Враг мой, любовь моя (СИ) - "Лайа Дало". Страница 18
Еще один короткий шаг и Нгун протягивает руку сквозь плетение, чтобы прикоснуться кристаллом к моей морде. Жду, жду до последнего, и когда он уже уверился в победе делаю две вещи одновременно — слизываю кристалл быстрым движением языка и тут же оборачиваюсь в изначальную форму.
Расчет оказался верен — справа от меня был большой валун, уж не знаю из какого минерала, но явно способного сдержать Сеть. Нгун ругается сквозь зубы, пытается что-то быстро сплести, но опаздывает, безнадежно опаздывает — возле меня оказывается мой Проводник, притягивает меня ближе, и мы вместе сигаем в открывшуюся воронку Портала.
Напоследок успеваю показать средний палец Цаде, уж не знаю, поймет ли он жест, но мне абсолютно все равно.
[1] Ругательство, довольно грубое и неприличное (хаоский).
ГЛАВА 12. Кубик-рубик. Аэль
Синие глаза. Невозможно синие. Нет, не просто синие, индиго. Такие же глубокие, как летнее небо ближе к ночи. Сребристыми звездами вспыхивают искры, и кажется, что это языки призрачного пламени на поверхности темного солнца. Два темных солнца, что прожигают меня насквозь. Почему он так смотрит? Почему я ТАК смотрю? Он же меня ненавидит, презирает, а я… Мне… Ах, Бездна!
Падая в воронку Портала, Лаит успел сориентироваться и перевернутся, так чтобы я оказалась лежащей сверху. На твердом, сильном, насквозь мужском и… возбуждающем теле. Его руки все еще держат меня за пояс, и вместо того, чтобы отпустить, он притягивает ближе, вдавливая в себя, как раз там, где это касание такое лишнее. Такое нужное. Хочется, до боли в груди хочется, чтобы он провел рукой выше, чтобы зарылся ладонью в волосы, пригнул мою голову ниже. Приоткрытые розовые губы манят, а адреналин в крови все еще требует выхода, и я уже ничего не контролирую, склоняюсь ближе, еще ближе…
Лаит сдавленно стонет, а чертов куб упирается в бедро. Я все же его не потеряла! Всю романтику вмиг выдувает из моей дурной башки, и я вскакиваю на ноги, а Лаит продолжает лежать в высокой траве и смотреть снизу вверх, и будь я проклята, если в этом взгляде есть что-то кроме голода, кроме острой потребности сорвать с меня кше. Через силу отворачиваюсь и наконец выдыхаю.
Что, Бездна меня забери, со мной? Я думаю ТАК о Лаите? И в тоже время перед внутренним взором нет-нет, да встает образ Кхая? Испорченная девчонка. Я зажмурилась, прогоняя навязчивые мысли прочь и опомнилась лишь почувствовав за спиной его присутствие. На секунду захотелось сделать шаг назад, упасть на него, проверить — поймает или нет? Вместо этого я отступила, развернулась и показала куб, лежащий на ладони.
— Я его не потеряла, он каким-то чудом оказался в складках кше.
— В курсе. Он жжется, — ответил Лаит потирая бедро.
Взгляд сам устремился к его паху, ох ты черт, он… Ладно, не будем об этом. Адреналин, во всем виноват адреналин.
— Вижу и ты не остался без трофея, — кивнула я на книгу, валяющуюся в траве.
— Да, захватил с собой, раз уж была возможность.
— «Звезда Равновесия»?
— Нет, ты же слышала — ту книгу нам не найти, это нечто иное, — Лаит замолчал, а потом сквозь зубы выдавил: — Кхай посоветовал кое-что посмотреть.
В ответ на мой вопросительный взгляд Лаит протянул мне добычу. На темной, пошарпанной обложке значился всего один символ, хорошо знакомая закорючка.
— Рам?
— Можешь это прочитать? — приподнял одну бровь Лаит.
— Вроде бы. Рам — значит «знание»?
— Все верно. Это словарь с древнего хаоского, кладезь знаний.
— Слова так важны?
Лаит пристально посмотрел на меня:
— Как там в Библии твоего убогого мира — «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог».
— Ты знаешь священное писание моего «убогого» мира? — не смогла не поддеть его я.
— Это не ваше писание, а наглый плагиат.
— Со «Звезды Равновесия»?
