Наша Империя Добра, или Письмо самодержцу российскому - Хелемендик Сергей. Страница 8

Русская вера в царя-батюшку есть оружие страшной силы, действие которого испытывали на себе супостаты веками и, Бог даст, скоро испытают снова. Об эту веру с традиционной неизбежностью разбивались нашествия супостатов на Святую Матушку Русь – так невысокие невские волны уже триста лет подряд разбиваются о гранит Петропавловской крепости.

Русский человек, с одной стороны, стихийный анархист и власть, особенно чужую, люто ненавидит. Но вот перед царем-батюшкой всегда склонял и склоняет голову. Не по какому-то логическому убеждению, а искренне, от души.

О русских можно сказать, что это люди без царя в голове, но с царем в душе. Ибо только люди с царем в душе способны написать такие слова:

«Боже, царя храни,
Сильный, державный,
Царь православный,
Царствуй на славу!»

Меня удивляли и возмущали споры о том, каким должен быть гимн «демократической России». То, что в конечном итоге вернулись к величественной мелодии гимна СССР, не самый худший итог этих споров, хотя единственные не казенные слова обновленной версии гимна СССР «Славься страна, мы гордимся тобой!» есть лишь слабый отголосок великого гимна Империи.

Интересно, что в спорах звучало и предложение сделать гимном хор из оперы Мусоргского «Князь Игорь», в котором, кроме много другого важного, было сказано:

«Врагов, посягнувших на край родной,
Рази беспощадно могучей рукой!»

Предложение было достойное, но споры о гимне России вели между собой либеральные совки, насшибавшие демократических фраз, как пенок с дерьма. Разить врагов могучей рукой либеральные совки не хотели – и здоровая идея сделать «Славься!» новым гимном была затерта. Надеюсь, не навсегда.

Пока у русских нет царя – «Славься!» в качестве гимна может быть достойным вариантом. Но я уверен, Россия и русские рано или позно все равно вернутся к «Боже, царя храни» как самому совершенному воплощению идеи русской государственности.

Вернемся к русской вере в доброго царя, которая есть по сути своей вера в божественное происхождение власти, и зададим вопрос: может ли быть народ сильнее и подготовленнее к Войне за Выживание, чем тот, который действительно верит в то, что его вождь – помазанник Божий и его хранит Бог? Не болтает об этом, а верит и ведет себя в соответствии с этой верой.

«Да кто же в это сегодня верит?» – спросят скептики.

«Все верят, все несут эту веру в своей душе, но не находят для нее слов», – отвечу я.

Русская вера в доброго царя есть причина победы СССР во Второй мировой войне. Есть основа всех свершений советской эпохи. Есть, наконец, единственное объяснение того, почему перестройка стала реальностью. Ибо какие бы коварные планы ни вынашивали супостаты, каких бы агентов влияния они ни воспитывали, перестройки бы не было, если бы русские люди не поверили в то, Горбачев, а затем Ельцин – добрые цари.

Нас сегодня бесконечно вводят в заблуждение многие новые слова-суррогаты, которыми в советское время заменялось понятие доброго царя. От Родины-матери до советского народа, вечного строителя царства светлого будущего.

Но если бы за этими суррогатными словами не было веры в царя, Советская империя никогда не стала бы сверхдержавой, перед которой расслабившиеся сегодня янки трепетали десятки лет. И будут снова трепетать, твари дрожащие.

Вера в царя есть духовное оружие русских как цивилизации, и оружию этому могут завидовать многие и многие народы. Эта вера, к сожалению, была не понята русскими дворянами, заразившимися всевозможным «-измами» раньше, чем им стало доступно понимание значения России в мире.

Как показала история, русские дворяне верили в царя меньше, чем дикие и неграмотные мужики, отчего и случился этот конфуз – мужики под руководством каких-то странных комиссаров, говоривших по-русски с жмеринским акцентом, разгромили офицерские полки потомственных воинов-аристократов. Аристократия оказалась с душком, как, впрочем, во всех остальных странах Европы от Англии по Польшу. Русское дворянство было самым молодым в Европе и погибло в числе последних.

