Новый старый 1978-й. Книга седьмая (СИ) - Храмцов Андрей. Страница 31

— Если дополнительный концерт в «Одеоне» состоится, то ты получишь тридцать пять тысяч за всё.

— Вот это да! На такие деньги я смогу купить всё, на что прошлый раз только облизывался.

— Покупать надо одновременно для нас и для Центра. Сразу понравившееся не бери, будем, как прошлый раз, через Стива всё заказывать. Он нам ещё музыкальное оборудование должен будет отправить в Москву для студий. Так что ты там не только с Женькой веселись, а следи и за этим вопросом.

— Обязательно.

— И ещё я вот о чем подумал. У нас будут свои три звукозаписывающие студии, а кто там будет музыку исполнять? Мы с тобой точно не сможем. Мы там только своё записывать будем. А ведь, например, даже у Аллы нет своей постоянной группы и она каждый раз пользуется разными.

— Ты предлагаешь создать ещё одну группу?

— Нет. Пригласить уже готовую. Каждый захочет поиграть на хороших инструментах и поработать с известными исполнителями. Плюс они смогут прилично заработать. Ещё дадим им возможность у нас бесплатно записываться и выступать в нашем концертном зале. Тогда у нас получится настоящий продюсерский центр. Я звонил несколько раз по этому вопросу Макаревичу, но застать на месте не смог. Я хотел «Машине времени» предложить это дело, да и про песню новую спросить. Значит, будем искать другой музыкальный коллектив. Тут один такой сам на меня вышел. Их там четверо. Так что как прилетим из Лондона, надо будет с ними встречаться и брать к себе, если подойдут.

— Задачу понял.

— Тогда отдыхай. Я тоже немного покемарю.

Я пересел на своё кресло и решил вздремнуть, так как делать было больше нечего. Лететь ещё долго до Нью-Йорка, а потом опять долго, но уже в Лос-Анджелес. Снилась мне какая-то ерунда и неожиданно я проснулся. Нам оставалось лететь часа четыре, но в воздухе чувствовалось некое напряжение и беспокойство. Никаких террористов, а тем более взрывоопасных веществ на борту, не было. Я это ещё до взлёта проверил своим внутренним зрением. Судя по нашей стюардессе Кате, которая иногда проходила мимо нас, она в курсе не была. Я её просканировал и увидел, что все её мысли заняты нами. Она очень хотела попросить у нас автограф, но стеснялась это сделать. Я достал из сумки две наши уже подписанные фотографии и подозвал Катю, и та с удовольствием подошла ко мне.

— Примите от нас этот скромный презент, — сказал я шёпотом, чтобы не разбудить Солнышко, очень удивившейся девушке. — Вы же очень хотели получить от нас это?

— Да, а как вы угадали? — спросила у меня потрясённая Катя.

— «Я не волшебник, я только учусь», — ответил я цитатой из знаменитого кинофильма «Золушка». — Ну не спеть же вы меня хотели попросить.

— Большое вам спасибо. Я хотела вас спросить о вашей песне про нашу сотрудницу. Правда, что вы написали её прямо в самолёте?

— Абсолютная правда. Мы летели месяц назад в Лондон и я её написал, узнав, что стюардессу зовут Жанна. Она вам нравится?

— Очень. Мы её постоянно с подругами поём, когда в рейсе. Она нам удачу приносит.

— А хотите я и про вас тоже песню напишу?

— Шутите? Вот так сразу?

— Слушайте первые строчки куплета будущей песни.

И я напел ей слова песни Андрея Державина «Катя-Катерина»:

«Катя-Катерина, маков цвет,

Без тебя мне счастья в жизни нет.

В омут головою если не с тобою!»

— Ух ты, — воскликнула Катя восторженно. — А дальше?

— А дальше я прилечу в Москву и допишу её до конца, — ответил я и улыбнулся девушке.

— Катя, он обязательно допишет, раз обещал, — вмешалась в наш разговор проснувшаяся Солнышко. — Только фамилию вашу ему сообщите, чтобы на радио её на всю страну объявили.

— Семёнова. Екатерина Олеговна Семёнова. Спасибо вам огромное за это. А вы, Светлана, простите, пожалуйста, что я вас разбудила.

— Ничего страшного, я уже не спала, а просто лежала.

— Катя, а можно с вами tête-à-tête поговорить?

