Завещание - Хейер Джорджетт. Страница 8
Фонтейн рассерженно посмотрел на него, по покачал головой.
– Нет. Но нам лучше не говорить так громко. Естественно, слуги сгорают от любопытства. – Он взглянул на Эмберли. – Разве их можно винить в этом?
– Думаю, – сказал медленно Эмберли, – что чувствовал бы себя невероятно жестоким, если бы обвинил слугу, которого обнаружил подслушивающим у замочной скважины.
– Это все выдумки Коркрэна, – сказал Фонтейн довольно сердито. – Все вздор! Я не защищаю Коллинза, но… – Он оборвал фразу и внезапно перейдя на шутливый тон, начал говорить о предстоящем бале.
Дверь медленно открылась, и лакей внес поднос с бокалами. Напряженность и ощущение неловкости, казалось, возникли с его появлением. Голос Фонтейна зазвучал громче. Джоан засмеялась нервным смехом. Лакей, двигаясь бесшумно по толстому ковру, подошел к столику у стены и поставил поднос. Так же бесшумно и осторожно вышел из комнаты. Эмберли заметил, что он с особой тщательностью закрыл за собой дверь.
Эмберли посмотрел на Фонтейна и сказал прямо:
– Вам этот человек не нравится?
Все удивились этому внезапному, довольно невежливому вопросу.
Фонтейн, в свою очередь, посмотрел на Эмберли, смех замер у него на губах. Он покачал головой.
– Нет, не очень. Не стал бы его держать, но мой дядя хотел, чтобы он остался.
– Вам ничего не известно об их враждебных отношениях с Даусоном?
– Нет. Не думаю, чтобы они ладили между собой, но никогда враждебности не наблюдал.
– Не думаете ли вы, что Коллинз… как-то замешан во всем?
Этот вопрос Эмберли задала Джоан.
– Нет, мисс Фонтейн. Я только хотел узнать.
– Да нет, – сказал Фонтейн, – я случайно знаю, что он был здесь в то время, когда совершили убийство.
– Надеюсь, вы в этом точно уверены? – спросил Эмберли.
Фонтейн рассмеялся:
– Боюсь, да. Он действительно выглядит типичным злодеем, не так ли? Вот что, давайте не будем шутить. Вы собирались рассказать нам только то, как обнаружили тело Даусона.
Рассказ Эмберли, как посетовала его кузина, не имел ничего общего с сенсационным заявлением. Он был краток, даже слишком краток. Эмберли не выделял никаких деталей и не выдвигал никаких предположений.
Пока он рассказывал, то чувствовал, что атмосфера в комнате была почти мучительно тревожная. Она не затрагивала Филисити, которая была откровенно в восторге. Да и Коркрэн воспринимал все легкомысленно. Но Джоан сидела, впившись тревожным взглядом в лицо рассказчика. Да и Фонтейн, раздраженный замечаниями Энтони и не разделявший явного удовольствия филисити, .слушал внимательно, его сигара догорала в руке, роняя пепел на пол. Посмотрев на него, никто не мог усомниться в искренности его горя. Он хотел знать все до мельчайших подробностей, снова и снова задавал вопрос: «Вы уверены, что никого не встретили на дороге?»
Рассказ Эмберли, сжатый из-за отсутствия красочных деталей, занял немного времени. Последовавшее молчание могло быть продолжительным, если бы не Коркрэн. Веселым голосом он предложил Фонтейну и Эмберли сыграть завтра в гольф, чтобы избавиться от охватившей всех страсти к расследованиям.
Фонтейн играть не хотел и выразил это, качнув головой:
– Играйте вдвоем. Я должен съездить в город.
– В город? Зачем? – спросила его сводная сестра.
– Надо разузнать о найме нового дворецкого, – ответил он коротко. – Я говорил сегодня по телефону с бюро Финча. Боюсь, что нанять нового дворецкого будет трудно. Слуги не хотят ехать на работу в столь уединенное место. И кроме того, этот ужасный случай. Сами понимаете, это их отпугивает. Желающих мало.
– О, мой Бог, значит ли это, что нам придется терпеть скользящего по комнатам, как змея, Коллинза неизвестно сколько времени? – застонал Коркрэн.
