Аку-аку - Хейердал Тур. Страница 64
Я швырнул книгу на стол, так что свеча чуть не погасла, и негодующе выпрямился.
— Мой аку-аку был прав! Он сказал кон плюма, и ведь это написано кон плюма — пером!
И тотчас все переменилось. Пасхальцы отпрянули и обалдело уставились друг на друга. Не я, а они ошиблись! Угрюмый бородач с молниями во взоре скис. Такого оборота он никак не ожидал. Первым молчание нарушил маленький Атан. С трудом переводя дыхание, он пролепетал:
— До чего же у тебя могущественный аку-аку!
Его слова зажгли искру ревности в душе моего противника.
— Посмотри на аку-аку в книге, — сказал он. — Вот!
Он перелистал свою диковинную книгу, пока не дошел до нужного разворота. Слева — сплошь загадочное рисуночное письмо без каких-либо толкований. Справа — повторено двадцать знаков, и рядом корявыми латинскими буквами написан перевод на рапануйский язык. А в самом низу страницы выцветшими бурыми чернилами отдельно написана одна строка.
— Вот аку-аку, — буркнул Хуан, показывая мне на эту строку. Я прочитал:
— Кокава аро, кокава туа, те игоа о те аку-аку, эруа.
— «Когда истреплется спереди и истреплется сзади, сделай новую», — так зовут аку-аку в книге, — гордо перевел владелец старинную формулу.
«А ведь это гениально!» — подумал я. Человек, который составил эту книгу, облек практический совет в такую форму, чтобы наследники своевременно делали новый список, прежде чем окончательно истреплется предыдущий. Совет — в роли аку-аку; кто посмеет его не выполнить!
— Вот аку-аку, — гордо повторил бородач и показал пальцем, чтобы все восхитились.
— Да, сильная книга, — сказал я и тотчас смекнул, что выбрал самое верное определение. Не «интересная», не «красивая», не «искусно составленная», а именно «сильная».
Было очевидно, что владелец читать содержание не умеет и эта книга для него чисто магический предмет.
И сразу мы все стали друзьями, пасхальцы называли меня «братом», в их глазах появился восторг. Тем не менее настороженность не оставляла меня совсем.
— Теперь мы братья. — Хуан Хаоа положил мне руки на плечи. — Выпьем кровь друг друга!
В обращенном на него взгляде маленького Атана смешались испуг и восхищение. Я весь напрягся, силясь выглядеть невозмутимо. После всех душевных треволнений какая-то там царапина ножом мне и подавно не страшна. Но пить кровь этого жуткого типа… Сама мысль об этом казалась мне невыносимой. Вспомнилось, как бургомистр и Атан рассказывали мне и Эду, что иногда они разбалтывают в воде муку из костей своих предков и пьют, чтобы обрести «силу». Очевидно, нечто в этом роде предстояло нам сейчас.
Кошмарный тип надменно прошествовал в соседнюю комнатушку. Я думал, он вернется с ножом, а он с мрачным видом принес бутылку и пять рюмок. Откупорив бутылку, он налил вина — всем на донышке, только мне полную рюмку. И велел нам несколько раз повторить слово такапу. От Атана я знал, что это слово — источник мана, оно делает аку-аку зрячим. Прежде исследователи считали, что такапу означает «ритуальная земляная печь», но это неверно. Земляная печь тут ни при чем, если только перед такапу не стоит слово уму, означающее «земляная печь».
Наконец магическое слово было произнесено столько раз, сколько положено. Я успел понюхать грязную рюмку и узнал красное вино с «Пинто». Перед тем как пить, наш церемониймейстер замогильным голосом объявил:
— Сейчас мы выпьем нашу кровь, смешанную вместе. Представление о вине как о крови он, видимо, почерпнул из церковной службы. Выпили, и Хуан тут же налил еще: всем чуть-чуть, мне полную.
— Ты наш главный брат, пей побольше, — добродушно сказал бородач.
Я был рад, что ему достается так мало. Правда, дружба окончательно наладилась. Звучали громкие слова про аку-аку, про братство. Я — старший над ними, у меня «ключ». «Ключ» к одной из их пещер и к «счастью» всей нашей пятерки. Вторая пещера тоже будет моей, если я вернусь и навсегда поселюсь на острове. Сейчас, насколько я понял, за нее отвечал Туму. Бутылка быстро опустела. Большая часть вина досталась мне. — Посмотри на мою бороду, — сказал чернявый разбойник, который теперь был моим младшим братом. — Бот где моя сила, — торжествующе пояснил он.
