Сапфир. Сердце зверя (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 9

Ведь не было же?..

Я бы хотела обсудить случившееся и поговорить с Нилом, но возможности мне не дали, когда он рявкнул злобно:

- Все по машинам! Время вышло!

Прикусив губу, я послушно зашагала за остальными мужчинами в полном напряженном молчании, понимая, что сейчас совершенно не время пытаться что-то выяснить, потому что Нил определенно был рассержен настолько, что на его скулах ходили желваки, словно мужчина из последних сил сдерживал в себе крики и ругательства.

Я не помнила его в таком состоянии, и это мне совершенно не нравилось, учитывая, что Нил всегда был рядом с нашей семьей вот уже как тринадцать лет, сохраняя спокойствие и собранность в любой даже самой сложной ситуации.

Молча и не глядя в глаза, он посадил меня в машину на прежнее место, захлопывая дверцу, и нервно отмахиваясь от слов одного из парней, который приглушенно обратился к своему разгневанному начальнику:

-…а этот?

- Никуда он не денется!

Я пыталась понять, что происходит, крутя головой и стараясь рассмотреть кто в какую машину садился, ощущая, как отчего то холодеют мои руки, потому что этого громилу и хама так и не увидела.

Нил оставил его здесь одного?!..

2 глава.

Да, я была зла.

Да, я была совершенно обескуражена наглостью и вероломством.

Но, черт побери, это совершенно не спасало меня от мук переживаний за того, кого я не знала.

Наверное, его в принципе было бы лучше никогда не знать и уж тем более не видеть, потому что вопреки здравому смыслу, гордости и чувству вины перед Нилом, я не могла перестать думать о том, что все просто взяли и уехали.

Конечно, вы скажите, что этот тип был в состоянии отыскать спокойно обратную дорогу.

Думаю, если он просто выйдет на трассу, то любая встречная машина отвезет его в нужном направлении, а уж если водителем будет женщина, то увезет даже если ей самой будет не по пути! Но все равно раз за разом терзала свой мобильный телефон, проклиная горы и равнины, где мы двигались сейчас по проложенному заранее маршруту, и где вот уже пару часов не было никакой связи.

Как на зло молчали и парни из охраны, что сидели на переднем сидении, каждый погрузившись в свои мысли, когда мне нестерпимо хотелось, чтобы они просто поделились своим мнением о происходящем и, вероятней всего, подтвердили некоторые мои мысли.

Я несколько раз демонстративно натягивала на себя наушники, даже якобы что-то подпевала, но результата это не принесло. Мужчины продолжали упрямо и хмуро молчать.

Мы должны были ехать всю ночь до следующей остановки, если я хорошо знала Нила и его расчеты в передвижениях.

Обычно самый большой привал был под утро, когда еще было темно.

Мужчины спали по очереди группами по несколько часов: пока первая группа спала – вторая занималась охраной и наблюдением, затем они менялись.

Во все предыдущие подобные поездки я засыпала сразу, как только мы выезжали из города окольными путями и спала спокойно всю ночь на заднем сидении, просыпаясь лишь потому что машина останавливалась на привал, но не покидая ее, чтобы не мешать мужчинам, и снова спала.

Теперь же я не могла сомкнуть глаз.

Не могла перестать думать.

О нём.

Чувствуя себя каким-то хомячком в клетке, который истерично бегал по своему колесу, надеясь, что это дорога к светлому будущему и где-то впереди будет ее конец. Я не представляла, чем себя занять, в конце концов подтянув рюкзак со скупыми принадлежностями, достав свой блокнот для рисования и остро наточенный карандаш.

Нарисовать бы его карикатурой!

Убогим, низким горбуном с бородавкой на носу и топором вместо детородного органа, который волочился бы за ним по земле, в буквальном смысле вспахивая ее! Это было бы в самый раз за то, что он говорил и как себя вел!

Когда я рисовала, то полностью и целиком уходила в себя.

Я начала рисовать в тот момент, когда родители решили жить отдельно, и мы с братом остались с папой, поначалу надеясь на то, что они помирятся, а мы снова станем семьей. Пусть не идеальной и с большими проблемами, но все-таки будем вместе.

