Зенит (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 19

— Откуда….?

— Не знаю. Но мне бы точно было больно, — призналась Ирина. — Лучше уж сразу, чем вот так, год за годом…

Ирина оглядела детей.

Вот стреляйте, режьте, убивайте…

Все они были копиями отца. Не лучшими, кстати, копиями. Словно проявленная фотография — и негатив. Не такими красивыми, яркими, обаятельными, словно размытые тени.

Зато наверняка, это очень верующие и послушные дети.

Наверняка…

— Выйдите, — попросила она детей.

Почему-то никто не думает об обратной стороне послушания.

Сегодня ты ведешь за собой стадо баранов. А завтра?

А завтра они тебя затопчут копытами. Им ведь плевать, кто пастух. Ты сам сделал их баранами, сам… чего ты хотел?

Вечной бараньей преданности?

Обязательно. Сразу же после стрижки.

Ирина дождалась, пока дверь гостиной закроется за детьми — и присела рядом с женщиной.

И крепко обняла ее за плечи.

— Поплачь. Легче будет.

Мария дернулась. Раз, другой, но вырваться не смогла. Да и не слишком-то хотела. А потом уткнулась носом в плечо Ирине…

И рыдала, рыдала, рыдала…

Прошло не меньше часа, прежде, чем слезы остановились. Только вот женщинам было уже намного легче. Обеим.

— Зачем ты так с собой?

Ирина вытирала нос Маше — уже Маше, и плевать на разницу в возрасте, лежащим на кресле платком, кто бы сомневался — черным. И Маша качала в ответ головой.

— Веришь? Самой бы знать хотелось…

— Попробуй, догадайся, — Ирина бросила тряпку на диван и взяла женщину за руку. — А лучше — попробуй, расскажи. Вместе оно легче будет.

— Нас никто не подслушивает?

Ирина послушно выглянула в коридор, огляделась.

Нет.

Если кто и пытался — слились в первые полчаса слез и всхлипов. Все равно там ни единого слова сказано не было, а про слезы…

— Кто из детей обычно ябедничает отцу?

— Марк и Андрей.

— На Маргариту они тоже ябедничали?

— Конечно.

— Она ведь в вас пошла, не в отца…

— В мою мать. Мама очень… сложная была. У них с Петей баталии разворачивались.

В этом Ирина даже и не сомневалась.

— Они часто ругались?

— Постоянно. Матери вообще не нравилось, что Петя священник, что он религиозный, что он меня в церковь привел… ее это бесило. Так и слышу: 'Машка, религию для баранов придумали. Ты что — овца? Бээээээ…'.

— А веру? — с подначкой задала вопрос Ирина.

Мария вдруг хихикнула, как девчонка.

— А веру — для верующих. Мама тоже постоянно это подчеркивала. Мол, если Бог есть, то оскорблять его религией просто бессовестно.

Ирина фыркнула.

Вообще, она была с этим согласна. Но стоит ли сейчас затевать теологические дискуссии?

— Когда она ушла — стало хуже, да?

— Намного. Я даже и не поняла, как это случилось, но — вот…

— А уйти?

— Петя мне никогда бы Маргошку не отдал. Никогда.

— А остальные?

Женщина потерла лоб.

— Знаешь, я всегда одного хотела. Максимум — двоих. Но нам ведь ничего нельзя. Предохраняться нельзя — грех. Аборт сделать нельзя — грех.

— А воздержание мужчин не украшает?

— Если бы…

Ирина ядовито фыркнула. Оно и понятно… кстати, есть и другие меры предохранения. Дамы раньше в календарик глядели, температуру мерили, еще можно семена моркови употреблять — но это уж сложнее и для здоровья не слишком полезно.

А мужчинам — что?

Не им носить, рожать, страдать, мучиться…

— Тебе есть куда уйти?

— Есть. Мамина квартира свободна… ну как — свободна, мы ее сдаем, чтобы денег больше было. Семья — сама видишь. Что-то из одежды нам отдают, но на детях все горит.

— Я как-то раз Маргариту видела. И платье на ней было — ой-ой-ой.

— Маргошке повезло, — кивнула Мария. — Ей одна из прихожанок целый гардероб отдала. Она после рождения ребенка располнела, сказала — платья не сходятся, а как она похудеет, другие фасоны в моде будут. А вещи там все дико дорогие, я ярлычки смотрела. Петя ворчал, но смирился.

