Последний поцелуй (ЛП) - Клэр Джессика. Страница 4

Он выглядит не очень счастливым. Возможно, ему тоже нужна его счастливая песня. Он коренастый и дерзкий, но не причинил мне вреда, поэтому я попридержу трюк с притворным приступом.

Пока.

– Выходи из фургона, – говорит он мне на этот раз на английском.

Его английский с сильным акцентом, но, очевидно, что он не из Бразилии. Он слишком бледный, а у людей в Бразилии прекрасная тёплого тона кожа, волосы и глаза. Открыв дверь фургона, жестом указывает на улицу.

На мне нет обуви, и я осматриваю улицу, представляя, как мои ноги коснутся её. Сломанная брусчатка выглядит грязной. Мне не нравится. Фургон тоже грязный, на мне уже много микробов. Но выйти на улицу означает получить порцию совершенно новых бактерий. Мне не нравится эта мысль.

– Нет.

Бледный человек улыбается, и его лицо, как я полагаю, должно казаться дружелюбным, но выглядит оно так же, как мои собственные неудачные поддельные улыбки.

– Пойдём, – говорит он. – Надо уйти от фургона до прибытия полиции. Пойдём.

Второй раз это звучит, как приказ.

– Мы пойдём домой или обратно в соединение?

– Домой.

О, хорошо. Я устала от этого шумного кровавого места. Мужчина машет пистолетом, показывая, чтобы я выходила из фургона. Ох. Интересно, а до этого он стрелял? Мне было не важно, кто вёл стрельбу, и я не обратила внимания.

Не могу объяснить, почему оказалась в фургоне с этим незнакомцем. Не знаю, откуда он, где мы находимся, какой сейчас день недели, но я могу назвать число пи до три тысячи двести шестьдесят второго знака после запятой. Я могу читать сложнейшие компьютерные коды. Могу собрать и разобрать двигатель без инструкции.

Так работает мой ум.

Говорят, я особенная. Это одно из тех «добрых и недобрых» слов, которые используют люди, когда не хотят говорить правду. Не знаю, почему они просто не говорят это вслух. Меня это не беспокоит. Я страдаю аутизмом. Синдромом Аспергера, на самом деле, но так его уже сложно называть. Ведь я живу с ним много лет и всё ещё в своём уме. Это означает, что я функционирую не так, как большинство людей. Чаще нахожусь внутри своей головы, и не знаю, как иметь дело с людьми. Меня называли Человек Дождя. Но я не он.

Я как компьютер в моём гараже дома, работаю оптимально и эффективно. Мне нравится думать о себе, как о сложной технике. В отличие от базовой модели, возможно, на первый взгляд у меня немного неуклюжая сборка, но внутри куча лампочек и мигалок, так что причуды, в основном, незаметны. В основном.

Мужчина щёлкает пальцами, явно не осознавая, что я оптимизированный компьютер. Он снова показывает мне пистолет, вздыхает и потирает шею. Оглядывая улицу, убирает пистолет и протягивает мне руку. Это дружеский жест, но на его лице другое выражение, которое я не могу интерпретировать.

Дружеский жест или нет, но мне не хочется ни к кому прикасаться.

– Я не хочу твою руку, – говорю я ему. – Она грязная.

Он сердито хмурится. Наверное, я обидела его. Я трогаю пальцами края моей любимой бейсболки, это нервный тик.

Мужчина переводит взгляд на мою кепку, протягивая руку вперёд, срывает её с моей головы и бросает далеко на улицу.

Я возмущённо кричу. Как он посмел? Это моя бейсболка. Я смотрю на него и выхожу из фургона на грязную улицу, чтобы поднять кепку. Теперь её нужно будет вымыть, как и мои ноги.

– Наконец-то, она двигается, – бормочет мужчина за моей спиной, закрывая дверь фургона. – Идём. Нам нужна новая машина. Они будут искать эту.

Не знаю, зачем кто-то будет искать этот фургон, ведь в нём вылетели все стёкла и много крови. Но, кажется, он знает, о чём говорит. Пожав плечами, иду за ним.

Мы идём по грязной улице одной из фавел⁷ в Бразилии. Здесь грязно-прегрязно. Возможно, эти люди не знают, сколько бактерий могут размножаться в одной луже. Однажды провела такой научный эксперимент, потому что моя мать не верила мне, когда я говорила, что всё вокруг грязное. Теперь она мне верит. Вид плесени, выращенной мной в кладовой, заставил её поверить.

