Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина. Страница 79

И тотчас шувгей ликующе взвыл. Смерч выгнулся предвосхищающей дугой — вкуснятина! — и, с рёвом развернувшись, вспахал чернично-алую во тьме урагана пустыню, сдирая с неё песок — слой за слоем, подкидывая его в восторге, как конфетти.

Лиссай же заткнул волшебную палочку за ремень, подпрыгнул к Полыни и стал рукавом кофты вытирать тому лицо от крови — как моську несмышленому малышу.

— Прин-ц-ц-ц-ц! — никогда раньше я не слышала, чтобы люди умудрялись «шипеть» букву «ц». Но Внемлющий тем и славится, что бьет рекорды. Это, можно сказать, его хобби.

И мумия, конечно, не осталась в стороне: ошивалась там же, хватая Ловчего за руки, не давая ему залепить ой-какую-непочтительную пощечину Его Высочеству, а затем — жадно вырывая у рыжего снятое тем белоснежное худи в красных подтёках и натягивая через голову.

— Молодчага! Тебе туда! — Кадия безжалостно указала мумии в обратном направлении от нас.

Иджикаянский мертвец, пахнущим железом, что-то нежно просипел на прощание Ловчему — и мумия стремительно рванула прочь.

— Хей! — растерянно крикнула я вслед, потому что орать "спасибо" было идиотски, "прощай" — драматично, а молчать — невозможно… Мумия лишь типичным жестом Полыни махнула в ответ, не оборачиваясь: «Бывайте».

Искрящаяся воронка шувгея сузилась и вытянулась вверх — будто воздух предвкушающе всосала, разжигая аппетит перед обедом, — и медленно, ввинчиваясь в самое сердце материка, никуда не торопясь, поползла в сторону жертвы…

Та поднажала, куда более шустрая, чем живой человек. Шувгей, истекая слюной, полз за ней. Полынь грязно, непривычно для себя выругался, и, метнув в принца взгляд, мигом заволоченный песком (и слава небу, — иначе сжёг бы), развернулся на восток.

Туда, куда мы и направлялись. За пределы бури, где нас ждала грандиозная — с три Шолоха размером — мёртвая Мудра.

Теперь первой в наших рядах бежала Андрис, обнаружившая, что, несмотря на дикое увеличение, она все-таки может ориентироваться, глядя через окуляр. Мы похватались друг за дружку, крепко зажмурившись, и возобновили путь. Я встала последней.

К любой боли однажды привыкаешь.

Так и я — после нескольких часов в пустыне — уже смирилась с тем, что мои глазные яблоки обернулись консервами для песка. Не отпуская Кадию, бежавшую передо мной, я то и дело воровато оборачивалась…

Сначала обманутый шувгей ревел, удаляясь, охотясь за нашей подругой, и был чёрен, как смола. Потом он замер на месте, и в рёве ветра мне послышались ликующие, чавкающие ноты, а краски смерча насытились удовлетворенным оранжевым цветом. На третий мой оборот смертельная воронка уже вновь почернела и продолжила свой путь по изначальной траектории, выбранной ей и её сестрами, — в сторону Дамбы Полумесяца, всё дальше и дальше от нас.

Значит, с мумией было покончено.

Ничто другое в мире не поменялось. Стихия продолжала бушевать. Ребята даже не видели. Да и я — пропустила конкретный момент…

Стесняясь своей дурацкой, не к месту явившейся чувствительности, я смахнула с лица выступившую слезу и в этот миг тумана, затянувшего взгляд, умудрилась споткнуться о редкую пустынную корягу.

— Прах! — выругалась я, но от Кадии не отцепилась, и на взволнованный подружкин окрик ответила криком успокоительным: живём!

И только несколько шагов спустя, поняв, что бежать уж как-то очень неудобно, я вновь открыла глаза, опустила взгляд и поняла, что сухая рогатина вспорола мне голень вместе со штанами.

И, постольку поскольку моя судьба жадна до количеств и всегда всё поставляет в комплекте: как радости, так и несчастья, — из-за ближайшего бархана мгновенно вывернул новый смерч.

О нет, он был совсем не таким, как его старший братец. Это оказался смерч-крошка, высотой метров семь, шириной — метра два, выглядящий по-своему дружелюбно. И если были у него какие-то минусы, то только один: малышка-шувгей оказался донельзя проворен.

Не прошло и двух ударов сердца, как воронка — на сей раз чистоплюйски-белая в багряной мгле вокруг — оказалась подле меня.