Видели бы они меня после того, как я сто один день шел на плоту «Кон-Тики»! А впрочем, они все равно поверили в мое могущество, хоть я теперь гладко выбрит.
Никогда еще я не пил такого вкусного вина. Все мои тревоги прошли. Я посмотрел на часы: три. До лагеря далеко, пора домой. Тепло поблагодарив, я прижал к груди драгоценную книгу с ронго-ронго и корзину с «ключом» от пещеры. Мои братья сказали, что завтра придут ко мне в лагерь, и мы вместе поедим моей пищи. Я ответил: «Добро пожаловать» — и вместе с Туму, Андресом и Атаном вышел на прохладный, свежий ночной воздух.
На следующий день мои новые братья, зайдя за мной в лагерь, повели меня на гору. Здесь бородатый фанатик, стоя на бугре лицом к морю, обратился с речью к незримым слушателям. Под левой рукой у него была зажата камышовая папка с книгой ронго-ронго, правую руку он воздел к небу, жестикулируя. Хуан говорил по-полинезийски, но, хотя голос его звучал очень тихо, почти неслышно, он сильно смахивал на оратора из лондонского Гайд-парка. Вот он указал рукой на нас, продолжая говорить так взволнованно, словно равнину и море внизу заполняла огромная толпа. Грудь нараспашку, полы незастегнутого пиджака развеваются на ветру… Казалось, он стоит одной ногой в прошлом, другой — в настоящем, как символ народа, переживающего ломку.
Кончив речь, Хуан спустился к нам и вручил мне великолепное изображение рыбы-парус, которое сам вырезал из дерева. Потом вынул из папки книгу ронго-ронго и быстро ее перелистал, пока не дошел до страницы с аку-аку. Держа палец на волшебной строке, он снова тихо заговорил с окружающими нас невидимыми существами, затем передал книгу мне и попросил прочитать вслух аку-аку.
Кругом простирался удивительный остров, рядом со мной стояли три благоговейно слушающих пасхальца… Я прочел:
— Кокава аро, кокава туа, те игоа о те аку-аку, эруа.
Ритуал закончился. Предки смогли убедиться; что книга передана мне по всем правилам. Мы спустились с горы к зеленым палаткам, где стюард уже расставил на столе закуски.
Трапеза во многом проходила так, как и завтрак перед походом в пещеру маленького Атана, только ритуал был еще более гротескным и еще грубее звучали хриплые голоса, шепча про сокровенную «мощь» и «силу» поданных блюд. И каждый из нас сидел со своей вахиной. Ивон даже испугалась, когда я забормотал что-то скрипучим голосом и тоже начал вести себя как-то странно. Как я узнал от нее после, она решила, что я помешался.
Неожиданно мой сумрачный брат поднялся и, поглаживая свою черную бороденку, другой рукой показал на норвежский флажок на столе.
— Вот где твоя сила, брат, — сказал он вдруг и схватил флажок. — В нем твоя сила, я должен его получить.
Я отдал ему флаг и добавил маленькую целлофановую коробку с моделью плота «Кон-Тики», которая ему приглянулась. Взяв подарки, Хуан важно вышел Из палатки, сопровождаемый своими друзьями, и они вместе ускакали в деревню.
Вечером я лег пораньше, чтобы поспать несколько часов перед новой полуночной вылазкой. На очереди стоял еще один тайник: «раскололся» Энлике Теао, который ходил с нами в пещеру Атана. Кроме него должны были пойти Ивон, Карл, фотограф, Тур-младший и Атан. Тайник, расположенный на западном берегу, был очень искусно укрыт, но попасть в него оказалось легко — сквозь заросшую осыпь у подножия утеса. Съев куриную гузку, я по тесному ходу проник в подземелье. В «передней» с чисто выметенным полом нас встречали два черепа. Дальше была подковообразная ниша, напоминающая рождественские ясли католиков: на полу — сено, вдоль стен — желтые камышовые циновки с множеством причудливейших фигур. Здесь было даже уютно. После встречи с братьями-фанатиками накануне я просто отдыхал у простодушного, скромного и радушного Энлике. Когда мы вышли из подземелья, нас встретила приветливая круглая лупа; ленивый ветерок не мешал ей смотреться в черное зеркало игриво настроенного моря.