Почему мужики разгромили юнкеров и кадетов? Потому что мужики действительно в царя верили, но вот имя царя было не Николай, а Ленин. А юнкера уже за много лет до Гражданской войны предали сильного державного царя на произвол кучке думских болтунов. И когда горстка приехавших издалека авантюристов-большевиков начала вдруг брать власть в столице великой Империи, юнкера сидели по ресторанам в Петербурге и праздновали свое предательство – революция освобождала их от необходимости вернуться на фронт и воевать с немцами.

И хотя либерализм был свойственен лишь части бюрократии Российской империи, именно эта либеральная часть предала идею царя и открыла двери революции. Замечательно, что самым большим либералом оказался сам русский царь.

Николаю Второму было достаточно одного решительного слова, чтобы патриотическая часть русской знати сплотилась вокруг него и каленым железом выжгла крамолу. Но Николай был продуктом либеральной эпохи и примерным мужем, нежно любящим свою жену – немецкую принцессу, почему-то решившую, что ей дано править Россией.

Русская вера в царя есть великий исторический феномен, который в таком виде, в котором он существует сегодня в России, уникален и до сих пор не назван. Эта вера есть неиссякаемый источник сильной власти.

В отличие от многих других народов сегодняшние русские мало знакомы с иерархией как принципом организации общества. В России этот принцип осуществляется с большими трудностями и его заменяет единоначалие в лице царя.

Иерархия в России не прижилась отчасти потому, что слишком тяжелый у русских людей характер, слишком любят они поднимать иерархов в лучшем случае на смех, а чаще на вилы. Но главная причина в другом – бескрайность и безграничность России вынуждала и вынуждает осуществлять единоначалие любого, кто пытается установить власть на этих безграничных пространствах. То есть любой русский начальник, будь он помещик, воевода или атаман, всегда и везде вел себя как самодержец, над единоличной властью которого есть только царь.

Вера в царя в России никогда не умирала, она как детская игрушка ванька-встанька, которая, как ее ни валяй, знает только одно положение в пространстве. То есть стоит вверх головой, хотя и может бесконечно долго качаться.

С каждым годом я все больше удивляюсь тому, что русские не понимают своей силы и могущества, связанных с еще живущей в них верой в доброго царя. Потому что веру эту большинство собратьев по христанской цивилизации по той или иной причине утратило.

Европейцы уже давно не верят ни в какого царя, при этом все меньше верят в демократию как идею выборной власти.

Это значит только одно – европейцы в принципе не понимают, что такое власть, и живут в мире иллюзий в том духе, что выборную власть можно бесконечно менять, улучшать, реформировать, стоит только напитаться новыми идеями и выбрать новых политиков. И выбирают, и бесконечно спорят в своих парламентах. А Европа тем временем деградирует и вымирает так быстро, что через тридцать-сорок лет бороться за власть в Европе будут уже турки с курдами, и главными аргументами в этой борьбе будут не слова, а оружие.

Европейцы забывают, что такое власть, и забывание это симптом неизлечимой болезни.

Опасность иллюзий на тему всемогущества демократии покажет самое ближайшее будущее. Европейская демократия в ее нынешнем исполнении зашла в тупик и доживает свои последние годы.

Оторвавшиеся от собственной истории европейцы забыли самое простое и самое главное, что непосредственно касается демократического выбора в том виде, в котором он сформировался в Греции, Риме и у многих других народов.

Дело в том, что народы эти всё время воевали и на демократических выборах в Афинах, Спарте, Риме или на Новгородском вече воины выбирали вождями воинов. И за плохой выбор вождя избиратели платили своими жизнями и жизнями своих близких. Поэтому выбирали тщательно. Нет так, как английские женщины и большая группа нестандартных английских мужчин выбрали премьера Блэра за то, что он «секси».