Греховные тайны - Хейз Мэри-Роуз. Страница 3

Есть кое-что такое, о чем вы все должны знать.

«Слишком поздно, — подумала Изабель. — Ты уже не можешь сказать мне ничего нового».

Она позвонила Арран в Сан-Франциско и оставила сообщение на автоответчике. Когда Арран работала — писала очередной роман, — она до пяти вечера не снимала трубку.

Потом Изабель попыталась связаться с Кристиан.

В последнее время ни она, ни Арран не могли дозвониться до средней сестры. Изредка та звонила им из каких-нибудь отдаленных мест с экзотическими названиями.

Год назад Кристиан внезапно оставила блестящее общество светских бездельников, готовых в любую минуту сесть в самолет и мчаться за развлечениями на другой конец света. Исчезновение Кристиан произошло за день до ее свадьбы с Сэмом Старком — миллиардером, многообещающим яхтсменом, победителем многочисленных гонок, надеявшимся завоевать кубок Америки. Кристиан исчезла, оставив Сэму лишь короткую записку с вежливыми сожалениями. Вместе с запиской в конверт был вложен обручальный перстень с огромным бриллиантом, подаренный ей Старком. Кристиан покинула блестящее светское общество ради полуцыганской бродячей жизни на корабле с неизвестным и загадочным человеком по имени Лудо Корей, и с тех пор ни Изабель, ни Арран не видели сестру. Они ничего не знали о Лудо, за исключением того, что Кристиан в него безумно влюблена и счастлива от этого.

Теперь Изабель оставила для сестры сообщение в каком-то спортивном клубе в западной части Пуэрто-Рико. Она передала сообщение человеку, с трудом говорившему по-английски и, судя по голосу, пьяному вдрызг.

О Кристиан, Кристиан, думала Изабель, что же ты сделала со своей жизнью! Она все больше укреплялась в мысли, что сестра связалась с каким-нибудь торговцем наркотиками. «А что же еще можно предположить?» — не раз с тревогой спрашивала она Арран.

Но сейчас Изабель решительно прогнала эти мысли.

Она вновь стала холодной и практичной. Позвонила своему агенту, занимавшемуся путешествиями, и попросила заказать билет первого класса до Лондона и номер-люкс в отеле «Дорчестер». Потом вернулась к работе.

Оставшаяся часть дня прошла очень продуктивно.

Она почти без проблем закончила свою сцену, затем просмотрела вместе с режиссером отснятый за день материал.

Вернувшись домой, Изабель дала указания прислуге на время своего отсутствия, пообещала француженке-гувернантке отпуск, как только вернется из Англии, и сказала близнецам, что на этот раз не сможет взять их с собой. После чего начались долгие, утомительные споры.

К вечеру в ответ на ее сообщение позвонила Кристиан. Она, видимо, была потрясена новостью. Еще через полчаса последовал звонок от Арран, которая казалась такой же отстраненной и равнодушной, как и сама Изабель, когда утром разговаривала с матерью. Однако, к величайшему облегчению Изабель, обе сестры в конце концов согласились поехать в Лондон. Как здорово будет снова увидеть их. Прошло столько времени, столько изменилось в их жизни…

Только когда Изабель упаковывала чемодан, до нее наконец дошел смысл случившегося. Она выложила одежду на кровать и неожиданно поняла, что не может решить, какие вещи взять с собой. Она бессмысленно глядела на разбросанную одежду, непроизвольно сотрясаясь всем телом.

Джордж Уинтер умер. Ее отец мертв.

Инстинктивно она потянулась к фотографии в массивной золотой рамке, стоявшей на ночном столике.

В трудные минуты она всегда служила ей поддержкой, вселяла чувство уверенности. Как напоминание о том, что она не одна на свете. На фотографии три сестренки Уинтер в возрасте семи, девяти и десяти лет, чисто вымытые и причесанные, смущенно позировали на фоне большого универсального магазина. Подарок отцу ко дню рождения. Изабель — с черными кудряшками, голубыми глазами, розовыми щечками и потешными ямочками.

Кристиан — слишком рослая для своего возраста, стесняющаяся своего роста, больших рук и ног. Арран — с широко раскрытыми глазами, выглядывающими из-под прямой челки. Один носок на ноге спущен. Мама так расстраивалась из-за этого носка. Говорила, что он портит всю фотографию.