– Идём, – снова говорит он мне. – Возьмём эту машину.

Он показывает на развалюху неподалёку.

Она выглядит, как царство микробов. Я морщу нос, но тут не так много машин, выглядящих лучшим выбором. Не хочу оставаться в этом убогом месте дольше, чем нужно, поэтому следую за ним. Он говорит, что отвезёт меня домой, поэтому, наверное, он лучше тех парней-похитителей.

– Можно мне за руль? – спрашиваю я.

Я не очень хороший водитель. Могу отвлекаться и уходить в своё собственное сознание надолго, не замечая уличных знаков. Но я люблю ездить, мне нравится скорость и чувство свободы.

– Нет, я за рулём. Я знаю дорогу.

Он пытается открыть дверь машины, но она заперта.

– Это твоя машина?

– Ты всегда задаёшь так много вопросов?

Всегда, на самом деле. Кажется, это звучит, как осуждение, поэтому я успокаиваюсь и не предлагаю сесть за руль. Чужие люди всегда такие колючие и сложные для понимания.

Он снова оглядывается, берёт камень и разбивает стекло автомобиля. Осколки дождём осыпаются вниз, он сметает их рукавом в сторону и открывает дверь. Ещё больше стекла валится на дорогу, а он пролазит под рулевую колонку. Минуты долго тянутся, пока он там копается и ругается.

Я надеваю кепку и оглядываюсь. Этот мужчина крадёт чужую машину. Однако никто нас не останавливает, как мне кажется, потому, что этот мужчина выглядит пугающе. Должна ли я бояться? Мне трудно считывать эмоции людей, поэтому я не боюсь даже тех, кого большинство боятся. Но я помню, что девушка Дениэла выглядела встревоженной, когда этот мужчина смотрел на неё. Я изучаю его, пока он приседает на порог и отрывает панель.

Этот мужчина большой. Огромный, на самом деле. Он выше всех, кого я знаю, у него большие руки, как стволы деревьев. Его светлые волосы коротко острижены, а одежда свежая до хруста. Это хорошо. Мне нравится аккуратная одежда. У грязных людей грязные мысли. И у него есть пистолет, вспоминаю я. Может быть, это делает его пугающим. Обычно я нахожу оружие интересным. Все детали гармонично движутся вместе.

Через мгновение он снова ругается, дёргая проводку.

– Ты пытаешься украсть эту машину? – спрашиваю я, поскольку он выглядит так, будто ему нужна помощь.

– Заткнись.

– Ты не очень вежлив, – даже я понимаю, что этот человек ведёт себя, как задница.

– Если не хочешь пулю в голову, заткнись.

Я действительно не хочу пулю в голову, поэтому замолкаю. Но продолжаю наблюдать, как он пробирается сквозь проводку машины и терпит неудачу при замыкании проводов. Очевидно, у него нет синдрома Аспергера. Если бы был, то уже бы выяснил, какие провода включают зажигание.

Ещё долгое время он ругается, затем отходит от машины с хмурым лицом и оглядывает улицу.

– Идём. Надо пройтись.

– Мы не возьмём эту машину?

– Нет.

– Но ты же только что разбил окно...

– Идём, – огрызается он.

Я мгновение раздумываю и залажу на переднее сидение автомобиля.

– У тебя есть нож?

Он уставился на меня.

– Идём, надо идти.

Похоже, любимое слово этого человека – идти. Возможно, ему нужно лучше изучить английский. Я предложу ему образовательный сайт, чтобы он обучился, после того, как мы разберёмся с машиной.

– Ты хотел взять эту машину. Я могу её завести для тебя, но мне нужен нож.

Он так долго смотрит на меня, что я задумываюсь, а слышал ли он меня. Затем он двигается и вынимает складной нож из кармана своих брюк, открыв лезвие прямо перед моим лицом.

В дюйме от моего глазного яблока. Не лучшее место для ножа, но я вижу, что он идеально мне подходит. Улыбнувшись, принимаю нож.

– Спасибо.

Я засовываю нож под рулевую колонку в зажигание, орудуя внутри его концом, и проворачиваю. Нажав на педаль газа, наслаждаюсь урчанием машины. О, мне нравится эта машина. Внутри не очень хорошо, но двигатель явно недавно отремонтирован.

– Теперь идём.

Я кладу руку на рычаг переключения передачи и глажу руль. Я люблю машины. Затем оглядываюсь на незнакомца, пытаясь понять, впечатлён ли он моей работой.