Наречённая. Книга 1 (СИ) - Богатова Властелина. Страница 18

Через пульсирующую ломоту я слышала, как внизу поднялся шум, топот. Я, не пошевелилась.

Дверь открылась, и внутрь вошел он — вернулся. Я не смотрела на него, ощущая всем существом его присутствие, что разлилось по комнате, затопляя ее и меня тяжелой смолой — власть и сила, вот что несла его природа. В голове зашумело, когда он приблизился с полотенцем в руках, влажная ткань легла мне на кожу, утешающей прохладой. Вслед за мужчиной вошла женщина, хозяйка дома.

— Тебе нужно помыться, — сказал он.

А я его даже слышать не хочу, он истерзал меня, ранил и еще продолжает издеваться.

— Оставь меня, — сказала, но голоса не услышала, вместо него сиплый стон.

Кажется, просьба моя была услышана? Нет, я ошиблась. Маар склонился надо мной, поднял меня на руки, усаживая себе на колени, а я даже вырваться не могла, просто не получилось — ноги и руки меня не слушались, я их почти не чувствовала. Горько-сладкий запах, исходящий от его тела, проникал в меня, окутывая. Мне было противно все, и, как назло, он не надел ничего, кроме штанов.

Пока женщина меняла постель, Маар принялся сам вытирать мне ноги, проводя по бедрам и животу полотенцем.

— Скоро придет знахарка.

Я едва сдержалась, чтобы не послать его, но не стала. Я потерплю пока, пусть делает, что хочет, но когда-то придет и мое время.

Справившись с постелью, женщина выпрямилась, даже в свете ламп я видела ее белое лицо, полное сожаления и боли. Она все понимала, но молчала, страх перед ван Ремартом перетягивал веревкой горло.

— Уходи, — приказал ей исгар, и та, склонив голову, подобрав запачканную кровью постель, направилась к двери.

— Может, нужно что-то еще?

— Нет, — сухо ответил мужчина, не глядя в ее сторону. — Хотя… принеси еды для нее.

Маар поднял меня, опустил на чистую постель.

Хозяйка дома низко поклонилась, вышла.

Я отвернула лицо, лишь бы не видеть его. Маар провел пальцами по моему плечу, я не смогла распознать, что значит его жест, и никак не откликнулась. Одно его присутствие уже выворачивало и выдирало душу с мясом.

— Перестань себя так терзать, — вдруг сказал он.

Перестать терзать? Так равнодушно, так просто ему дались эти слова после того, как он меня сломил, набросившись. Но признаться, я и сама была в том виновата отчасти, хотя мало верилось, что, если бы я промолчала, он оставил бы меня в покое.

«Я тебя ненавижу-у-у-у, исгар! Убирайся к дьяволу!» — рвалось изнутри, когда его пальцы шелестели по моей коже, прожигая какие-то узоры. Вслух ничего не сказала, поджав губы, прикрыла глаза только, все еще сотрясаясь. Внутри меня и передо мной он, Маар с тлеющими углями глаз, оттененными блестящими прядями, что падали на его скулы.

2_6 Истана

Женщина вернулась скоро, с целым подносом еды. Маар положил меня на чистую постель и заставил есть, но мне кусок в горло не лез. Ничего мне от него не нужно было, пусть катится.

— У нас долгая дорога впереди, если ты не съешь это, мне придется затолкать силой.

— Давись сам, а меня оставь в покое, — ударила я по его руке, когда он поднес плошку с питьем.

Та всплеснулась, пролившись на его руки. Сложно было понять, что родилось в его взгляде в этот миг. Он отбросил плошку и поднос, тот грохнулся со всей снедью на пол. Маар поднялся, схватил меня на руки и, перекинув через плечо, направился к двери. Я задохнулась, вся кровь прилила к лицу, и страх накрыл с головой. Что он делает? Куда тащит? Маар широким шагом минул полутемный коридор. Я по сумраку поняла, что была ночь. Отчаянно забилась, пиная и царапая его спину, обезумев, растеряв всю решимость. Ван Ремарт сорвал меня со своего плеча, как полотенце, и бросил на землю, прямо в холодный снег, совершенно голую, грубо и бездушно, словно я какая-то вещь.

— Если останешься здесь, то пожалеешь об этом, — черты его лица, словно высеченные изо льда, заострились, глаза густо-темные, как ночь, сверкнули холодно. А внутри меня все закаменело, второго раза я не вынесу, просто не переживу.

Маар отступил и исчез в дверях, прикрыв за собой створку.

