Метка рода (СИ) - Богатова Властелина. Страница 31
— Пришла просить взять меня в поход с собой, в степь пойти с отрядом твоим.
Едва сказала, повисла тишина. Даже не переговаривался никто.
— Ты умом, видно, тронутая, — вдруг резко посуровел хазарич, когда вразумил, что сказала она, о чём попросила, и губы чуть полные затвердели в обрамлении тёмной поросли усов и щетины. — Разворачивайся и шагай к дядьке своему, пока я хлыст не взял и не стеганул по мягкому заду, как одну из кобыл табуна своего, чтоб бежала быстрее.
Вейя зарделась, слыша смешки по сторонам.
— Как хочешь думай, но назад, — посмотрела прямо, — не пойду, — дрогнул голос всё же, и ком подкатил к горлу, отчего-то вдруг расплакаться захотелось, но Вейя сглотнула, проталкивая камень обиды, моргнув рассеянно, смотрела на хазарича.
Она и опомниться не успела, как Тамир в два шага рядом оказался, вплотную подошёл.
— Ты, видно, не поняла. Разворачивайся. И. Уходи, — отсёк от себя. — Я не за тем приехал, чтобы умыкать девиц у тех, с кем из одной чары пил только что. Из-за девки, которую почти в жёны отдали.
— Нет. Не уйду.
Глава 47
Тамир душил своими топкими, беспросветно тёмными, как ночь, глазами. А Вейя готова было уж развернуться и назад идти, подчиняясь его воле, ощущая, как уверенность ломается, словно хрупкая ветка. Ещё немного и она бы так и сделала, если бы Тамир не отвёл взгляд, посмотрев за плечо.
— Итлар, — позвал он кого-то из своих людей.
Сердце заколотилось безумно. Из-за спины хазарича вышел молодой, как и сам Тамир, воин, взглянул, ожидая распоряжений.
— С рассветом отправь кого-нибудь из дайчан в детинец, — начал он говорить по-руси Тамир — намеренно, видно, чтобы Вейя поняла, — пусть передаст, что беглянка их у меня в лагере. Пусть приходят за ней и забирают.
Итлар кивнул, едва сдерживая улыбку, обвёл Вейю заинтересованным взглядом, а потом подошёл ближе к Тамиру, что-то спросил на хазарском — Вейя не разобрала ничего. Тамир ответил на своей речи. Итлар улыбнулся ещё шире в чёрные не сильно густые усы. Вейя, очнувшись, рассеяно на Огнедару глянула, что совсем притихла рядом. Не обманывала, что слово она тут имеет невысокое, но и рот тоже никто не затыкал.
Переговорив с Итларом, Тамир прошёл к Огнедаре. По телу зыбкая дрожь пробежалась — так близко он оказался сейчас, что жар почувствовала его тела, уловив запах чужой, сильный, терпкий. Тот, кого она только издали видела, теперь — коснуться можно, только руку протяни. Вейя замерла, краем глаза видела, как полянка задирает подбородок всё выше, дыхание задержала. Он над ней словно ястреб склонился, что она казалась крохотным зверьём, и до того мига всегда спокойная и твёрдая, напуганная теперь даже немного. Вейя тоже взволновалась, что сейчас погонит её прочь вместо неё. Такого она не хотела. И уж приготовилась вступиться, сжимая подрагивавшие пальцы в кулаки.
— Отведи её к себе, дай что нужно, — проговорил уже негромко, одной ей слова предназначая. — А потом... ко мне приходи.
Вейя отвела взгляд, щёки отчего-то запекло сильно, будто пирог в печи. Отвернулась, чтобы не видеть больше, как он на неё смотрел. Кочевники помалу начали расходиться — чего ещё смотреть? Решение Тамир своё сказал, хоть верно и не все поняли толком его, не каждый из них знал язык руси, да и что они баб не видели, те у них, верно, были в достатке, ведь основное войско встало в степи, насколько Вейя поняла из разговоров. Теперь дожидаются своего предводителя.
На душе стремительно муть закручивалась от того, что не пустил кагановский вождь к себе в стойбище, не думала, что так обернётся всё. А с чего бы ему и в самом деле ношу такую брать? Прав он — что князья о нём подумают, когда обнаружат пропажу свою в лагере хазар? Доказывай потом, что сама она пришла, да и не так ещё поймут.
Вейя вздрогнула, когда её за локоть взялась Огнедара, прерывая нерадостные размышления.
— Пошли скорее, — шепнула она, явно взволнованная.
Вейя шла за полянкой, чувствуя на себе взгляд хазарича, а когда обернулась невольно, он и в самом деле провожал её взглядом. Костёр обливал густым светом его стан, выхватывая из полутьмы, чёрные волосы падали на загорелую скулу, оставляя на лице борозды теней, в прищуре глаз бездонно блестел огонь. Вейя поспешила отвернуться, подхлёстнутая невольным волнением. Огнедара провела через шатры и приоткрыла полог одного из них, впуская Вейю внутрь. Вейя задержалась у порога, поворачиваясь к полянке.
