Запретные желания - Хейер Джорджетт. Страница 22

К ее облегчению, он не стал на нее наседать. Но она пришла бы в ужас, если бы знала, какие выводы он сделал из ее слов.

Мистер Хедерсетт, который столь решительно протестовал против союза своего кузена с кем-либо из семьи лорда Певенси, теперь имел сомнительное счастье увидеть, насколько справедливы были его возражения. Если Нелл наделала долгов, в которых боится признаться Кардроссу, то ясно как Божий день, что она участвует в делишках своего брата. По мнению мистера Хедерсетта, это был единственный вид расходов, которого не потерпел бы Кардросс. Вероятно, карточных долгов он бы тоже не одобрил, но мистер Хедерсетт был уверен, что Нелл не картежница. Он однажды с огромным трудом заставил ее сыграть несколько робберов в вист, после чего остался в полной уверенности, что она не может отличить пик от треф.

Он от чистого сердца предложил ей свою помощь, но почувствовал немалое облегчение, когда она сразу же отказалась. Он не был стеснен в средствах, но последний день выплат в Таттерсоллз не был удачным, и, предоставив Нелл, как он полагал, весьма крупную сумму, он мог бы оказаться в стесненных обстоятельствах. К тому же, если бы правда просочилась наружу, это могло бы поссорить его с Кардроссом, который, безусловно, счел бы его поведение возмутительным. Кардросс не был склонен к скоропалительным суждениям, поэтому едва ли он заподозрил бы кузена в более теплом, чем кажется, отношении к Нелл. В то же время трудно было предвидеть, какие безумные идеи могут прийти в голову влюбленному, а мистер Хедерсетт понимал, что, взяв на себя роль главного чичисбея Нелл, он стал мишенью для подозрений. К тому же у него не было ни малейшего желания оказывать денежную помощь Дайзарту. Мистер Хедерсетт, человек весьма респектабельный и даже чопорный в вопросах вкуса и поведения, относился с неизменным неодобрением к таким повесам, как Дайзарт. Подвиги последнего, вроде прыжка на лошади через накрытый обеденный стол, не вызывали у него восхищения, поскольку все, что вызывает шум, – это дурной тон, а дурной тон не заслуживает поощрения. Среди светских модников могут находиться самые разные люди: негодяи, щеголи, пьяницы, забияки и денди, но высшая степень элегантности может быть достигнута только теми, чьи одежда и поведение отмечены изысканной сдержанностью. Дайзарт не знал, что такое сдержанность. В седле он скакал очертя голову; на дороге из чувства азарта стремился обогнать все остальные экипажи; за картами, в отличие от мистера Хедерсетта, игравшего по маленькой, делал огромные ставки. Он вечно затевал безумные проделки и уже после полудня почти всегда был навеселе. Конечно, только самые чопорные ханжи могли осуждать мужчину, который немного выпьет во время дружеской вечеринки; однако у Дайзарта была слишком слабая голова, да и в пьянстве он переходил границы приемлемого. Что касается его долгов, то к моменту замужества сестры он чудовищно промотался. Но с тех пор, как Кардросс погасил его наиболее срочные обязательства, имел достаточно времени, чтобы снова остаться на бобах. Вполне в его духе, думал мистер Хедерсетт, обратиться к сестре за помощью; и было бы смешно предполагать, что она сумеет отказать ему. Он ни в малейшей степени не обвинял ее, но придерживался твердого мнения, что такую безоглядную щедрость следует сдерживать, чтобы и Нелл не запуталась в долгах так же безнадежно, как Дайзарт. В его памяти промелькнуло смутное воспоминание о чудовищном грузе долгов, доведшем до смерти мать Девоншира. Шепотом назывались астрономические цифры, вероятно, не соответствующие истине, ибо никто не знал правды, но, судя по всему, это была ужасающая сумма. Говорили, что она проиграла целое состояние. Странный человек был этот старый герцог, если не знал, чем занимается его жена, думал мистер Хедерсетт. В семействе Кардросса дело, конечно, никогда не дойдет до такого несчастья, но положение может стать отчаянным еще до того, как он об этом узнает. Он был достаточно богат, чтобы выдержать все это, но мистер Хедерсетт прекрасно понимал, что будет чувствовать Кардросс, узнав, что Нелл его обманывает. Кто-то должен, решил он, намекнуть ему уже сейчас, пока еще не нанесено существенного вреда и пока он еще влюблен в Нелл настолько, что с легкостью простит любые ее штучки. На миг он чуть было не пожалел о данном Нелл обещании не выдавать ее Кардроссу, но как только он представил себе, как раскрывает глаза своему кузену, его воображение буквально восстало. Нет, он этого не сделает ни под каким видом. Вмешаться должна леди Певенси, и, будь она в тот вечер в городе, он, возможно, и намекнул бы ей о случившемся. Но она была далеко, привязанная к этому своему развалине мужу, да и нельзя было с уверенностью сказать, что она отнесется к делу должным образом; мистер Хедерсетт всегда считал, что мозгов у нее не больше, чем у куропатки; кроме того, она так слепо обожала Дайзарта, что, возможно, его проблемы волновали ее гораздо больше, чем интересы Нелл.

