Сильнодействующее лекарство - Хейли Артур. Страница 30

Двадцатитрехлетняя женщина родила девочку. Во время беременности она стала одной из первых, кто начал принимать монтейн. Вскоре обнаружилось, что девочка родилась дефективной. Врачи пришли к заключению, что девочка навсегда останется умственно отсталой и не сможет не только ходить, но даже сидеть без посторонней помощи.

Один адвокат, узнав об этом случае, убедил мать подать иск против австралийской компании, занимавшейся распространением лекарства. Иск поступил в суд, но удовлетворен не был. Затем была направлена апелляция в суд верховной инстанции, который ее также не поддержал.

Во время этих слушаний, казалось, было представлено более чем достаточно свидетельств того, что состояние ребенка никак не связано с монтейном. Мать девочки, женщина весьма сомнительной репутации, призналась, что не знает толком, кто отец ребенка. Стало также известно, что во время беременности она принимала и другие препараты. Кроме того, она была алкоголичкой, заядлой курильщицей и употребляла марихуану. Свидетель на суде присяжных, врач-эксперт, охарактеризовал ее организм как “жуткое скопище взаимоисключающих химикалиев, способных дать любую, самую непредсказуемую реакцию”. Как и другие свидетели-медики, он отверг наличие связи между монтейном и дефектами ребенка.

И лишь доктор, наблюдавший за этой женщиной во время беременности и непосредственно принимавший роды, дал показания в пользу матери и обвинил во всем монтейн: кстати, он его и прописывал. Однако при перекрестном допросе доктор признался, что не располагает научно обоснованными доказательствами; просто у него, как он выразился, “чертовски сильное чутье” в таких делах. Его мнение всерьез воспринято не было.

Расследование, предпринятое по инициативе австралийского правительства с привлечением ученых-экспертов и медиков, пришло к выводам, аналогичным заключению судебных инстанций: в очередной раз была подтверждена безвредность монтейна.

В руках у доктора Стейвли, мастера работать на публику, также не было никаких других свидетельств, способных усилить кампанию против монтейна. В “Фелдинг-Рот” склонны были Стейвли рассматривать скорее как досадную помеху, нежели серьезную угрозу.

Выждав, пока утихнут аплодисменты, Селия вновь обратилась к участникам сан-францисской конференции:

— Кое-что вы, наверное, уже ощутили, — предупредила она своих слушателей, — а именно волнение в связи с монтейном среди тех, кто помнит талидомид и его страшные последствия — младенцев, появлявшихся на свет калеками. Я говорю об этом открыто, исходя из принципа всеобщей гласности, коллегиальности наших решений.

В зале стояла тишина. На лицах слушателей, обращенных к Селии, было написано глубокое внимание.

— От талидомида монтейн отличается многим, и разница эта принципиальная. Во-первых, талидомид был создан около двадцати лет назад, во времена, когда исследования в области фармацевтики не проводились столь тщательно, а законы по охране здоровья не были столь научно обоснованными и жесткими, как сегодня. Кроме того, вопреки распространенному мнению, талидомид не был предназначен исключительно для беременных женщин. Это было успокоительное средство, снотворное для широкого применения.

Селия сделала паузу, чтобы заглянуть в конспект, аккуратно подготовленный для этого и последующих выступлений. В зале с прежним вниманием ждали, когда она заговорит снова.

— Монтейн в отличие от талидомида прошел тщательнейшую апробацию по всем статьям. Я допускаю, — добавила Селия, — что раньше ни одно лекарство не проходило столь тщательной проверки на безопасность.

Примерно через час в комфортабельном номере отеля “Стэнфорд-корт” раздался телефонный звонок. Селия спустила ноги с дивана и потянулась к аппарату.

— Миссис Джордан? — раздался в трубке женский голос.

— Да.

— Вызывает Бунтон. Соединяю вас с компанией “Фелдинг-Рот”. На проводе мистер Хауторн.

— Привет, Селия, — донесся до нее голос Сэма. — Как дела?