— Спасибо тебе, — поблагодарила ещё раз.
Огнедара только головой качнула, мол, не нужно ничего говорить. Да и что говорить? Завтра за Вейей приедет кто-то из гридней Годуяра, и Вейя с позором вернётся назад.
Шагнула внутрь крытого кошмой шатра, освещённого огнём, что качался в глиняном горшочке плавно у дальней стенки. Девушка, что сидела на подстилке и шила что-то, встрепенулась и замерла, уставившись на Вейю.
Глава 48
Она поднялась торопливо, оглядывая с ещё большим интересом и удивлением. И Вейя узнала её, она ведь вместе с Огнедарой в детинце была.
— Миронега, постели Вейе и накорми.
— Я не хочу, — тут же отозвалась Вейя, хоть на пиршестве мало к чему притронулась, но сейчас и вовсе ничего не хотелось, кроме воды, потому что в горле совсем пересохло.
— Доброй ночи, — окинула тёплым взглядом полянка и, откинув полог, вышла, что Вейя даже не успела ей ответить. Тамир ей вернуться велел, а зачем — то уж Вейя не узнает, да и не нужно ей это.
Миронега, очнувшись, огладив складки платья, отправилась к связкам вещей, что были опрятно сложены в одном месте. Молча взяла свёрток шкуры, расправила, принявшись стелить ещё одну постель. Вейя стоять без дела не стала, помогла ей немного.
— А тебя, значит, Вейей зовут? — спросила Миронега, всё смелее оглядывая ночную гостью. — Как ты сюда попала, откуда ты? — не успокоилась на том, начала расспросы, и Вейя поняла, что в тишине ей побыть не суждено ныне, соседка болтливой оказалась.
— Издалека я… — ответила Вейя уклончиво и села на постель, перекидывая через плечо косу, ослабляя её для сна.
Усталость навалилась разом — оно и понятно, весь день на ногах, ко всему такое пережить за вечер — немудрено на ходу уснуть.
— Ты ложись, — всполошилась Миронега, вернувшись к шитью, — мне немного осталось, закончу скоро...
Вейя прилегла, укрывшись краем шкуры, наблюдая со стороны за девушкой. В ушах всё ещё шумела кровь, а перед глазами стояли огненные всполохи костров, фигура хазарича в их свете и глаза тёмные глубокие на смуглом лице.
Вейя моргнула, сгоняя дурманное наваждение. Кажется, только сейчас начала осмысливать, где она и с кем. По телу дрожь прошлась. Куда может бросить отчаяние? Хоть в самое пекло. И что пугало Вейю больше всего то, что безразлично ей было за себя, за тех, кого оставила она, князя Годуяра, что возложил на неё, верно, все надежды свои. Но завтра она вернётся. И лучше встать раньше и попросить Тамира, чтобы не посылал никого их своих засланных — сама уйдёт.
Миронега что-то начала тихонько напевать, перебивая поток мыслей разных.
— А где твой дом, Миронега? — спросила Вейя, уходя от дум тяжёлых — всё же, странно было, что полянка делает вместе с Огнедарой в кагановсоком лагере?
Девушка замолкла, и только брови светлые нахмурила, верно, говорить о том не хотела.
— Далеко дом, и назад не вернусь, — уткнулась ещё ниже.
Вейя хотела снова спросить, да передумала — ей бы в себе разобраться да решить, как быть дальше. Тамир не принял её к себе, и от этого как-то тесно делалось в груди и пусто совсем. Больше пойти ей некуда.
Глава 49
Шумела кровь в ушах, и гулкие удары в бубен ярым звоном прокатывались по телу, сотрясая Тамира. Всполохи огня окутывали, в то время как морозная ночь пробиралась к костру, жалила щиколотки, и стыли стопы в снегу. Гремели на старой шаманке от дикой пляски железные обереги. Лица её Тамир не видел, замазанное знаками разными, а только венчали седую голову рога недавно принесённого в жертву вола. Она ныряла в дым, и искры носились в лохмотьях её одежды. Бой отдавался со всех сторон, подпевала ему неразборчиво шаманка. Голос хриплый, грудной, нечеловеческий, будто издавала сама мать-земля из своей утробы, призывая духов сильных. То вырывался криком, то обрывался шёпотом, ударяясь в морозную стынь неба. Шаманка подскочила к Тамиру, вскинула нож и нанесла на грудь хазарича порезы — лезвие обжигало кожу укусами, и жар всё сильнее сгущался внутри, толкаясь по венам раскалённым сплавом, поднимая из глубин тела что-то бьющееся, могущественнее самих буранов степи, то, что дремало, ожидая своего мига, и готово вырваться. Дикое, чуждое, звериное.