Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина. Страница 61

— Я смотрю, вы вошли во вкус, — хмыкнул Давьер, перехватывая Гординиуса поудобнее и утирая со лба выступивший пот. — Нет, сейчас важнее уйти подальше. Не знаю, как этой стерве, но мне при наличии магии нужно всего минут десять, чтобы настроить формулу для перемещения в пятьсот миль с отложенным возвратом по щелчку. А она вряд ли оставит нам свидетеля.

— Десять минут? — я удивилась. — Я думала, боги могут Прыгать сколько угодно.

— Мы ж не блохи… — проворчал Давьер, перелезая поваленную сосну. — Не путайте короткий Прыжок с длинным перемещением. Для второго по-хорошему нужен полноценный телепорт. В принципе, если магических препятствий на пути не ожидается, можно обойтись без пентаграммы, но формулу-то надо подготовить! Или уж идти через Междумирье, но это как микроскопом гвозди забивать.

— А я к вам в Хейлонд безо всяких формул заскочила! — горделиво удивилась я. — И обратно тоже.

— Вам с донором повезло. Рэндом использует людей как одноразовых фамильяров — часть нагрузки при перемещении ложится на них. Поэтому, думая о вас в гостинице, я как бы проложил вам маршрут, сделал за вас большую часть работы, на здоровье. Надеюсь, профиль летучей «богини» — не телепатия. Иначе неважно, как далеко от костра мы уйдем: она все равно Прыгнет к нам, примите-распишитесь…

— Разве для Прыжка к человеку надо быть телепатом? Я же Прыгала к королю и к Лиссаю в том году, хотя связи с Рэнди у меня тогда не было. И Полынь ко мне умеет метнуться. Вон, на днях демонстрировал.

— К очень близким людям можно, если недалеко и поднапрячься. К знакомым — на расстояние до тридцати метров. К чужаку — не получится. А вообще, что-то я не помню, чтоб занимался к вам в учителя, Тинави, — выплюнул Анте.

Я вздохнула, но не стала «кусаться» в ответ.

Как ни крути, Давьер разбирается в магии и Расширенных Правилах Вселенной куда лучше, чем все мы, вместе взятые. И судя по тому, что хранитель еще не смеется, как гиена, издевательски вскрикивая: «Это, что ли, та самая «богиня»? Хрень это, а не богиня! Дайте колбу, надаю ей по щам», то дамочка из костра представляет собой проблему.

А когда у проблемы в плену твой друг, ёрничество неуместно.

Мы, пыхтя и сопя, преодолели очередной овраг.

Впереди показался тракт, ведущий в Шолох. У дороги стояла каменная скульптура монаха, который одной рукой поддерживал столб-указатель, ощерившийся табличками, как палица, а в другой руке держал маг-фонарь.

— Я, конечно, понимаю, что это чтоб надписи в темноте читались, но гуляй я тут одна и увидь монаха с лампадой — сразу б умерла от разрыва сердца, — поделилась я. — И что потом?

— Кладбище близко, не страшно, — «успокоил» Анте.

Вскоре дорога превратилась в мост, пересекая речушку, и мы остановились, чтобы всласть напиться и поругаться.

Потребность в скандале мы ощутили одновременно — а это первый признак удачного партнёрства.

Ссорились самозабвенно, так, что искры летели: пытались взбодриться перед полутора часами пешком. Ибо кэбы здесь по ночам не ездят.

Анте взбесил меня своей очень странной совестью: той самой, что позволила ему стащить с каминной полки пробирку, но почему-то только одну. Хранитель же был недоволен моим мозгом, вернее, «его отсутствием» (цитата). Потому что я с собой крови вообще не взяла.

— Слушайте, ну я полгода без неё жила, и нормально. Кто ж знал! К тому же, над этими культистами ржёт вся столица! Я не думала, что произойдет что-то опасное! — оправдывалась я.

— Хорошеньким девушкам можно вообще не думать, но вы вроде хотели от жизни большего, чем роль свиноматки! — шипел Анте, укладывая Гординиуса на обочину, густо поросшую крапивой.

Красный молодец поутру будет, чую.

То ли Давьер не разбирается в травах, то ли знает толк в мелком гадстве.

Вдруг над дорогой вместо ветра повеяло холодом и болью.