Лаит мотнул головой:
— Книг Хаоса. Сейчас можно найти лишь обрывки древних писаний. Например, Книга Генезиса — любимое произведение религиозных фанатов Первозданного.
— И здесь процветает религия? Здесь, где близость к Бездне не требует доказательств и разъяснения?!
Отчего-то известие о том, что и в этом мире есть «святоши», «священные писания» показалось мне диким, чуть ли не ересью. Почему это так неправильно? Почему я уверена, что возвышать смысл какой-то книженции, сколь древней и мудрой бы она не была, это страшное преступление против истинной веры?
Лаит усмехнулся:
— Разделяю твое негодование, но ничего с этим поделать не могу. Первозданное уже давно превратилось из Земли Обетованной в страшную клоаку, собравшую все отходы бесконечных вселенных. И как тут без церквей, религии и великих иерархов? Хаоситы вырождаются, скатываются в слепое поклонение непонятно кому.
— Когда есть лишь один бог.
— Святоши сейчас бы добавили «и имя ему Хаос».
Я яростно затрясла головой:
— Отец, он просто Отец. Не Хаос, не Бог, не Всевышний — он наш Отец, и ему совсем не требуется поклонение, дурацкие ритуалы, он хочет другого…
Я замолчала, обрывая сама себя. Откуда я могу знать, чего хочет Отец? Откуда-то пришла мысль, что я никогда этого толком не понимала, и в этом моя основная проблема, то, за что я была когда-то наказана. Наказана?!
Черный мрамор алтаря, такой гладкий под пальцами, такой холодный. Надо мной стоит ОНА, древняя, всемогущая, опасная и непостижимая. Она из тех, кто никогда не рождался. Я почти уверена, что она старше самого времени. На ней лишь нижняя часть кше, без нагрудника, черные волосы, заплетенные в сотни тонких косичек, целомудренно прикрывают соски, никаких украшений, кроме браслета-сакэша[1] и вязи татуировок, украшающей плечи и спину.
Реш'А’Ллос, Божественная Паучиха, та, которой в миллионах миров поклоняются, восхваляют под немного другим именем, столь грозном, что одно его звучание повергает в ужас. Она так давно прядет свою паутину, что никто уже не помнит иных времен.
Аллос, моя сестра по Дому.
Моя убийца.
Только ей дано совершить невозможное — убить другую такую как она, ту, что никогда не рождалась. Тонко взвизгивает сакэш, раскрываются его «зубы», три блестящих, смертельных иглы. Она подносит его к моему горлу, но замирает, не двигаясь, не дыша. Так и хочется заорать «чего же ты медлишь, все уже решено!». Но я молчу, покорно лежу на жертвенном алтаре, хотя могла бы разметать их всех в пыль. Так нужно, это мое наказание, мое искупление…
Одинокая кровавая слеза скатывается по алебастровой коже Аллос, она зажмуривается и клинки разрезают горло обжигающим холодом…
— Аэль, что с тобой? Аэль! — Лаит схватил меня за плечи и тряс, пытаясь вернуть убежавшее в прошлое сознание. — Что случилось?
— Ничего, все хорошо, просто привиделось.
— Память?
— Да. Одно… неприятное воспоминание, — я вырвалась из цепких рук моего Проводника, обняла себя, пытаясь прогнать озноб от трех ледяных клинков.
Поверх моих ладоней легли его, он притянул меня ближе, спиной, склонился к самому уху и прошептал:
— Расскажи, станет легче, я помогу.
Поможет? Чем? Когда-то меня убила богиня, на алтаре, как какое-то животное! Не просто богиня, нет, но моя сестра по Дому! Этого не могло произойти, но картинки видения были такими отчетливыми, что не возникало никаких сомнений — так было, Аллос привела наказание в исполнение. За что?! Что я натворила? Почему на меня подняла руку та, что никогда, ни за что бы этого не сделала?! Хочу ли я знать? Должен ли знать Лаит? Особенно, учитывая, что он и так меня презирает и ненавидит, а тут оказывается, что и в собственном Доме я была нежеланным… элементом.
Меня продолжало трясти, и Лаит обнял крепче, окуная в тепло своих рук, от чего спина невольно расслабилась, а веки закрылись. Так хочется поверить хоть кому-то… Хоть на кого-то опереться, позволить встать рядом, позволить помочь.