Записная книжка Дэша и Лили - Левитан Дэвид. Страница 9

Что меня действительно тогда ранило – конечно же, не считая мучительного чувства вины и потери, – полученное после этого случая прозвище. Видя, как погибает моя мышка, я визжала как ненормальная. Но мои гнев и боль были столь сильны, что я продолжала визжать и дальше. Если ко мне кто-то пытался подойти или заговорить, я снова кричала. Крик словно стал моим основным инстинктом. И я ничего не могла с этим поделать.

В школе меня прозвали Визглей. Это прозвище приклеилось ко мне на всю начальную и среднюю школу, пока родители не перевели меня в частную школу для старшеклассников.

Но именно в то Рождество я стала Визглей.

В те каникулы я оплакивала не только потерю мышки, но и потерю своей наивной веры в то, что ребенка везде и всегда примут таким, какой он есть.

В то Рождество я поняла, почему переживающие за меня родные перешептывались, что я слишком впечатлительная, слишком чувствительная. Другая.

В то Рождество я поняла, почему меня никогда не приглашали на вечеринки в честь дней рождения и почему меня всегда выбирали последней в команду.

В то Рождество я поняла, что я – странная».

Закончив писать ответ, я поднялась. И осознала, что понятия не имею, где оставить записную книжку для таинственного незнакомца, сказавшего положить ее за Мамой. Мне оставить ее в зале, на сцене перед экраном?

Я посмотрела в сторону барной стойки. Попросить помощи? Попкорн выглядел аппетитно, и у меня сразу заныло в желудке. Рванув туда, я чуть не свалила картонную фигуру, за которой сидела. Тогда-то и увидела надпись: «Мама». Я уже находилась за ней. Картонная фигура была изображением чернокожего мужчины, игравшего необъятную мамашу.

Я записала в книжку новые указания и положила ее за Мамой. Там ее найдет только тот, кто знает, где искать. Вместе с посланием я оставила банку с печеньем и туристическую открытку, которую нашла на полу кинотеатра прилипшей к жвачке. Открытка была из музея мадам Тюссо – моей любимой ловушки для туристов на Таймс-сквер.

На открытке я написала:

«Что ты хочешь на Рождество?

Только давай без умничаний.

Что ты действительно прям очень-очень-очень сил-нет-как-хочешь?

Пожалуйста, напиши об этом в записной книжке и оставь ее у смотрительницы, приглядывающей за Честным Эйбом*.

Спасибо.

Искренне твоя, Лили

* P.S. Обещаю, смотрительница не будет тискать тебя, как дядя Сэл в «Мэйсис». Уверяю, с его стороны это не было сексуальным домогательством, он просто любит обнимашки.

P.P.S. Как тебя зовут?»

Глава 5

Дэш

В дверь позвонили около двенадцати, как раз когда должен был закончиться фильм «Бабулю сбил олень Санты». Поэтому моей первой (и, признаюсь, нелепой) мыслью было: «Лили меня отследила! Ее дядя работает в ЦРУ, он нашел меня по отпечаткам пальцев, и сейчас меня арестуют за то, что я притворялся кем-то, достойным внимания Лили». К входной двери я шел, заложив руки за спину – практиковался в ходьбе с наручниками. Однако, посмотрев в глазок, увидел не девушку и не агента ЦРУ, а переминающегося с ноги на ногу Бумера.

– Бумер, – сказал я.

– Кто ж еще! – отозвался он.

Бумер. Уменьшительное от «Бумеранг». Кликуха, данная ему не за способность возвращаться после того, как им кто-то кинется, а за сходство по темпераменту с псинкой, гоняющейся за этим самим бумерангом, снова, и снова, и снова. Бумер – мой самый старый друг (разумеется, не в том смысле, что ему ого-го сколько лет, а в том, что мы знаем друг друга уже очень давно). С семи лет у нас появилась наша собственная рождественская традиция – поход в кино на двадцать третье декабря. Вкусы Бумера с того времени почти не изменились, так что я уже знал, какой фильм он выберет.

И точно, переступив порог, друг крикнул:

– Хей! Готов идти на «Братву»?