Я глотала морозный воздух и не соображала ничего, внутри все ломило и распирало — все это было слишком, не умещалось внутри меня. Только после первого потрясения ко мне пришла чувствительность. Я осознала, что сижу в сугробе на заднем дворе. Холод продрал кожу, вгрызаясь беспощадно в тело, обжигая и кусая, а внутри меня сжалось все до ломоты в зубах. Я обхватила себя руками.

Не верю, что это все происходит со мной, не верю! Ненавижу! Как я тебя ненавижу! Глубокая ночь, черное небо опрокидывало меня в стылую бездну, в нем тускло мерцали осколками звезды, серебря снег, изо рта вырывался густой пар. И ни души кругом. Куда мне идти? Я не знала, что это за место, так далеко от Сожи я никогда не забиралась в детстве. Кое-где в оконцах горели огни, давая мне хоть какую-то надежду. Стоять на одном месте было невыносимо — ступни жгло, как и внутренности, я отчаянно теряла тепло. Паника застелила и глаза, и ум быстрее, чем я приходила в себя. Куда мне податься в таком виде, совершенно голой? Но нужно торопиться, иначе околею. Стыд огрел не хуже удара ремнем, только оказаться еще раз в постели этого выродка было хуже смерти. Я покинула порог и пошла к первому дому, проваливаясь в снег едва ли не по колено, наткнулась на высокую ограду.

— Помогите! — вырвался из горла скорее стон, нежели крик.

Меня никто не слышал. Страх накрыл с головой, когда я поняла, что ноги стали заплетаться, а пальцы рук — коченеть. Я обошла дом, спотыкаясь и падая, вцепилась в другую ограду, подергав створку. Заперто.

А потом за спиной послышался скрип снега, еще далекий. Дыхание совсем исчезло из груди, меня парализовало от страха. Я дернулась, чтобы бежать, но безнадежно рухнула на колени, сдирая их и ладони о ледяной настил, вцепилась в ивовый плетень, чтобы подняться. И не успела толком ничего рассмотреть, как сверху на меня упали тяжелая шуба и накидка с платьями.

— Одевайся, — приказал исгар.

Тяжелый взгляд черных, как деготь, глаз придавил меня к земле. Хотелось плакать, просто разрыдаться от обиды и отчаяния, от того, что у меня нет никакого выбора, кроме подчинения ему. Жалость к себе передавило горло, я всхлипнула и тут же зло одернула себя. Не сметь! Судорожно вдохнула, стылый воздух прилил к легким. Ничего, я потерплю, это просто нужно пережить, Истана, просто пережить! Делать так, как велит он. Всего лишь ка время нужно слушать его, подальше затолкнуть свою гордость, ведь я хочу жить. Жить ради сестры, Вояны. Я громко вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, когда жгучая, как острое лезвие, плеть полоснула мне ноги.

— Поторапливайся, — смял в кулаке хлыст исгар.

Я сглотнула, боль обожгла запоздало. Из глаз все же брызнули слезы, застывая на холодных щеках. Сжав зубы, судорожно натянув рубаху, не сразу попадая в рукава, надела и платье. Чулки и нижние штаны натянуть на себя удалось с трудом. Я не чувствовала пальцев ног, стоять самостоятельно не могла. Маар смотрел на меня равнодушно.

Я же его убила, вонзила нож в сердце, он не мог выжить?! Да и не он это был. Но кто же тогда, почему так похожи? Может, брат? Если так, то все сходится. Но кем бы он ни оказался, Маар ван Ремарт был таким же беспощадным выродком, я убедилась в этом окончательно. Знает ли он о том, что я убила его родственника? Если бы знал, то прикончил бы сразу же.

— Садись, — последовал очередной сухой приказ, когда я с горем пополам накинула плащ поверх сюртука, все еще не чувствуя тепла. Смертельный холод продолжал выламывать все кости из тела, раздирая мышцы.

Я вскарабкалась на лошадь, что Маар привел за собой в поводу, окоченевшими пальцами вцепилась в узду.

— Я вижу, что знахарка тебе не нужна, раз твой маленький язычок способен выплескивать яд. Не думай, что я об этом забуду.

2_7 Истана

Хотелось крикнуть во все горло, чтобы он сдох, но я сдержала себя, давясь холодным воздухом. Черные глаза в полумраке сверкнули, обжигая своим демоническим холодом. Как я могла стерпеть его еще тогда, на постоялом дворе, когда он вынудил меня касаться его и пробовать на вкус? К горлу подкатила тошнота. Маар дернул поводья, направляя жеребца вперед, давая понять, чтобы я следовала за ним немедленно. Но от каждого движения животного подо мной по телу разносилась такая боль, что в глазах темнело. Между бедер еще жгло, ощущение вторжения не покидало меня, тянуло низ живота.