— Хорошо. Мы можем переговорить рядом с дверью в кабину пилотов. Нам там никто не помешает.

— Солнышко, я на две минуты. Мне надо задать лишь один вопрос Кате, — сказал я своей невесте и по моему лицу она поняла, что вопрос непраздный, а очень серьёзный. Хотя до революции слово «непраздна» в отношении к женщине имело совсем другое значение.

Пока мы с Катей общались, мне удалось просканировать подсознание командира экипажа и я понял, откуда возникло на борту это ощущение тревоги. Его никто не ощущал, кроме меня. Тревога исходила именно от командира. Он обнаружил с помощью показаний стрелки манометра, что давление масла во втором двигателе незначительно упала. Он ничего пока не сказал второму пилоту, но к некоторым неутешительным выводам уже пришёл. И ничего хорошего в этих выводах не было. Я увидел схему, по которой масло поступает в двигатель и решил самостоятельно просканировать этот второй двигатель. А вот и причина. Трубка разболталась и дала течь.

В этой ситуации двигатель могло заклинить в любой момент и на борту случился бы пожар. Поэтому необходимо было сообщить капитану об этом и чтобы он в ближайшие пять-семь минут отключил этот двигатель. До Нью-Йорка мы на трёх двигателях уже не дотянем, придётся делать вынужденную посадку в Гандере. Ну вот, не хотела Солнышко лететь с промежуточной посадкой в Канаде, а придётся.

— Катя, — обратился я к девушке и продолжил серьезным тоном, — мне необходимо срочно переговорить с командиром без свидетелей.

— Но нам не разрешается беспокоить командира без серьёзной на то причины, — ответила она удивленно.

Я достал своё удостоверение кандидата в члены Политбюро, показал его ей и спросил:

— А так?

Она удивилась ещё больше, но кивнула, дав понять, что людям с такими удостоверениями можно многое. Она повернулась к двери в кабину пилотов и постучала кодированным сигналом. А потом крикнула, что это она. Дверь изнутри щелкнула и Катя прошла внутрь. Через секунд тридцать вышел пилот высокого роста с седыми волосами и обратился ко мне:

— Андрей Юрьевич, я являюсь командиром воздушного судна. Если вы по вопросу своего оружия, то я могу его вам выдать только на земле.

— Нет, Вениамин Петрович, я не об этом. Катя, мы тут переговорим немного о своём?

Катя посмотрела на командира и тот кивнул, что всё нормально и она может пройти к пассажирам.

— Откуда вы узнали, как меня зовут? — спросил капитан.

— От туда же, откуда я знаю, что у вас проблемы с уровнем масла, — ответил я и жёстко посмотрел ему в глаза.

— А откуда… Понятно. Можно мне посмотреть на ваше удостоверение.

— Пожалуйста, — ответил я, опять достав свою ксиву.

— Теперь я слушаю вас внимательно.

— Вы вовремя обратили внимание стрелку манометра, которая ушла вниз, но не критично, и думаете в правильном направлении. Через пять минут двигатель заклинит и начнется пожар. На вопросы типа «откуда вы знаете?» я отвечать не имею права.

— Вы меня очень удивили. Что вы ещё можете сказать?

— Вы правильно подумали, что его пора выключать, не дожидаясь красного мигания лампочки.

— Было такое, скрывать не стану.

— А через три минуты стрелка температуры второго двигателя подскочит и вы поймёте, что медлить больше нельзя.

— Ваше предложение.

— На трёх двигателях мы до Нью-Йорка не дотянем. Значит, садиться необходимо в Гандере. Кто у вас хорошо разбирается в двигателях?

— Я неплохо.

— Вот и отлично. О том, что мы сейчас обсуждали, никому не слова. Теперь ваша главная задача будет посадить самолёт в аэропорту на острове Ньюфаундленд. Длины посадочной полосы хватит?

— Она там три километра, но с одним неработающим двигателем садится будет трудно. Должно хватить, но впритык. Раз один двигать при посадке работать не будет, у него реверс «переложится» и тормозной путь увеличится.

— Пока никому из пассажиров не сообщайте о возникших на борту проблемах. Перед началом снижения сообщите по ВС о плохих метеоусловиях над Нью-Йорком и что из-за этого мы совершим вынужденную посадку в Гандере. Всё, время истекло. Удачи. Как сядем, я к вам подойду.