Няня для дракоши (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна. Страница 10
— В редчайшие моменты отдыха его императорское величество занимается садом.
— И как? Растёт? У него зелёная рука?
Вик помотал головой:
— Почему? Нет. Впрочем, я не вправе обсуждать с вами цвет кожи его императорского величества!
— Вик, это и есть игра слов, — рассмеялась я. — Зелёная рука — значит, все растения, что он сажает, растут как на дрожжах.
— Благочестивая Маша, я не могу понять, что такое дрожжи. Это подкормка для растений?
Глянув в честные глаза Вика, я убедилась, что он не издевается надо мной. И пробормотала, провожая взглядом из окошка огромную разлапистую ель:
— Боюсь даже предположить, как и на чём вы печёте булочки…
Булочки озадачили советника. Он снова замкнулся в себе, и я затылком ощутила промелькнувшую в голове Вика мысль. Не только в моей жизни начался лютый пизд… то есть, новый поворот.
Карета плавно развернулась на песочке перед крыльцом, и советник поднялся первым:
— Приехали. Ваше императорское высочество, вам следует пройти с Фирис в купательную комнату, а затем дожидаться аудиенции у императора. Благочестивая Маша, я лично провожу вас и прослежу, чтобы вам выделили достойные покои и личную служанку.
Он соскочил с подножки кареты на песок и отступил. Фирис подбежала, отряхиваясь по-собачьи, и подала руку Нексу. Тот нехотя сошёл и спросил у Вика:
— Но Маша же не оставит меня? Я смогу видеться с ней каждый день?
— Ваше императорское высочество, эсси Маша — ваша няня, — ответил сдержанно советник. — Она будет рядом с вами в свободные от занятий часы. Советую вам поспешить и обрадовать вашего венценосного отца.
— Он будет зол на меня, — буркнул Некс.
— Вам почти три цикла, ваше императорское высочество, — голос Вика построжел. — Вы понимаете, что за каждый проступок должны понести наказание.
— Я ни в чём не провинился! — выкрикнул Некс и пошёл, не оглядываясь, к крыльцу. Фирис потрусила за ним, а Вик, покачав головой, протянул руку мне:
— Прошу вас, благочестивая Маша. Добро пожаловать в замок Хервадис.
Спустившись с подножки кареты, я заметила:
— Может быть, не стоит так говорить с Нексом? Он же совсем ребёнок!
— Он не просто ребёнок, — резко ответил Вик. — Он станет императором в своё время и должен вести себя так, как положено императору.
— Что вы понимаете в детях? — пробормотала я, касаясь перил крыльца. — Боже, как же это красиво! Почему вы не строите всё из этого камня?
Под моей ладонью разноцветный холод словно ожил, вспыхнул тысячами искр, и я испуганно отдёрнула руку. Вик приблизился, словно желаю проверить догадку, провёл пальцами по тому же месту перил, но искры уже улеглись и успокоились. Покачав головой, советник взглянул на меня с прищуром, но ничего не сказал, просто кивком пригласил следовать за ним. Интересно, почему камень блестит сильнее, когда я его трогаю? Ладно, потом разберусь. А пока…
Швейцар в ливрее распахнул перед нами двери и склонился в поклоне. Внимательно оглядев статного мужчину среднего возраста, я приметила, что на спине ливреи есть длинные разрезы, задрапированные тканью. Наверняка для крыльев! Ох, даже представить не могу, какую мне дадут одежду! Хотя, увидев в огромном холле, похожем на зал католической церкви, двух женщин в длинных до пола платьях, в длинных же жилетах поверх, застёгнутых на одну пуговицу чуть выше пояса, и в полупрозрачных платках, скрывающих волосы, поняла, что одеваться в этом мире будет весело.
Вик не поздоровался ни со швейцаром, ни с женщинами, из чего я заключила, что правила этикета здесь прислугу не подразумевают. Никоим образом. Можно даже смотреть сквозь неё. А вот служанки должны приседать, причём достаточно глубоко. Что женщины и сделали, впрочем, на меня они смотрели с большим любопытством. А я кивнула им, наверное, по привычке — ну как оставить без внимания, когда кто-то приветствует?
По жесту советника мы пересекли холл и свернули направо. Пытаясь вспомнить внешний вид замка, я решила, что правое крыло вело вдоль склона холма к угловой круглой башне с утончённым шпилем. Там ли комната Некса? Или там живёт обслуживающий персонал? Но Вик тронул небольшую и весьма реалистичную статую свернувшегося в кольцо дракона с длинным телом, вырезанную из того же яркого камня. Глаза дракона медленно приоткрылись и вспыхнули алым огнём, и я даже взвизгнула — не то от неожиданности, не то от восхищения. Живая статуя, надо же!