Тогда я рисовала нас всех месте.

Рисовала то, о чем мечтала искренне и по-детски наивно, вкладывая в свои рисунки все эмоции, которые переживала в душе, выводя старательно красками нас с братом на пикнике и с большим арбузом, а родителей в обнимку и счастливых.

Позже я поняла, что к сожалению это не работает, и мои мечты не исполняются после того, как я их нарисую, зато таким образом я со временем научилась бороться со своими чувствами, выплескивая их излишки на бумаге, чтобы было легче дышать.

Уже учась в институте, я прочитала статью, в которой рассказывалось о том, что иконописцы, от молитв и воздержания в еде буквально входили в своеобразный транс, рисуя изображения святых, не помня в тот момент ничего и ни на что, не реагируя, отчего затем иконы часто называли нерукотворными.

 Иногда мне казалось, что я впадаю в подобное состояние, когда, начиная рисовать, настолько погружаюсь в какую-то иную реальность и собственные ощущения, что часто не замечаю ничего вокруг себя часами, проживая иную жизнь и иные эмоции в том, что я рисовала.

Вот и сейчас несмотря на полный душевный раздрай и желание отомстить нахалу за то, что унизил меня перед мужчинами, а Нила выставил пустым местом, я погружалась в совершенно иную реальность, где не было монотонного гула мощного двигателя, пролетающей мимо бронированных окон ночи и мужчин, которые выполняли свою работу, заключающуюся в обеспечении моей безопасности.

Я погружалась в чистоту линий и невинность белоснежного листа, почти шелкового на ощупь, где рождался мой новый мир, сотканный из моих переживаний и ощущений настолько острых, как кончик наточенного карандаша, что способен проткнуть кожу своим острием.

Это был мой транс.

Мой маленький экстаз, куда я могла погрузиться, не обращая внимания ни на что вокруг, и главное никому не мешая, даже если второй отрезок нашего пути был преодолен, и все машины остановились в укрытии кромки леса, чтобы мужчины смогли размять онемевшие от и напряжения тела.

Снова захлопали дверцы черных машин и послышались голоса снаружи, к которым я уже не прислушивалась, зная, что им лучше не мешать.

Это хорошо, что все были заняты своей работой, и никто сейчас не мог видеть, чем именно я занималась.

Ох, папа точно не был бы доволен мной!

Но что было поделать, если листочки и цветочки не шли ни в какое сравнение с тем, что я видела?

Боже, это тело и глаза!

Я рисовала его, задыхаясь от эмоций, которые душили меня!

Я сама себе напоминала наркоманку, которую порвет от ломки, если я не сделаю этого прямо сейчас!

Кусая тонкий карандаш обветренными губами, оттого что постоянно прикусывала их, мои пальцы подрагивали от совершенства линий, которые струились по бумаге, давая мне то, что было далеким и недоступным.

…я словно могла прикасаться к нему кончиками пальцев, рисуя на белом листе.

Эти плечи. Эту грудь. Мощный торс. Длинные ноги.

Каждую тугую венку на его руках, каждую смоляно-черную волосинку, каждый кубик пресса и даже шрамы на груди, которые рассекали идеальную светлую кожу, словно удар молнии, расходясь лучиками в разные стороны, совершено не симметрично.

Во мне не было жажды сильнее, чем запечатлеть его только для себя, даже если его образ стоял в моей голове так четко, что я словно ощущала аромат его тела, даже сидя в машине.

- У меня нет родинки на бедре.

Я не просто вздрогнула.

Я дернулась всем телом от неожиданности, тут же сломав острый кончик карандаша, который до этого порхал по бумаге, при этом сломав и свой мозг за единую секунду!

Как он оказался здесь?!..

Разве зря я волновалась и переживала, что мы оставили новенького в полном одиночестве на месте первой стоянки, безуспешно названивая Нилу, чтобы выяснить всё досконально не только об этом человеке, но и ситуации в целом?

Но как бы я не пыталась придумать хоть что-то логичное, вывод был только один – вероятно, у этого наглеца и чертова красавца было собственное средство передвижение, на котором он гонял, не завися от машин охраны.