— А Маргарита — не смирилась, верно? Ей ведь мужа присматривать начали…

— Ее просто от этого корчило, — незаметно разговор стал более спокойным, легким, открытым. — Она злилась, вспыхивала по каждому поводу, младшим от нее доставалось, Марк попробовал ее поддразнить, так она ему чуть голову не оторвала.

— Я бы тоже оторвала.

— И я еще добавила. Кирилл, Ерофей, Андрей, Михаил, Александр… какой там твари только не было!

— И никто не нравился?

— Не-а. Кто старый, кто занудный, кто… Маргарита вообще не знала, как от них отделываться. И впрямую нельзя, отец рассердится, и окольными путями… там только что Кирилл оказался понятливым. Пару раз прогулялся с ней, да и сам Пете сказал, что девочка для него еще молода. И Михаил, кстати говоря. Сказал, что не может сейчас жениться, якобы, что-то у него нашли, какую-то хворь, а девку на привязи держать — тоже плохо.

— А остальные?

— Вот, Петя и выбирал.

— А где Маргарита познакомилась с Виталием?

Имя вампира упало гранатой.

Мария повернулась к Ирине всем телом, глаза — словно два провала, зрачки расширены, радужки почти не видно.

— Откуда ты о нем знаешь!?

***

Бинго!

Ирина и не знала, она просто предполагала. И попала — в десятку.

Сама не ожидала, что так будет. Что Маргарита должна была с кем-то делиться — обязательно. Что с матерью — да, скорее всего.

Будь мамаша здесь другой, и Маргарита искала бы конфидента на стороне. А она…

Марию саму это все давит.

Вот Ирина на что угодно готова была спорить — если она с мужем разведется, мигом и к детям лучше относиться начнет, и двадцать лет с плеч сбросит. Только вот ей развода не дадут. В той структуре разводы не приветствуются.

Заморочат бабе голову, заговорят, задолбают — и останется она сидеть на камушке. Или — под камушком.

Обидно.

— Давно она с ним познакомилась?

— Да уж месяца два, если не три.

— Просто он у нас в разработке как раз по похищениям, — не моргнув глазом, соврала Ирина. Хотя даже не соврала. Преуменьшила.

Не у нас — а лично у нее. И совсем недавно. Но ведь в разработке же?

— Ой, мамочки…

— Морочит голову дурочкам, потом продает их.

— Куда!?

— Клиент всегда есть. Типа садо-мазо и прочих развлекалочек. Девушки всегда в цене. Иногда и добровольно туда идут, кстати говоря.

— Ох…

— Маргарита могла добровольно согласиться?

По щекам женщины покатились слезы.

— Могла. Я виновата, из-за меня все…

Платок пострадал снова. Ну и плевать, все одно — тряпка гадкая, а ткань, как наждак. Такой носить — садизм. Выкинуть его надо просто из милосердия.

— Что именно?

— Маргошка хотела, чтобы мы ушли от отца. И она, и я…

— И?

— Она заработать хотела. Чтобы мы уехали, чтобы нас никто не нашел…

— Черт побери.

А что Ирина еще могла сказать?

Заработать?

Вляпаться!

Она вцепилась в плечи Марии, как следует тряханула.

— Давай, рассказывай! Все, что знаешь! Мне ее найти надо, пока самого страшного не случилось! Ну!!!

***

Родителей надо любить?

А они это заслужили?

Ребенку всегда мало, что его родили, ему еще кое-что надо.

Его надо выкормить, вырастить, желательно здоровым, а еще…

Почему у Пети есть айпад, а у меня только старый кнопочный телефон?

Почему Таня одевается от кутюр, а я от секонд-хенда?

Почему Васю возят на машине, а мне отец купил единый проездной, и заявляет: я в твои годы…

Да в твои годы, когда ты был в моих годах, и слова-то такого не было — айпад! Небось, сам до сих пор гаджет с гадом путаешь, и не знаешь, о перепрошивках…

Маргарита знала.

И завидовала. И…

Что она — не человек, что ли?

Молодая девушка, которой хочется и одеться, и в салон красоты сходить, и из сумочки модный аксессуар достать, и личико подкрасить… а нельзя!

Ничего нельзя.

Краситься? Беса тешить!

Модные платья под запретом, косметика — любая, кроме самого дешевого крема для рук, ну еще, средств гигиены, подвергается остракизму и изгнанию, сумка еще советских времен, обувь породы 'говнодав'… и кто тут не взбунтуется?