Прекрасный новый мир (СИ) - "Alex Levin". Страница 10
На этот раз в сознание меня привели шлепки по щекам. Увидев, что я наконец-то очнулся и сфокусировал на нем взгляд, незнакомый мне военный стал укоризненно качать головой:
– Вот, что ты за дурень такой. Сказал же тебе – не более двух глотков, а ты всю фляжку до дна вылакал. Ты же кони мог двинуть! Хорошо еще, что в ней меньше половины оставалось. Ты и так уже в кваза превратился, а теперь, что, смерти ищешь? Ты меня вообще слышишь, понимаешь, о чем я говорю?
Я киваю головой – сначала утвердительно, а затем отрицательно. Понимать-то я его хорошо понимаю, но кто такой кваз и как я в него смог превратиться? Он ухмыляется в ответ:
– А-а-а, ты меня слышишь, все понимаешь, но не врубился в то, что твориться с тобой и вокруг… Кстати, почему ты все время молчишь, тебе что в тюряге язык отрезали?
Открываю рот, показываю наличие языка, затем показываю рукой на горло и недоуменно пожимаю плечами. Делаю попытку что-то сказать, но из моего горла вырываются одни только хрипы.
– Понятно все с тобой, споровое голодание зашло так далеко, что, видимо, ты стал обращаться в зараженного, а при обращении речевой аппарат всегда первым отказывает. Ты не переживай, я все тебе объясню и расскажу. Ты уж прости, что не сдержался и бить тебя начал, – он указывает рукой на лежащее рядом мертвое тело.
– Меня зовут Лось, моего напарника – Апостол. Мы с ним проходили мимо, остановились собрать хабар с разорванного под твоим окном охранника. Апостол тебя сенсором засек, удивился, что до сих пор живой иммунный с такой светлой кармой сидит в камере барака для пожизненных заключенных. Побежал тебя спасать, и вот, непонятно почему, теперь лежит мертвый. Да еще не просто труп, а иссохшая мумия. Я сначала подумал, что это ты его прибил, поэтому не сдержался и рассвирепел. Даже чуть не убил тебя, а когда немного успокоился и рассмотрел тело, то теперь уже не уверен, что это твоих рук дело.
Не знаю, как ты смог провернуть такое – на его теле нет следов насилия, да и нечем тебе его убить было. Самое вероятное – даром прибить, но как? Допустим, вызрело у тебя некое убойное умение Улья, но спонтанная активация дара только на внешнюю угрозу срабатывает, а ты не только ничего вокруг не видел, а подыхал от спорового голодания, лежал без чувств, пуская слюни и гадя под себя.
Он замолчал, задумавшись.
Слушаю я, слушаю Лося, столько новой информации, но ни фига не понятно. Запомнилось, что этого былинного богатыря не Добрыней кличут, а Лосем, что ему подходит не хуже. Покойника звали Апостолом, а я на самом деле чуть ласты не склеил, от неизвестного мне спорового голодания. Может он оговорился и хотел сказать спорового отравления, но грибами нас в колонии вроде не кормили. А что за дары такие, которыми человека убить можно?
– Ничего не понимаю, я в Улье не новичок, но с таким никогда не сталкивался… Ладно, давай выбираться отсюда. Апостол хотел тебя спасти, исполню последнее желание напарника, да и новичкам, кем бы они не были, в Улье помогать принято, – глядя мне в глаза, сказал Лось.
– Проясним только один момент для начала. Это я снял со стены возле двери твоей камеры, – он показал мне бумажку и стал читать.
– Семин Виктор Николаевич, 58 года рождения, осужден на пожизненное заключение по статье 105 ч.2а и 105 ч.2е. Это про тебя? – спросил он.
Опуская глаза в пол, утвердительно киваю. Какой смысл скрывать? Хотел бы этот Лось меня убить, давно бы так и сделал за смерть друга. Не важно виноват я в этом или нет.
– 2а знаю – это убийство двух и более человек, а 2е – это особо жестоким способом что ли? Ты что террорист что ли?
Отрицательно машу головой. Не знаю, как ему без слов объяснить, что 2е – это не особо жестокий, а особо опасный способ убийства.
– А зачем пошел убивать? – спрашивает меня Лось.
Надо отвечать. В голову приходит только один способ. Попробую, может, поймет? Касаюсь пальцами своего глаза и указываю той же рукой на его глаза, затем повторяю этот же жест, заменив глаз на зубы.
– Око за око, зуб за зуб, – догадывается Лось – Мстил, что ли?
Утвердительно киваю головой.
