Золотая жила(Записки следователя) - Василенко Иван Дмитриевич. Страница 17

Изъятые ценности, наличие большого количества дорогого имущества говорили сами за себя. Семья Гия жила явно не по средствам. Помимо этого, Гий приобрел для дочерей две кооперативные квартиры: одну в Тернополе, вторую в Киеве. А для получения многокомнатной квартиры в городе Киеве Гий записал в состав своей семьи дочерей, зятя и даже внуков, которые проживали в Тернополе.

Самого хозяина в тот день дома не оказалось, он поправлял свое «пошатнувшееся» здоровье в одном из лучших санаториев Советского Союза.

И вот пришел час, когда ко мне в кабинет ввели задержанного Гия. Выглядел он лет на пятьдесят пять, был выше среднего роста, с темно-коричневым припухшим лицом, со следами крымского загара, тупым коротким носом, маленькими, как у барсука, глазами, оттопыренными губами, подчеркивавшими надменность и высокомерие.

Войдя в кабинет, Гий не поздоровался, злобно заскрипел зубами:

— Я взяток не брал. За незаконное задержание вы ответите по всей строгости закона.

— Здравствуйте, Петр Емельянович, — перебил я его. — Культурные люди должны прежде всего здороваться.

— Не желаю из-за вас… — продолжал Гий.

— Садитесь. Успокойтесь.

Но он кричал, продолжая размахивать руками.

Понадобилось немало усилий, чтобы остановить его.

Наконец-то он сел, злобно уколов меня зеленоватыми, бегающими глазами.

«Откуда у него столько злобы? — подумал я. — Неужели он надеется выкрутиться, как уходил от ответственности добрый десяток лет?»

Первым делом я решил убедить его в том, что утаивание правды бесполезно, что только раскаяние — верный путь защиты.

Что ему было надо? Ведь у него было все: хорошая должность, приличная зарплата (получал он до восьмисот рублей в месяц), прекрасная квартира, обставленная по последней моде, обеспеченная семья, автомашина, гараж… От государства взял все, а чем ему отблагодарил?

Поначалу я решил не вступать в полемику с Гием, дать ему высказаться до конца, выслушать весь арсенал его возражений. Допрос — не простое следственное действие, это состязание двух сторон процесса. И при допросе один пропущенный вопрос, поспешность, неверный тон могут сбить с пути, завести в тупик. Потом придется терять уйму времени, чтобы восполнить упущенное.

Допросы шли изо дня в день. За пять дней было исписано свыше восьмидесяти листов бумаги. Но Гий по-прежнему все упорно отрицал, стараясь все запутать и ускользнуть от прямых ответов. На многие вопросы отвечал поверхностно, умышленно упуская из виду детали сделок, жалуясь на головные боли и провалы в памяти.

Протоколы его допросов пестрели противоречиями, которых Гий не замечал, делая вид, что из-под его пера выходит одна только правда. Но то была одна ложь.

— Вы меня не учите, я сам грамотен и умею постоять за себя. Будьте спокойны, — отвечал Гий на мои дополнительные вопросы.

По поводу кинокамер, фотоаппаратов, магнитофонов, радиоприемников отвечал, что он их купил в Москве, прямо на улицах, у неизвестных лиц.

А на вопрос — зачем купил три одинаковые кинокамеры — ничего не ответил.

Связи с Бассом категорически отрицал:

— Вы уничтожили меня как ученого, как хирурга и как человека!

— Зря вы на меня в обиде. Я выполняю свой служебный долг. За преступление нужно отвечать. Пришло время. Наберитесь мужества и начните рассказывать.

— Ни за что!.. Я не виновен, — кричал Гий. — Вы, вы меня уничтожили!..

— Гий, вы сами себя уже давно уничтожили, встав на путь преступления.

Прошло еще несколько дней напряженной работы, и я решил перейти в наступление.

Начал я с того, что упрекнул Гия в нетактичном поведении на допросах, в невыдержанности, лжи и тут же зачитал некоторые выдержки из его показаний, а также свидетелей, подтвердивших его знакомство с Бассом. Напомнил о том, что Басс заказывал для Гия и его семьи костюмы в ателье № 32 в Черновцах, куда ездили в одной машине Басс, Гий и его жена. Доказал, что кинокамеры, фотоаппарат японской фирмы он не покупал, а вручены они ему жителями Тернополя Гримблатом и Кабанцом как взятки.

Гий замахал руками.