– Я должен кого-то нанять. Работа дворецкого не для Коллинза, да он и не любит ее. Фонтейн посмотрел на свою сигару, увидел, что она догорела, и отложил в сторону. Сделав попытку избавиться от удрученного состояния, он поднялся и предложил сыграть в снукер.
Следуя своей привычке, он возглавил шествие в бильярдную. К разговору об убийстве больше не возвращались. Несмотря на веселое настроение Фонтейна и легкие шутки Коркрэна, Эмберли не покидало смутное ощущение дискомфорта, который, казалось, заполнил весь дом. Он вспомнил слова Энтони, пытавшегося не совсем удачно описать это ощущение.
Когда визит подошел к концу, он без сожаления покинул дом. Но как ни мало было полученное удовольствие, он должен был признаться, что кое-какой информацией для размышлений располагает. Мысленно он проклинал себя за безрассудное, так ему несвойственное донкихотство, заставившее молчать о присутствии девушки возле машины убитого и тем самым выгородить ее.
Стреляла не она, в этом он был уверен. Но ее присутствие было не случайным, да и ее нервозность (которая была очевидна) происходила вовсе не из-за того, что она обнаружила тело дворецкого. Уже тогда по ее виду он понял, что она не столько шокирована, не столько напугана, сколько очень разочарована.
Для него, как профессионала, этот случай казался интересным. Чего стоили сами действующие лица: девушка, несомненно пришедшая на встречу с дворецким; Фонтейн, потрясенный новостью и откровенно объятый страхом; Джоан, напуганная, боящаяся дома и лакея; сам лакей Коллинз, апатичный, но при этом странно зловещий, подслушивавший у дверей с той же тревогой, с которой хозяин слушал рассказ Эмберли.
Ничего необычного, кажется, во всем этом нет, сказал сам себе Эмберли. Почему бы им действительно не стремиться узнать все подробности? И все-таки он мог поклясться, что здесь что-то скрывается, что-то темное, не желавшее быть обнаруженным.
Он решил ознакомиться с делом дворецкого. Было мало вероятно, что расследование прояснит что-либо. В чем заключался секрет дворецкого, и у кого был ключ к этому секрету, оставалось загадкой, отгадать которую было не так-то просто. И он не ошибся. На следующее утро расследование показало охотникам за сенсациями, привлеченным этим делом, как мало интереса оно представляет.
Врач и эксперт по баллистике оказались очень скучными свидетелями. Больше всего надежд возлагали на Эмберли, но он разочаровал присутствующих, дав показания в сухой и крайне сжатой форме. Не было никаких сенсационных открытий. Казалось, никто не знает скрытых сторон жизни Даусона и не может указать человека, который хотел бы убрать дворецкого со своей дороги. Жюри вынесло вердикт об обвинении в убийстве неизвестного человека или нескольких человек, и на этом дело закрыли.
– Факт в том, сэр, – заявил сержант Габбинс после расследования, – что это странное дело, и знаете почему, мистер Эмберли?
– Я могу назвать несколько причин, по все же скажите мне, что вы думаете.
– Я думаю, что в этом деле как раз нет ничего странного, сэр, – сказал сержант мрачно.
Мистер Эмберли посмотрел на него задумчиво.
– Вы, должно быть, далеко пойдете, сержант, если вам повезет.
– Ну, сэр, не мне вам говорить, но вы не так далеки от истины, – сказал сержант довольно.
– Но вы просто обязаны быть удачливым, – сказал вежливо мистер Эмберли.
Сержант посмотрел на него подозрительно и обдумывал его замечание какое-то время молча. Наконец, поразмыслив, он сказал:
– Не удивлюсь, если услышу, что у вас полно врагов, сэр. Я не из тех, кто обижается, потому что я знаю, что вы шутник. Но есть много людей, которым может не понравиться то, что вы говорите. Если бы я не знал вас так, как знаю, то не сказал бы вам то, что собираюсь сказать. Вы намекнули нам насчет того дела об ограблении, когда были здесь в прошлый раз, и я откровенно согласился с вами.
– Да, вы тогда немного запутались в деле, не так ли? – спросил мистер Эмберли. – Вами все еще руководит этот болван инспектор из Карчестера как я заметил?
Сержант хихикнул:
– Он скоро получит повышение. Может быть, и я тоже.
– За что? – спросил мистер Эмберли, заинтересовавшись.
– За раскрытие этого дела об убийстве, сэр.