– Тогда понятно, почему Апостол увидел, что у тебя карма светлая. Улей оценивает наши грехи не по людским законам, а по своим. Раз карма у тебя поле переноса осталась светлой, значит, твое решение было верным, и те, кого ты убил, заслуживали смерти. Отомстить-то хоть получилось?
– Нет, – жестом отвечаю ему я.
– Ничего, бывает. Ты идти сможешь? Попробуй встать, – с сомнением во взгляде просит меня Лось.
Пытаюсь подняться. Ничего не выходит. Руки могу слегка поднять, головой шевелить получается, но слабость такая сильная, что больше ничего не выходит.
– Тебе обязательно надо будет поесть. И сделаю я тебе, пожалуй, раствор гороха, а то тащить на себе всю дорогу твою тощую тушку мне не улыбается. Так, ты пока полежи тут, а я скоро вернусь. Здесь безопасно, этаж зачищен. Принесу тебе одежду, сменим твою камеру на место получше и займемся твоей реанимацией. Да, еще надо не забыть тебя окрестить. Сегодняшний день потратим на подготовку, а завтра с утра двинем. Задерживаться тут долго нельзя, кластер сверхбыстрый, скоро снова пойдет на перезагрузку.
Он легко поднял на руки мертвое тело Апостола и вышел с ним из камеры. От нечего делать прислушиваюсь к своему самочувствию. Вроде все в норме. Голова не болит. Мысли, зрение и слух тоже в порядке. При упоминании Лосем про еду, в животе отозвалось привычное человеческое чувство голода. Говорить не могу, но вижу, что Лося этот момент совсем не пугает. Может, речь восстановится со временем? Напрягают только непонятки, постоянно проскальзывающие в речи Лося. Какой-то иммунитет, какие-то зараженные, дары (он, что фанат Гарри Поттера?), карма, Улей, еще непонятные крестины добавились… Нафига, я же и так крещеный? Вспомнилось зачем-то, как в восьмом классе, будучи уже комсомольцем, удивился, узнав о том, что родители, когда я был еще совсем маленьким, втайне отвезли меня в церковь и окрестили. «А, может, я продолжаю бредить?» – слишком все необычно выглядит. Наверно, стоит дождаться обещанного моим спасителем объяснения. Есть и еще какое-то неявное беспокойство – будто зуд в голове от того, что кажется, что забыл что-то очень важное, но не помнишь что именно, и никак не можешь заставить себя вспомнить.
Пока я пребывал в этих раздумьях, Лось еще раз появился, заглянул в мою камеру и снова ушел. Его шаги гулко отзывались в пустом коридоре, поэтому я и заметил, что он приходил. Во второй раз он долго отсутствовал, я даже беспокоиться начал. Что ни говори, а он – моя единственная надежда на спасение, не говоря уже об информации, что за херня здесь творится. Вернулся Лось примерно через час и принес тюремное одеяло.
– Грязный ты, придется тебя помыть, – сказал он.
– Я приготовил тебе ванну, мыло, мочалку. Сейчас заверну тебя в это одеяло и отнесу. Горячей воды нет, потерпишь. Банные процедуры будут в воде комнатной температуры, потом одену тебя в чистое.
Я согласно кивнул. Несло от меня знатно, любой бомж обзавидуется. Одевать новую одежду на грязное тело не комильфо. Надеюсь, он меня потом не в тюремную робу обрядит? Спокойно дал Лосю себя спеленать, пробовал помочь, но не получилось ничего путного. Блин, я слабый, беспомощный и жалкий, как столетний дедушка. Противно, но приходится терпеть. Почему он мне помогает? Из-за того, что новичкам следует помогать? С чего это я вдруг новичком стал, и что за суеверия такие, что надо обязательно помочь? Бред какой-то. Я бы ни за что на свете не стал вытаскивать и, тем более, спасать смертника, подобного мне. Прошел бы мимо камеры и все. А может, тут дело в другом? Может, он нарочно из себя добренького изображает, а на самом деле все, что его интересует – это разобраться, почему погиб его напарник? Как его там звали – Апостол, кажется? Если выяснится, что в его смерти я каким-то боком виноват, как бы бредово не выглядело это предположение, Лось грохнет меня, забыв о том, что сам же и спас. Или простит? Надо держать с ним ухо востро, и ничего о себе больше не рассказывать. Это даже неплохо, что я говорить не могу, так бы точно ляпнул что-то не то и проболтался. Я же ни черта не знаю, что за странные дела тут творятся! И что за странные у этой парочки погоняла, почему не нормальные имена?