Не похоже, чтоб он врал…

А вот сенешаль явно напрягся, когда сэр Догейн упомянул Арию. Занятно. Неужели отвел стрелки на Размунда? Но какой в этом смысл?

Разве что… Разве что черноглазая красотка действительно в чем-то замешана.

А если так, то замешен и Натаниэль.

Артур напряжено постучал пальцами по ручкам стула. Нечисто тут. Что-то точно происходит, только вот что?

Одно хорошо: Катрина все-таки уедет. Сейчас не оставалось сомнений, что ей следует отправиться домой.

Рыцарь прикончил остатки вина.

— Не налегал бы так на выпивку. Тебе еще свою сестру домой везти, — буркнул вдруг Размунд.

— Вот именно! Рассерженную и ущемленную молодую даму невозможно сопровождать в трезвом состоянии! — он, конечно же, шутил. Хотя мысленно не мог не отметить, как много правды в этой шутке.

Что бы принц ни сказал сестре… Она знатно разозлилась. Катрина была девушкой достаточно спокойной, мягкой, но любила порой зациклиться на какой-нибудь незначительной мелочи, потом — раздуть эту мелочь до немыслимых размеров, объявляя ее катастрофой вселенского масштаба.

В такие моменты она меньше всего напоминала ангела и больше всего — женщину.

Вдруг в зале раздался отвратительный скрежет — лениво отворились массивные двери, и внутрь прошел сенешаль.

Артур вздрогнул, вспомнив, что подозревает Натаниэля в… Небеса! Он и сам не знал в чем. Но в чем-то крайне грязном и подлом. Это в ассирском духе.

Сложив деловито руки за спиной, сенешаль заявил:

— Леди Догейн готова к отъезду. Она ждет вас, сэр Догейн.

— Что ж… — рыцарь с напускной неохотой поднялся, — Размунд, Натаниэль… Знаю, что вы будете безумно по мне тосковать… — вассал и сенешаль глянули на него, как на идиота. Артур не удержался от усмешки и продолжил приторно, — у меня у самого разрывается сердце от мысли, что мы не сможем видеться так долго! Но крепитесь, друзья, совсем скоро я вернусь, и мы снова станем счастливыми.