«Братва» – новый анимационный фильм студии «Пиксар» о степлере, безнадежно влюбленном в бумаженцию и скооперировавшемся со своими дружками-канцтоварами, чтобы завоевать ее сердце. Опра Уинфри озвучила скотч, а Уилл Феррел – охранника, вставляющего влюбленным палки в колеса.

– Смотри! – Бумер выпотрошил свои карманы. – Несколько недель собирал фигурки из «Хэппи мил». У меня есть все, кроме лапульки Лорны Дырокол.

Он сунул пластиковые игрушки мне в руки, чтобы я их рассмотрел.

– А это разве не дырокол? – удивился я.

– Блин! – хлопнул себя по лбу Бумер. – Я думал, это папка для файлов Фредерико.

По воле судьбы, «Братва» шла в том же самом кинотеатре, куда я отправил Лили. Так что я мог убить двух зайцев разом: соблюсти нашу с другом традицию и забрать записную книжку Лили до того, как до нее доберутся какие-нибудь сорванцы или сорвиголовы.

– Где твоя мама? – спросил Бумер.

– На уроке танцев, – солгал я. Пронюхай он, что моих родителей в городе нет, тут же помчится на всех парах к своей маме, и тогда мне гарантировано самое что ни на есть бумеровское Рождество.

– Она оставила тебе денег? Если нет, то я за тебя заплачу.

– Не волнуйся, дружище, – обнял я его рукой за плечи, не давая раздеться. – Сегодня за кино плачу я.

Я не собирался говорить ему о записной книжке, но он шел за мной по пятам, когда я нырнул за своим трофеем за картонную фигуру Мамы.

– Ты чего? Контактную линзу посеял?

– Нет. Для меня тут кое-что оставили.

– Ооо!

Бумера здоровяком никак не назвать, но из-за своей вечной суеты он занимает кучу пространства. Он следил за мной через плечо картонной мамаши, привлекая к нам внимание продавцов попкорна. Не хватало еще, чтобы нас с ним выгнали из кинотеатра.

Записная книжка была там, где и ожидалось. А рядом с ней жестяная банка.

– Вот что я искал. – Я показал другу молескин.

Бумер сцапал банку, открыл крышку и заглянул внутрь.

– Ого! Зачетный тайничок. Забавно, что кто-то оставил печенья там же, где для тебя оставили записную книжку.

– Думаю, печенья тоже для меня. – Что подтверждалось стикером: «Печенья тебе. Счастливого Рождества! Лили».

– Точно? – Бумер достал из банки печенье. – Откуда знаешь?

– Догадываюсь.

Друг помешкал.

– Хм. На коробке должна быть записка с твоим именем. Ну, если это тебе.

– Моего имени не знают.

Бумер сунул печенье обратно в банку и закрыл крышку.

– Нельзя есть печенья от того, кто не знает твоего имени! – заявил он. – Вдруг в них лезвия?

Кинотеатр заполнялся детьми и родителями. Если мы не поспешим, то «Братву» будем смотреть с первых рядов.

Я показал ему стикер:

– Видишь? Они от Лили.

– Лили? Это кто?

– Девушка, кто же еще.

– Ооо… девушка!

– Бумер, так реагирует малышня из началки.

– Ладно. Ты трахаешь ее?

– Уговорил, я был не прав. «Ооо… девушка!» понравилось мне гораздо больше. Давай на этом и остановимся.

– Вы учитесь в одной школе?

– Вряд ли.

– Вряд ли?

– Слушай, лучше нам купить билеты, а то мест не останется.

– Она тебе нравится?

– Да что ж ты пристал, как пиявка. Разумеется, она мне нравится. Но я пока с ней не знаком.

– Пиявки пьют кровь. Я не кровосос, Дэш.

– Я в курсе, Бумер. Это фигура речи. Такая же, как «поварить котелком». Ты же понимаешь, что речь тут вовсе не о «котелке».

– А о чем же! – возразил друг. – Забыл о наших котелках?

Ах да. Мне вспомнились наши старые лыжные шапки (синяя – Бумера, зеленая – моя), которые мы в первом классе называли «котелками» и надевали на головы, чтобы лучше думалось. У Бумера есть чудная черта. Спроси, кто в его частной школе вел уроки в прошлом семестре, и он не сможет вспомнить имен учителей. Зато он помнит цвет и модель каждой игрушечной машинки, с которой мы когда-либо играли.