Сзади донесся шелестящий, обиженный голос:

— Оставьте… Жрец… Смерть… Месть…

Я резко обернулась, спугнув мотыльков, облепивших мой аквариум с осомой. На дорогу, слабо поблескивая в лучах лунной краюхи, вылетел призрак десятилетней девочки.

Стерва Бетти!

Мне казалось, кладбищенские жители отстали от нас еще до костровой заварушки, но… Видимо, не все.

— Это еще кто? — тоном сварливой бабки поинтересовался Анте, окидывая зеленоватую девочку недобрым взглядом.

— Виноват… Убийца… Ненавижу… — продолжал пробормотать призрак, плавая вокруг нас кругами, как щука.

Слова текли из стервы Бетти волнами — то громче, то тише, а сама она медленно разгоралась, как вечерняя заря, вернее — как отражение зари в пруду. В груди у Бетти не было искры — её слабого, посмертного огрызка, как у нормальных привидений.

Еще у нормальных привидений обычно видно причину смерти — ну, знаете, отрезанная голова, меч в животе, синева лица, коль в деле участвовал яд. У девочки же — ничего…

О, прах!

Беру последние слова обратно.

Проморгавшись, я увидела (а может, новая, «набранная» плотность призрака позволила это), что девочку пополам, от макушки вниз, пересекает тонкая черная леска. Это не девочка, а две половинки девочки, состыкованные очень близки. Как будто её… расщепило. Разорвало.

— Бетти! — ахнула я, осененная догадкой. — Ты и есть та, что «умерла на полпути к богу»?! Ты была на костре, Бетти?

— Да… — ответил призрак. — Жрец обещал… Будет нормально… Солгал…

— Ты погибла в тот момент, когда тебя забирала богиня?

— Наверное… — Бетти закрыла глаза.

— Ты из Тернового замка? Ты хотела попасть в Луговую школу?

— Да… Но я… Испугалась…

— Почему ты поселилась на кладбище, а не на болотах?

— Бэльбог… Не пустил… Не любит мертвых…

По щекам девочки — тоже теперь уже почти материальным — потекли такие же до странности реальные слёзы. Он больше не летала, замерла посреди дороги. Я встала перед ней, как бы нечаянно закрыв собой бессознательного Гординиуса, к которому были устремлены глаза призрака, светящиеся зеленым огнем.

— Тинави, а вы ещё долго с ревенантом общаться собираетесь? — рявкнул Анте.

Судя по шорохам и ватным ударам за спиной, хранитель поднял с земли Гординиуса и как-то неловко перекинул через себя, на манер подстреленной лани.

— Последний вопрос, — я облизнула губы, понимая, что, и впрямь, с такими темпами у меня остаётся всего одна реплика.

Потому что да, Бетти определенно являлась ревенантом.

…Привидения бывают разные — минутка «Доронаха» к вашим услугам. Даже полминутки, учитывая обстоятельства.

Есть призраки, которые сохраняют полное сознание и память. Для них смерть не сильно отличается от жизни: обычно они с комфортом устраиваются на чьем-нибудь чердаке или в спальне (зависит от наглости). Когда такой призрак устаёт от посмертного бытия или же выполняет миссию, ради которой остался — он тихо угасает.

Но есть и другие — ревенанты.

Их в нашем мире держит лишь одно: месть. После гибели ревенанты почти беспамятны. К ним сложно подойти: отталкивают болью. Они бродят в полубреду, обычно возвращаются к своему дому, и стонут там, и злятся, потерянные и непонимающие, что делать, лишь твердящие своё имя, как молитву. Энергия ревенанта спрятана в нём до поры до времени: до того момента, пока он случайно не столкнётся с виновником своей гибели.

Кстати, да…

— Почему ты хочешь убить именно жреца, а не богиню? Может, лучше на нее откроешь охоту — и заодно скажешь нам, кто она? — спросила я девочку.

— Не знаю ни о какой богине… Жрец выбрал меня, привёл… Сказал: верь, и всё получится… Завязал глаза… Испугалась… Кто-то тронул… Не получилось… — пробормотала Бетти.

И полностью, эх, воплотилась.

Потому что — последняя деталь в портрет ревенанта — когда он окажется рядом с целью, он соберёт воедино всю до того копившуюся энергию и станет чудовищем.

Чудовищем на вечерок, для одного. Равнодушным к остальным. Монстром, который исчезнет, убив злодея. Или умрет в схватке — если кто-то вызовет его на бой вместо намеченной жертвы.