Второй мумии у нас не нашлось бы, времени на сложный маневр — тоже. Я с лиричным вздохом отпустила Кадию, тотчас почуявшую неладное, и решив, что размер имеет значение, и внутри этой крохи я точно не умру — скорее, пустынный стручок подавится, — я красивой рыбкой нырнула в вертушку.

… "Самое главное — воспользоваться преимуществом неожиданного нападения," — думала я, пока ревущий и странно-тяжелый белый воздух отрывал меня от земли. Удивлю демона фейерверком. Или спеленаю знаменитой золотой паутиной? Вышвырну вовне воронки, и сама засяду там, в сердце бури, кучер пустынного смерча, и с ветерком домчу себя и ребят до Мудры? Хм, серьезно, а что, если мне перехватить у шувгея власть над ветром? Так можно?

А если даже нельзя было до сегодняшнего дня, почему бы мне не стать первооткрывателем? Вряд ли самые крутые умы нашего мира поминутно спрашивают разрешений. "Тинави "Стражди" Изобретатель — Дом Внемлющих в панике грызет локти перед конкурентом," — привиделись мне газетные заголовки…

Пока я размышляла над неожиданно-открывшейся карьерной перспективой, меня-таки втянуло в центр смерча. Кверху ногами, что неприятно, но терпимо.

Мгновенно оглушившая тишина…

Перед глазами продолжали плыть цветные пятна — привет от свихнушегося вестибулярного аппарата — но рукой я нащупала и наугад вытянула из кармана стекляшку с кровью.

— Му-р-р-р-р, а что это тако-о-о-о-е? — вдруг раздался донельзя уютный, обволакивающий, низкий голос.

Судя по интонации, демон смерча не спешил меня «шинковать». Я извернулась, с удивлением обнаружив, что парю прямо в воздухе (ой, Теннету бы понравилось!).

Передо мной, на фоне вьющихся стен смерча, сидел толстый, белый, пушистый кот. Котяра. Такой жирненький, что, видимо, откормлен на сметанке.

Стоп. Какая сметанка — это ж демон!

Я решительно потянула кулак с колбой ко рту, и, уже собравшись отколупнуть крышку большим пальцем и устроить большое ба-бах, поняла: это не кровь Рэндома!

Это стеклянная рыбка, подарок торговца с дворцовой ярмарки. Вечная помойка в моих карманах, прах бы ее побрал!

— Мур-р-р-р-р, ну скажи, по-мур-жалуйста! — законючил кот, поднимаясь на мягкие лапки, труся ко мне и начиная ласкаться о ноги.

То, что эти ноги все еще были выше головы— котика не смущало.

— Ты шувгей?! — максимально строго вопросила я.

— Мур-р-р-нет! — обиделся кот. — Я разве похож на это невоспитанное мур-довище?

— Похож! — обличительно заявила я. — Очень, знаешь ли, похож! И с ними вместе движешься!

— Это они движутся со мур-ной, — благодушие вернулось к котику, когда он, спустившись от ног к голове и походя залечив мою рану, стал лапкой бить по кулаку с зажатой в нем рыбкой. — Я — весенний ветер. А они мур-приживалы.

— О небо голубое. Ты что, кат-ши?! — дошло, наконец-таки, до меня.

И, как это часто бывает, за одной хорошей идей мгновенно последовала другая: я перевернулась в нормально положение относительно невидимой земли, и, скажем так, села в воздухе, скрестив ноги.

— Кат-ши — это я, — благодушно протянул котейка и теперь уже персиковым, бархатистым носом стал тыкаться в мой кулак. — А это у тебя мур-рыбка?

— Мур-рыбка, — согласилась я, разжимая руку. — Нравится?

— Му-у-урр, — дух ветра завалился мне на коленки, перевернулся на спинку и стал лениво-расслабленно потягиваться то туда, то сюда, изредка ударяя по ладони какой-нибудь из своих конечностей.

Обескураженная, я предложила:

— Э-э. Давай я оставлю рыбку тебе, а ты выпустишь меня к друзьям? Целиком, а не только кишки, скажем?

Не успел котик ответить, как вокруг наросли какие-то вопли, сдавленная ругань и тихие молитвы, а потом из бурляще-крутящихся «стен» смерча в нашу тихую гавань выплюнуло поочередно всех моих спутников.

— Какой котик! — ахнула Кадия и, мгновенно выйдя из боевой стойки, с воркующим сюсюканьем бросилась на кат-ши.