Его размышления прервал притворно веселый, но встревоженный голос Нелл.

– Вы так молчаливы! – сказала она.

– Простите! – ответил он. – Я задумался.

– О… об этом? – испуганно спросила она.

– Нет, – соврал он, не краснея. – Я думал, не заглянуть ли нам к Гюнтеру? Уверен, что вы не отказались бы от мороженого. Как раз то, что надо!

Она поблагодарила, но отклонила приглашение. Она хотела отказаться и от того, чтобы нанять портшез, который доставил бы ее домой, но здесь мистер Хедерсетт был непреклонен, хорошо зная, что это необходимо. Идти пешком по улицам Лондона в сопровождении лишь его одного – это неприлично для леди Кардросс. Поэтому, не спрашивая ее, он подозвал портшез, усадил ее и в довершение своей учтивости шел рядом с портшезом всю дорогу до Гросвенор-сквер, непринужденно беседуя с Нелл, давая этим понять ей, что выбросил из головы эпизод на Кларджес-стрит.

Глава 6

Избавленная от опасностей Кларджес-стрит и доставленная под крышу своего дома, Нелл толком не знала, должна ли она благодарить мистера Хедерсетта за то, что он помешал ей осуществить задуманное. Когда наступил момент постучать в двери мистера Кинга, ей определенно очень не хотелось этого делать; она испытывала примерно такие же чувства, как если бы ей должны были удалить зуб; но теперь все свои надежды она возлагала только на Дайзарта, которого не видела с самого маскарада, и который, насколько она его знала, мог обидеться из-за того, что его блестящий план провалился, или (что еще вероятнее) вообще забыл о бедах своей сестры. Они с Летти собирались отправиться вечером в Оперу, где вряд ли можно было надеяться его встретить, и она написала ему письмо, в котором сообщала, что ее проблема стала еще более неотложной, и умоляла его заглянуть на Гросвенор-сквер.

Едва она вручила лакею послание, как в комнату вошла Летти. Обычно, когда Летти ходила по магазинам, она возвращалась нагруженная покупками и с упоением показывала золовке массу дорогостоящих безделушек, которые привлекли ее внимание; на сей раз она продемонстрировала лишь безутешное выражение лица. Она сказала, что по-дурацки провела утро, но на вопрос Нелл, не удалось ли ей приобрести тот муслин, который ей так нравился, она ответила:

– Да-да! Он у Марты. Я встретила своих кузин и поехала вместе с ними в Графтон-Хаус, нарочно не придумаешь. Селина буквально заставила меня поехать, потому что, по ее словам, там можно сделать потрясающе дешевые покупки. И вправду, там было полно муслина. Я выбрала клетчатый, но уверена, он мне разонравится, как только из него сошьют платье. Он стоил по семь шиллингов за ярд, и, по-моему, это вовсе не дешевая покупка.

– Нет, но клетчатый муслин всегда дороже, чем однотонный. Надеюсь, девицы Торн в добром здравии? – вежливо поинтересовалась Нелл.

– Да… Но вообще-то я не спрашивала. Селина порядком растолстела. Фанни вместе с тетушкой уехала к миссис Ми договариваться, чтобы с нее написали портрет. Они уверены, что этим хочет заняться Хамби, и Селина говорит, что мои тетушка и дядюшка в диком восторге, хотя я не могу понять, с какой стати. Я считаю, что он изображает совсем непохоже, как по-твоему? И потом, у него бывают такие странные настроения.