— Нет, нет, только не это.

Но я продолжал дальше:

— Малогабаритный японский телевизор вручил вам Хомчук, магнитофон «Телефункен» — Сорокин.

Он вскочил, прошелся по кабинету, затем понял, что запираться нет смысла, я располагаю неопровержимыми фактами, уликами, документами, так называемыми «немыми» свидетелями, и решил сдаться.

— Ладно, пишите. Было всего два случая — гонорара! — выдавил, тяжело вздыхая.

— Всего два? А может, двадцать два?

— Что вы, что вы, господь с вами, — замахал руками.

— Господь не поможет, придется рассказывать.

Гий попросил воды. Я подал ему полный стакан. Он выпил, сел, расстегнул ворот рубашки, глубоко дыша, уставился на меня жалобными глазами. Нужен был еще небольшой толчок с тем, чтобы окончательно убедить его в бессмысленности запирательства.

— Сегодня вам будет предъявлено обвинение, постановление уже составлено, — спокойно сказал я ему.

— Обвинение? — встревожился Гий. — Без моего признания?

— Конечно.

— Тогда пишите, все расскажу начистоту.

— Вот бумага, пишите сами. Только правду.

Я дал ему чистые листы бумаги, а сам подошел к окну.

Было воскресенье. Солнечный день. Тишина. Не шелохнется ни один лист на деревьях. Люди толпами сновали по улице. Их разноцветная одежда, сливаясь в едином потоке, напоминала огромный движущийся ковер. Люди отдыхали, веселились. А я томился в душном кабинете. Я умышленно не подходил к Гию. Пусть сам пишет. Заговорила ли совесть? Правду говорят: совесть не едят, с ней живут. Есть ли она вообще у него?

Сидел он молча. Несколько раз брался за ручку, вертел ее в руках и снова ложил на стол.

— Сегодня не могу. Завтра, — наконец произнес он, повернувшись ко мне.

Я по опыту знал, если он сегодня не напишет, то завтра не жди. Уже будет поздно. Отпускать его было нельзя. И я стал ему объяснять:

— Дело ваше, когда писать. Промедление не в вашу пользу. Так или иначе — писать придется, так что лучше сегодня.

Наконец Гий взялся за ручку. Писал долго, обдумывая каждое слово, каждое предложение.

На первом листе он написал:

«Я с Бассом познакомился в 1959 году. Позже он обратился ко мне с просьбой оказать ему помощь в поступлении в институт Эпельман Софие из гор. Черновиц. Когда она сдавала экзамены, моя поддержка заключалась лишь в том, что я говорил: данного абитуриента необходимо поддержать, благосклонно к нему отнестись, т. е. не срезать. После зачисления Эпельман в институт в конце августа или в начале сентября Басс вручил мне в подъезде моего дома пакет. Проверив дома содержимое его, я обнаружил десять тысяч рублей… Вручая пакет, Басс сказал: „Это в знак благодарности за прием в институт…“».

С горем пополам Гий дописал вторую страницу, расписался и поставил дату.

— Все. Разоружился, — вздохнул он, — словно камень сбросил.

Он указал в заявлении лишь две взятки, причем оба эти случая не были известны следствию.

— И это все?! Нет. Такое раскаяние в вашем деле ничего не стоит, — возвратил я Гию его заявление. — Напишите, за что вам давали «гонорар». Ведь это чистой воды взятки.

— Для меня гонорар, а для вас взятки, — недовольно буркнул. — Я не юрист.

Тем временем подошел обед. Я вызвал дежурного и предложил отвести Гия в камеру и накормить. Уходя из кабинета, Гий прихватил с собой и свое заявление. Это была моя оплошность. Ровно через час привели Гия.

— Дайте ваше заявление, — сказал я.

— А я его порвал, — ехидно улыбнулся Гий. — Вы же сами сказали, что оно — филькина грамота. Ну я его и на кусочки…

— Ну что ж, порвали так порвали, — сдерживая свое разочарование, ответил я. — Однако вам придется признаваться во всем и сразу.

Гий на мгновение задумался, уткнувшись лицом в ладони. В такой позе он находился несколько минут, затем попросил:

— Дайте бумаги.

…Писал он второе заявление еще дольше, лицо выражало муку и страдания. Вспомнил только шесть случаев получения «гонорара». Названные два эпизода в первом заявлении опустил. О них я не напоминал. Достаточно было, что я их хорошо запомнил.