Через несколько секунд из-под лестницы появился ещё один мужчина — с гривой седых, абсолютно белых волос, представительный и прямой, как палка. Одет он был в почти швейцарскую ливрею, хотя и слегка потемнее, но гораздо свободнее. Длинный камзол был распахнут на толстом животике, а на груди висело странное колье из кривоватых загнутых клыков. Вик обратился к старику с некоторым пиететом:
— Эвьер Радориван, прошу вас устроить эсси Машу в покоях бывшей гувернантки его императорского высочества.
Глаза старика удивлённо блеснули в мою сторону, но он только поклонился — совсем не так глубоко, как швейцар, и провёл пальцами по колье. Выбрав один из зубов, снял его со шнурка и жестом пригласил нас обоих следовать на лестницу. Но Вик качнул головой:
— Эвьер Радориван, мне необходимо привести себя в порядок и увидеться с его императорским величеством. Прошу оказать эсси Маше всяческое внимание и устроить её со всеми удобствами.
— Сделаем всё в самом лучшем виде, эвьер Эвиксандори, — снова поклонился старик. — Эсси Маша…
На моём имени он запнулся и недоверчиво оглядел с ног до головы. Вик вмешался:
— Благочестивая Маша, возможно, у вас есть другая форма имени? Чуть подлиннее?
— Моё полное имя Макария, — со вздохом произнесла я. — Но я его терпеть не могу.
— Прекрасно, — оживился Вик. — Эсси Макария — новая няня его императорского высочества.
Эвьер Радориван, похоже, даже вздохнул с облегчением. У них явно какая-то заморочка с этими непроизносимыми именами! Надо об этом узнать побольше. Но пока мне придётся идти за стариком, который, вероятно, играет роль ключника в замке. Уф… Как тут всё сложно!
Вик остался в холле, а я поднялась по широченной лестнице, покрытой ковром, явно кожаным. Интересно, они всё делают из кожи домашних динозавров? Но вот эти гобелены на стенах — тканые. Расшитые толстыми нитками. Но такие реалистичные! Драконы, самые настоящие, те летающие бестии, которые у нас украшали сказки народов мира… И сцены охоты брутальных крылатых мужчин на огромных динозавров. А вот и сценка пасторального быта — девушки с крыльями и рожками собирают охапки скошенной травы, такие огромные и толстые, что невольно сила драконьих женщин вызывает уважение. Пейзажи — скалистые горы, изумрудные холмы с перевязями из кудрявых полос деревьев и пальм, поселения с бамбуковыми домиками и лежавшими у дверей собаками-велоцирапторами. Всё как у нас. Всё, как в моём мире. И всё настолько другое, немного чуждое, но в то же время притягательное и сказочное…
— Благочестивая Макария, — старик остановился, снова отвешивая поклон, и указал мне на радужную дверь между гобеленов. — Вот здесь ваши покои. Сейчас я открою их и позову служанок, чтобы они освежили комнаты. Вам стоит подождать на балконе, я распоряжусь принести освежающие напитки и немного фруктов.
Эвьер Радориван, которого мне всё время хотелось назвать Иваном — так он был похож на русского крепостного, которого барин возвёл в должность управляющего усадьбой, провёл клыком возле дверного проёма, и дверь отъехала в стену, пропуская нас. А я снова с поклоном получила клык в руку. Ого, это мне теперь придётся извращаться и пытаться бесконтактно открывать собственную спальню? А если не получится?
— Ваши покои, благочестивая Макария, — объявил ключник, пропуская меня вперёд.
Ну что же, очень милые покои. Большая комната с зачем-то закруглёнными углами и двумя высокими стрельчатыми окнами. На потолке — странные узоры из переливов радужного камня, похожие на спирали и завитушки. Мебель оценить не удалось, потому что она была покрыта кожаными (опять кожаными!) чехлами. Вместо столика у предполагаемого дивана из пола тянулось некое широколистное растение. Прямо из пола, из мозаики — чудо чудное! Как это прелестно! Выпить кофе и поставить чашечку на круглый, изумрудно-зелёный лист… А вдруг он прогнётся, и чашка упадёт? Я прошла к этому столику и надавила на лист. Он спружинил совсем чуть-чуть, но не нагнулся.