— Пока все идет хорошо. Ознакомительные выступления прошли гладко. Все только и ждут, когда поступит команда продавать монтейн.

— Отлично!

— Конечно, все мы задаемся одним вопросом: сколько еще придется ждать разрешения ФДА?

Наступило молчание. Селия почувствовала, что на другом конце провода Сэм хочет что-то сказать, но не решается. Но он все-таки ответил:

— Пока что это строго между нами. Но тебе я могу сказать с полной убежденностью: мы получим разрешение ФДА, причем очень скоро.

— Могу ли я знать, почему ты так уверен?

— Нет.

— Хорошо.

“Если Сэму угодно выражаться загадками, это его право”, — решила Селия, хотя при сложившихся между ними отношениях она не видела для этого никаких причин.

— С Джулиет все в порядке? — спросила она Сэма.

— Слава Богу, да, — ответил Сэм и, довольно посмеиваясь, добавил:

— Как и с моим будущим внуком. Ждать-то осталось совсем немного.

Джулиет и Дуайт Гудсмит три месяца назад поженились и осчастливили близких вестью, что у них будет ребенок. Первенец должен был появиться на свет в январе.

— Поцелуй от меня Лилиан и Джулиет, — сказала Селия.

— Непременно. Спасибо, Селия, — сказал Сэм и повесил трубку.

Положив трубку после разговора с Сан-Франциско, Сэм Хауторн отругал себя за невольно вырвавшееся замечание о скорой положительной реакции ФДА на монтейн. Он глупо проболтался.

Нужно быть осмотрительнее, решил Сэм. Особенно после состоявшегося час назад разговора с Винсентом Лордом и принятого ими решения. Никто и никогда не должен об этом знать, иначе последствия будут ужасными.

Сэм Хауторн с Мейсом знаком не был, да и не хотел его знать. Но он предостаточно наслышался об этом типе от Винса Лорда и других сотрудников компании. Он знал, как много неприятностей причинил Мейс компании “Фелдинг-Рот” — сначала два года назад, когда произошла ничем не оправданная затяжка со стейдпейсом, и вот теперь с монтейном. Сэм буквально кипел от негодования: как можно давать власть в руки людям, подобным Мейсу? Почему от них должны страдать честные бизнесмены?

К счастью, такие люди составляли меньшинство — в ФДА их можно было пересчитать по пальцам. В этом Сэм был уверен. И однако же Мейс существовал! Более того, “сидел” на монтейне и делал все, чтобы с помощью процедурных проволочек и юридических уловок затягивать выдачу разрешительного удостоверения. Значит, необходимо найти способ нейтрализовать Мейса.

Ну что ж, такая возможность существовала. По крайней мере у компании “Фелдинг-Рот”, а точнее — у Винсента Лорда.

Когда Сэм узнал, что Лорд собрал, вернее сказать, купил, материалы, свидетельствующие о преступной деятельности Мейса, первой его реакцией было негодование. Сэму претила сама мысль о возможности использования этих бумаг. Теперь — другое дело. Ситуация с монтейном стала слишком острой, даже критической; теперь щепетильность неуместна.

Продолжая этот внутренний монолог в тиши своего кабинета, Сэм сказал себе: “В том-то и беда, что, оказавшись на посту руководителя крупной компании, не важно какой, приходится принимать решения и санкционировать действия, которые, если взглянуть на них со стороны, ты же бы и осудил как непорядочные. Но когда несешь ответственность за судьбы многих людей, когда от тебя зависят все эти держатели акций, директора отделов, коллеги из руководства, служащие, поставщики, торговые работники, покупатели — временами приходится сжать зубы покрепче и поступать так, как того требуют обстоятельства”.

Именно так Сэм и поступил, когда час назад дал “добро” в ответ на предложение Винсента Лорда заставить доктора Гидеона Мейса положительно решить вопрос с монтейном, пригрозив ему уголовной ответственностью, если соответствующие документы будут преданы гласности. Это был явный шантаж. Незачем искать других слов. А ведь шантаж также является уголовным преступлением.