Изабель нашла эту фотографию в мусорном ведре под раковиной, куда ее выкинул отец. Она достала ее, разгладила и с тех пор берегла, как драгоценность. Она всегда любила эту фотографию. Гораздо больше, чем все последующие снимки знаменитых сестер Уинтер в журнале «Люди». Там их лица благополучно скрывались за профессиональными улыбками.

Что же означает для них троих смерть отца? Для нее самой, в частности? И что теперь будет?

Она наконец поняла, как погиб Джордж Уинтер.

Нахлынувшее чувство не было горем. Ранняя любовь Изабель к отцу, так же как и сменившая ее впоследствии ненависть, давно изжили себя. Все перегорело. Не испытывала она и сочувствия. В любом случае смерть для Джорджа Уинтера была избавлением.

Не было и потрясения. Известие это не явилось столь уж неожиданным. Можно лишь удивляться, что он протянул так долго. Чувство, которое она сейчас испытывала, было не чем иным, как внезапным и сокрушительным страхом.

Сильная, волевая, здравомыслящая и прагматичная Изабель никогда в жизни не ощущала такого ужаса.

Глава 2

Кристиан Уинтер-Петрочелли сидела рядом с Лудо Кореем за столиком ресторана, в западной части Пуэрто-Рико, в шести милях к югу от Маягуэса. Ресторан нельзя было назвать шикарным, поэтому американские туристы сюда не ходили. Яркие флуоресцентные лампы, линолеум на полу, пластмассовые столики, и на каждом — пластиковый цветок в банке из-под пива. Сейчас ресторан переполняли пуэрто-риканские семьи — папы, мамы, бабушки, дети и даже младенцы. Шум стоял невероятный. Все кругом кричали. Радиоприемник надрывался в бравурной музыке. Однако кормили здесь отлично, а цены были по меньшей мере втрое ниже, чем в шикарных ресторанах по соседству, обслуживавших туристов.

Кристиан и Лудо ели жаренную в масле свежую рыбу корифену с чесноком и пили пиво «Корона». Столик стоял у окна, обращенного к океану, точнее, к проливу Мона. Гладкая бледно-лиловая поверхность воды с редкими мягкими волнами местами отливала ярко-красным под розовым закатным небом. Вдалеке, у самой линии горизонта, там, где сейчас заходило кроваво-красное солнце, виднелись острые пики гор Доминиканской Республики.

Кристиан думала о том, что никогда в жизни не была так счастлива. Две минуты назад Лудо пообещал, что определенно завяжет, что больше не будет этих рискованных поездок и что пришло время начать безопасный чартерный бизнес. При его связях в больших отелях, при том что у них есть две яхты — вторую водил его друг Мигель — они могут начать бизнес хоть сейчас.

— В конце концов, я ведь не молодею, — говорил Лудо. — Пора подумать о постоянной работе, о доме, ну и все такое.

Кристиан откинула густые каштановые волосы с гладкого загорелого лба. Пытливо взглянула на Лудо, не решаясь поверить.

— Ты это серьезно?! Действительно серьезно?

Он кивнул:

— Да. Время пришло.

Лицо Кристиан озарилось улыбкой, глаза сверкнули золотом.

— О, Лудо! Это чудесно!

Она вспомнила длинные одинокие дни и еще более одинокие бессонные ночи, проведенные в ожидании, в опасениях за его жизнь. Он никогда не рассказывал, куда едет или что собирается делать. Просто исчезал, испарялся, как дымка над Карибским морем. В такие периоды он как бы надевал на себя другую кожу — становился латиноамериканцом. Перекрашивал густые светлые волосы в черный цвет, снова начинал говорить на том трущобном испанском языке, к которому привык в детстве. Все это — в особенности испанский язык — настолько меняло его, что Кристиан с трудом узнавала своего Лудо.

Изменялись даже черты лица, фигура, походка — другие мышцы вступали в игру. Он казался более худощавым, более напряженным. И более опасным. Лудо Корей больше не существовал. Его место занимал Лудовико Гименес — так назвали его тридцать восемь лет назад. Лудовико Гименес носил оружие.

Кристиан никогда не спрашивала, куда он отправляется и зачем. Она не хотела об этом знать. Из какого-то необъяснимого суеверия она считала, что, если начнет задавать вопросы, это будет означать конец для них обоих.