Разорванная пара (СИ) - Дюжева Маргарита. Страница 31

Чего мне ждать от него?

— Привет, — наконец отозвался он на мой потерянный взгляд

— Здравствуй, — хрипло, выдавая свое волнение с головой.

Руслан рассматривал меня. Не таясь, чуть склонив голову на бок, читал меня как открытую книгу, прощупывая мои эмоции.

Для него мой страх как на ладони, мое желание уйти — очевидно. Он все понимал, и ему это не нравилось. Нахмурившись, втянул воздух сквозь стиснутые зубы, покачал головой. Я не знала что делать, напряжение сдавило каждую клеточку, и казалось, что даже воздух между нами начал потрескивать от электрических разрядов.

— Зачем ты велел меня привезти? — у меня нет сил молчать дальше, изнывая от неизвестности. Чтобы мне не было уготовано, пусть озвучивает, потому что ожидание смерти — хуже самой смерти. Уж я то знаю.

— Поговорить надо, — низкий голос, от которого как всегда трепет в груди. Боже, я все равно на него реагирую, как ненормальная, — присядь.

Кивнув, села на край табуретки, нервно сжав шершавую ручку сумочки. Бекетов чуть задержался, глядя с мою сторону, а потом подхватил второй стул, поставил напротив меня и тоже сел.

Я дышать не могу! Меня крутило, вертело, коробило, и все из-за мужчины сидящего напротив. За год я начала забывать, каково это когда связь, безумное притяжение, берет верх над всем остальным.

Моя пара не смотря ни на что!

— О чем ты хочешь поговорить? — поинтересовалась осторожно, чтобы нарушить эту вязкую тишину, в которой мы присматривались друг к другу.

— О том…что тогда произошло, — в его голосе досада прозвучала.

Сникла окончательно. Я не хочу возвращаться к тем дням, даже в разговоре!

— Мне по-прежнему нечего тебе сказать, — опустив глаза, рассматривала свои подрагивающие пальцы.

— Зато мне есть, — усмехнулся, только как-то не весело, через силу.

И снова замолчали. Я смотрела в пол, он смотрел на меня, и с каждым мигом становилось все горче.

Сейчас начнется.

— Пару дней назад, — он осекся, замолчал, будто голос перехватило, — сюда волчица чужая пришла. Из клана, которого больше нет, по моей воле… Она с удовольствием, в красках рассказала о том, как год назад они…подставили тебя.

Сердце ухнуло вниз, словно в пропасть сорвалось. Вскинула на него удивленный взгляд и замерла, увидев в опасной близости янтарные глаза.

— Подставили?

Бекетов кивнул, устало потер шею рукой и вздохнул.

— Значит, ей ты поверил, а мне, когда тоже самое говорила — нет? — с нескрываемой горечью озвучила нелицеприятный факт.

Он глаза в сторону отвел, но смолчал, а я сидела напротив него, пытаясь сдержать нервную дрожь. Да какая там дрожь! Меня просто трясло, внутри все ходуном ходило, от тайфуна эмоций, налетевшего, смявшего мое с трудом обретенное спокойствие.

— Она доказательства принесла. Запись, на которой все видно, — тихо произнес Руслан.

Мне хотелось вскочить, наброситься на него, надавать пощечин, вцепиться когтями в лицо. Что угодно лишь бы причинить ему хоть одну сотую часть той боли, что разрывала меня все это время.

— Все?

— Да. И как подливала отраву, и как ты… спутала меня. Там все.

Снова молчание повисло. Густое, хоть режь. Мне не хватало воздуха, и вместо облегчения от того, что моя невиновность доказана, я испытывала боль, обиду, отчаяние. Я пыталась их спрятать, но наверное зря. Руслан все равно все чувствовал. Его дыхание стало тяжелым, отрывистым. Кулаки стиснул и смотрел на них не отрываясь, боясь поднять на меня взгляд. Именно боясь. Я это знала, чувствовала. Бекетову было неудобно, тяжело. Ему было плохо.

Только сейчас, сидя близко к нему, заметила, как он осунулся по сравнению с предыдущим годом. Словно погас, стал похож на тень самого себя.

Я бы, наверное, пожалела его, если бы самой не было так хреново. Если бы не помирала, от осознания того, во что превратилась моя жизнь по чужой вине.



