Пуговка для олигарха (СИ) - Володина Таня. Страница 8

— Тебе нравится шить?

Надя скривилась:

— Постельное бельё — нет. Скучная однообразная работа. Десять комплектов в день — триста в месяц.

— Три тысячи шестьсот в год, — продолжил дядя.

— Ну да. Дядя Марат… ну, мамин сожитель… развозит товар по области и продаёт на сайте в интернете. Меня, наверное, по всей стране проклинают — это бельё ужасно! Я бы не смогла на нём спать. — Надя помолчала, работая иглой. — Но шить что-то другое мне нравится. Вот ваша пуговка, например, — её интересно пришивать.

— Почему? Разве это не скучный однообразный труд?

Дядя допил кофе и опёрся задом на стол, скрестив ноги.

— Нет, конечно! Они же все разные. Перламутр — живой материал, на каждой пуговке свой рисунок, свой блеск и даже разный цвет. Эта — голубоватая, а эта — розоватая, — Надя с удовольствием прикасалась к шелковистому хлопку и драгоценным пуговицам. — И петли, обмётанные вручную, — это красиво. И воротничок пришит руками. Наверное, приятно носить такую рубашку?

— Приятно. Не давит на шею. В плечах комфортно.

— Ну вот! Я бы мечтала шить такие вещи.

— А кто тебе мешает?

— Этому нужно учиться — как кроить, как конструировать одежду! Всё не так просто, как кажется. Я не умею. Я смотрела бесплатные курсы по интернету, кое-чему научилась и даже сшила это платье, — Надя приподняла жёлтый подол.

— Очень красивое, — дядя скользнул взглядом по её ногам и быстро отвёл глаза.

Надя снова покраснела. Она давно потеряла отца и безумно скучала по его комплиментам, крепким объятиям и прочим проявлениям отцовской любви. Он всегда баловал дочек: возился с ними, покупал сладости и игрушки, охотно смотрел мультики и помогал с уроками. Словно знал, что умрёт раньше, чем кончится их детство, и хотел напитать своей любовью. Наде отчаянно не хватало общения со взрослым доброжелательным родственником мужского пола. А Маратика с масляными глазами и пальцами-сардельками она презирала и ненавидела.

Надя выдернула зубочистку и тщательно обмотала стежки ниткой. Закрепила узелок на изнаночной стороне. Пуговка стояла в трёх миллиметрах над тканью, как шляпка маленького симпатичного грибка.

— Да ты волшебница, — сказал дядя. — Твоя пуговица самая красивая из всех.

Надя засияла. Встряхнула рубашку и развернула перед дядей. Он повернулся спиной и вдел поочерёдно обе руки. Надя смотрела, как двигаются крепкие лопатки, — она впервые видела раздетого мужчину так близко. Эта смуглая спина была… привлекательной.

Но разве можно засматриваться на брата или дядю? Нельзя вести себя как деревенская дикарка, впервые увидевшая людей другого пола! Эти люди — её семья. Муж родной тёти и двоюродный брат.

— Попробуйте застегнуть, — предложила Надя. — Теперь удобно?

Он быстро застегнул пуговицы одну за другой и улыбнулся:

— Идеально!

Надя подала дяде галстук, а потом пиджак.

— Спасибо, Надюша. Ты замечательная швея. Тебе нужно продолжить образование, получить настоящую профессию. В Москве есть университет дизайна, там наверняка учат шить и кроить.

— Что вы, это не для меня!

— Плохо училась в школе? — дядя затянул узел на галстуке, не глядя в зеркало.

— Нормально я училась, но на бюджет не поступлю. А платное обучение — для детей миллионеров. Да и мама не отпустит меня из Юшкино: кто-то должен зарабатывать деньги, к тому же ребёночек скоро родится. Любаша одна не справится. Нет, я не могу их бросить.

— Ясно, — сказал дядя. — Знаешь, что самое удивительное?

— Что?

— Я узнал о вашем существовании всего неделю назад. Я понятия не имел, что у Поли есть сестра и племянницы: я думал, моя жена — сирота из Петрозаводска. А вот о Юшкино я слышал и раньше, но только потому, что там живёт мой крёстный отец.

— В Юшкино?! — удивилась Надя. — Ваш крёстный?

— В монастыре, — ответил дядя. — Он монах.

Глава 10. Малёк

Глеб

Он прекрасно помнил, как будущий отец Сергий появился в его жизни. Поздней осенью Глеб с родителями приехал на дачу, чтобы забрать и отвезти в город остатки скудного урожая, — шёл девяносто третий год, тёмное голодное время. Певица и концертмейстер из провинциального театра впервые в жизни посадили картошку, чтобы хоть как-то выжить. В театре платили три копейки и то нерегулярно, а петь в ресторанах для братков и новых русских в малиновых пиджаках мать отказывалась. Их приставания пугали её больше голодной смерти, а в том, что приставания будут, никто не сомневался: мать отличалась редкостной красотой.

Глеб учился во втором классе и во всём помогал родителям. Стоял в очередях за продуктами, которые можно было купить только по талонам, ухаживал за больной бабушкой, дёргал сорняки на даче, ловил с отцом рыбу и не гнушался подбирать бутылки. Никто из детей и подростков не считал зазорным собирать и сдавать бутылки. На вырученные деньги они покупали «сникерс» и делили на всех перочинным ножиком.

Но всё свободное время Глеб проводил в театре. К восьми годам он выучил все мамины партии из «Принцессы цирка» и «Летучей мыши». А дома мама пела — специально для мужа и сына — арии из любимых опер, а отец играл на пианино. Глеб с удовольствием ходил в музыкальную школу и тоже мечтал стать музыкантом или оперным певцом, но судьба распорядилась иначе.

Холодным осенним вечером Громовы нашли на пороге своей дачи истекающего кровью мужика в малиновом пиджаке и с массивной золотой цепью на шее. Он зажимал рану на ключице и, увидев людей, прошептал чуть слышно бледными губами:

— Помогите, я ранен, — и потерял сознание.

В то время не было ни мобильных телефонов, ни интернета. Перепуганные родители посовещались: папа предлагал сбегать на станцию и вызвать милицию, а мама причитала, что раненый человек умирает у них на пороге, и нельзя его бросить без помощи. Не по-людски это!

— А если он бандит? — спросил отец.

— Тогда мы сдадим его в милицию, — ответила мама, — но сначала поможем.

Они втащили его в дом, раздели и уложили на диван. Рана оказалась пулевой. Отец осторожно перевернул бугая и сказал:

— На спине тоже дырка.

— Значит, навылет прошла, — постановила мама. — Перевяжем и вызовем скорую помощь. Пусть сами решают, сообщать в милицию или нет.

Когда мама промывала раны перекисью водорода, мужик пришёл в себя и застонал. А потом заговорил:

— Только не вызывайте милицию… И врачей не надо… Прошу вас…

— Подохнешь без врачей! — отозвался отец.

— Вы не понимаете… Если меня найдут, то прикончат быстрей, чем эта пуля. Я отплачу вам… Любые деньги, всё что угодно, только спрячьте меня, пока я не оклемаюсь.

— Мужчина, как вы себе это представляете? — возмутилась мама, но он не услышал её, потому что снова отрубился.

Глеб вспомнил:

— По телевизору в новостях сказали, что сегодня у бандитов была перестрелка. Погибло много народу — за городом, у Зареченского моста.

Родители переглянулись. Зареченский мост находился в пяти километрах от садового товарищества «Театральное», где служащие театра издавна получали дачные участки.

— Я же просила тебя не смотреть криминальную хронику! — расстроилась мама. — Глебушка, держи язык за зубами, хорошо? Болтать про раненого человека — очень опасно, понимаешь? Мы можем пострадать, если кто-то узнает, что он скрывается на нашей даче.

— Мам, я никому ничего не скажу, клянусь! — заверил Глеб. — Мы будем его прятать, как еврейскую девочку в той книге?

Мама совсем расстроилась:

— Тима, ну зачем ты дал ему «Дневник Анны Франк»? — она с укором посмотрела на мужа. — Он же ещё маленький.

— Не маленький он, — сказал отец. — Сейчас дети быстро растут.

Мама ошиблась: никто ничего не узнал и никто не пострадал. Единственное, родителям пришлось продать обручальные кольца, чтобы купить раненому бандиту домашнюю курицу, творог и апельсины. Он две недели валялся на даче влёжку, только переворачивался для перевязок и открывал рот, чтобы проглотить три ложки бульона. А потом однажды сел на диване и опустил дрожавшие от слабости ноги на холодный пол.