Подставили. Это я итак знала, хоть и не могла объяснить почему. Свыклась с тем, что теперь всегда буду виновной в глазах стаи, в его глазах, а теперь…теперь я потерялась.

— Чем меня травили? — спросила бесцветно

— Царецветка. Слышала про такую?

— Нет.

— И я не слышал, — он нервно повел плечами.

— Жалко, — отвечала на автомате, словно не живая.

— Ты даже не представляешь как, — выдохнул Бекетов, так и не подняв взгляда.

— Значит, я не виновна, — слезы душили.

— Да, — еще тише.

Значит, все это было просто так? Незаслуженно? И волчицы я лишилась просто так по чьей-то прихоти.

— Зачем они это сделали? — не то что бы это имело какое-то значение, просто хочу знать. За что меня казнили.

— Она мстила. За свою пару, которую я…

— Убил?

— Да, — посмотрел мне прямо в глаза.

Боже, почему я раньше была такой наивной? Искренне верила в то, что мир добрый и радужный, что все вокруг отзывчивые и честные?

Он же зверь, способный растерзать, разорвать в клочья. Нетерпим к врагам, безжалостен, хладнокровен. Что для него убить чью-то пару, уничтожить клан? Мелочи? Незначительные эпизоды. Я не могла его винить, осуждать. Он альфа, заслуженно занимающий свое место. Он сильный и готов эту силу доказывать. В мире оборотней по другому нельзя. Или ты или тебя — все просто. Теперь я это понимала, вот только принять не получалось. Большую часть жизни я жила среди простых людей, их правила мне ближе.

— От их клана осталось всего несколько волков. Они это и провернули. Следили за тобой, ждали, когда ты выйдешь из Черных Тополей одна, чтобы затащить тебя в западню.

— Какой смысл устраивать эти спектакли, опаивать, подкладывать не пойми под кого?

— Они хотели… чтобы я… сам… своими руками тебя уничтожил, чтобы потом подыхал от того, что натворил.

Господи, как жестоки эти игры!

— И что теперь? — поинтересовалась бесцветно, внутри просто руины полыхающие.

— Ничего, — Бекетов чуть повел широкими плечами, — эта сука оказалась слабой. Сдала нам всех остальных, причастных к тому, что произошло. Старуха — это мать того оборотня, которого убил. Парень — его племянник. Больше ты о них не услышишь.

Это прозвучало как приговор. Холодный, равнодушный. Я не сомневалась, что дни этих негодяев сочтены, что они будут наказаны, за то, что с нами сотворили, но легче не становилось. Напротив все горче с каждой секундой было.

Мы снова замолчали. То время, когда могли говорить обо всем на свете, давно прошло. Теперь между нами пропасть, которую вряд ли можно преодолеть.

Он это знал. Янтарные глаза тревогой светились, умоляли о чем-то, но я не хотела слушать, понимать, догадываться. Отгородилась от него, руками себя плотнее обхватывая, пытаясь согреться. Лишь один вопрос мне не давал покоя:

— То есть ты мог во всем разобраться тогда…до того как, — не могла заставить себя говорить о том проклятом вечере, — если бы захотел.

Бекетов губы поджал, глядя на свои руки, дыша тяжело, рвано.

— Наверное, мог, — наконец прохрипел, сжимая кулаки, — если бы мозги работали, но они отключились. Они все верно просчитали, я просто не стал разбираться, потому что все очевидным было.

Он признавался в своем безумии, в собственных ошибках, за которые пришлось расплачиваться мне.

— Трава эта проклятая, — с досадой произнес он, — я даже не знал о ее существовании. Она напрочь отбивает все волчьи ощущения, с ее помощью внушить что угодно можно, обмануть кого угодно. Даже меня. А у тебя вообще не было шансов противостоять этому.

Горький ком в горле. Я ощущала себя измученной, разбитой, снова разодранной клочья. Мне не хватало воздуха. И в ушах шумело. Проклятье, не хватало еще в обморок упасть.

С трудом поднялась на ноги, прижимая к себе сумочку.

— Тань? — подозрительно произнес Бекетов, тоже вставая со стула.

— Спасибо, что рассказал, — только бы не разреветься. Так хотелось упасть на пол, обхватить себя руками, сжаться в позу эмбриона и реветь, в голос, надеясь, что боль когда-нибудь утихнет, — это действительно для меня важно.